Глава третья

Я добралась до пятницы. Назрел вопрос: а дальше? Почему не найдется цель? Где мой смысл? «Стараться. Вырываться из трясины. Худеть…» После пятницы будет суббота, когда мы пойдем гулять в парк, как обещала недавно мама. Прогулка – это отлично! Дело даже не в уставших от монотонности глазах или напряженной спине. Я просто хотела. Нет ничего плохого в том, чтобы побродить с семьей. Правда, Петька наверняка будет убегать и гонять несчастных голубей. А я подвигаюсь, пока буду его ловить. Я буду быстрой и стремительной. Местами – даже ловкой. Я буду активна. Буду жива. В конце концов я не виновата в том, что город и родной дом вынуждают меня быть… тучкой. А после недавнего наблюдения своих крупных ног в замызганном зеркале – кучкой. Главное, что не гнилых фруктов – я всего-навсего девочка. Пока что.

Солнце заглянуло. Открыла глаза. Потянулась без улыбки. Блики играли на шторе, неловко прокрадываясь в наш зал, как будто боялись побеспокоить меня и поэтому ждали в нерешительности. Мы спали вместе, но было тихо – никто не сопел и не хрюкал, давясь слюной. Спать нужно уметь, и делать это аккуратно – тоже. Я соскользнула на пол из-под одеяла и наступила на плед, который валялся около дивана. Отправилась в ванную взглянуть на свое отражение свежим утренним глазом. Я обнаружила щеки – красные и с контуром. Вспомнила девочек и девушек – у них не так. Чуть приподнялась на носочки. Мой живот широкий. Нужно не так. «Придется с чего-то начинать. Но с чего?»

Я уже давно решила, что в моей беде виновата мама и ее жареные котлеты. Виноват также и город, что нещадно льет на меня дожди и туманную сырость. Виноват, ко всему прочему, и Петька – он маленький, и к тому же – мальчик. Ему точно не надо беспокоиться о фигуре. И о весе. Кстати, о весе! Не припомню, чтобы у нас дома когда-либо имелись весы. Они никому не нужны – все мы счастливые люди. Кроме меня. До этого момента.

Горячие слезы начали было собираться где-то внизу глаз и готовиться к выходу в свободное течение, но я попыталась сдержаться. «Линда, ты сильная. Ты сильна, как никогда прежде. Сейчас у тебя есть цель. Небольшая такая цель, но главное, что она есть. Ты приведешь себя в порядок, чтобы чувствовать себя спокойно и не ловить косые взгляды. Жаль, что придется сделать это одной. Ты сейчас не можешь ничего изменить вокруг, так что попробуй сделать это изнутри. Поменяй себя. Стань как девочки. И как взрослые. Пора взрослеть. Начни контролировать себя. Делай через «нехочу». Начни делать сегодня. Сегодня суббота, тринадцатое сентября. Самое время. Не ошибешься», – я твердо пообещала себе начать путь к новой себе. А там, глядишь, и тучи расступятся, и туман рассеется, и Петька подрастет. Может быть, родители купят квартиру получше и попросторнее. Или я просто стану меньше.

Я вернулась на диван и накрылась теплым и пахнущим всей нашей кожей одеялом. Никто не шелохнулся – по утрам субботы всегда так. Вдруг кто-то схватил меня за руку и утащил…

…Это был поток, словно какой-то волшебник со всей силы нажал на рубильник и потянул меня сквозь само время. Меня уносит, я не против. Новое – это всегда здорово. Не возражаю.

Мне три годика. Мы с мамой стоим в кабинете старого кирпичного здания, а надо мной нависает жуткого вида тетенька в белом. Я догадалась не сразу – это мы получаем первую справку в садик. На маленькой мне надето симпатичное розовое платьице в горошек, серые колготки и белые кроссовки на двух липучках. Я твердо держу маму за руку и побаиваюсь тетеньку. Потом слышу, как эта самая тетенька говорит что-то про мое чудесное розовое платьице в горошек! Что оно, дескать «жмет и сдавливает мне живот», но от этого я не умру страшной смертью. Жуткая тетенька просит маму не давать мне конфеты. И пряники. И крендельки. И сушки. И мармелад. Иначе «будет привычка». Мне все это надоело. Ну его, этот живот!

Лечу дальше. Мне семь лет. Я сижу за первой партой и испуганно смотрю на мою первую учительницу, а голову мне при этом щекочет нелепо развязавшийся белый бант. Рядом со мной сидит хилый мальчик. Сейчас я его имя не вспомню, но вел себя не так чтобы хорошо: тыкал в мою руку карандашом и шептал «корова, корова, коро-оова». Я оглядела класс и поняла, что на самом деле немного выделялась – все первоклашки были ниже и худее. «Тут мы дети. Нам все равно на это».

Теперь мне одиннадцать. Мама запихнула меня в какой-то кружок танцев. Справлялась я неплохо, но черный купальник трещал по швам. Я боялась, как бы он не лопнул. На шпагат я тогда не села, хотя у всех остальных получилось. «Но они давно занимаются, а я только пришла. Успею еще научиться. Не вечер». Тренер не ругалась, а просто натянула нагловатую улыбочку. Что бы это значило?

Вот мне и пятнадцать. Бегаю на физкультуре. Одноклассницы посмеиваются надо мной. И я решаю худеть. Немного. Правда, я еще не решила, как.

Я вернулась. Снова под одеялом. Снова повеяло жаром от мирно спящих рядом мамы с папой и брата.

– Так, подъем! Сегодня идем в парк! – скомандовал папа, не успела я и оглянуться. Хороший будет денек! И я это без сарказма – можно ненадолго прогнать проблемы. Повеселиться на горке, к примеру… Тут я мигом вспомнила, что нет ничего невозможного в том, чтобы я эту самую горку проломила. Так не годится! Нужно бы придумать что-то другое. Можно покататься на карусели. Ой, нет, не то! Там дети маленькие. Мало ли, испугаются. Или засмеют. Не знаю даже, что из этого хуже. Сегодня только один день. Потом будет лучше. Похудею и будет лучше. Но я ошиблась. Пока еще не знаю, в чем именно.

Мне не было весело гулять. Я семенила за Петькой, чтобы не дать ему упасть или сбежать от нас. День был солнечным, небо – чисто голубым. Искры света слепили глаза, и я подумала, что неплохо было бы немного их ослабить. Скажем, попросить солнце накинуть шаль и тем самым смягчить свое сияние. «Послушайте, господин солнце, будьте добры немного прикрыться, ваши лучи причиняют мне дискомфорт. Конечно, если это вас не затруднит», – мысленно проговорила себя, стараясь как можно яснее представить себе каждый слог. Ничего не произошло, да я не на что и не надеялась. Просто хотела поверить в такое чудо. «Линда, как же так? Ты же хотела, чтобы тучи удалились и на смену им выглянуло солнце. Чего же ты хочешь?» Так и верно – чего я хочу?

Петька сидел на качели и посмеивался, а папа оттягивал его назад и круто отпускал, так что братец стрелой летел вперед, а потом его грустно уносило назад. Папе приходилось повторять манипуляции. Рядышком бегали малыши. Подростков, таких как я, нигде не было видно. «Наверное, гуляют друг с другом парами подальше отсюда». Что же я делаю здесь? Я тоже не маленький ребенок, чтобы гулять по площадкам. «А если главное – не качели, а компания?». Не имеет значения! Завтра я все сделаю, как следует. Начну жить, как когда-то хотела. Пока еще кто-нибудь не обозвал меня «Булочкой» или «Теленочком». Завтра после школы я куплю весы.

Прогулка дошла до завершения безрадостно. Мама купила нам всем по рожку с мороженым – в парке оно всегда дорогое и маленькое по сравнению с обычным из супермаркета. Петька начал откусывать шоколадный кончик на конце, чем вызвал и мое, и родительское негодование.

– Смотри, течет! – строго повысила голос я.

– Иди сюда, сейчас найду салфетки, – мама спокойно открыла рюкзак и нашла пачку салфеток – Петькины кроссовки не успели пострадать. Он только и успел, что измазать пальцы в растаявшей глазури. Ничего критичного. Зря я так резко сказала.

– Все чисто. Можем идти дальше, – заметила я, уже понизив голос. Хотелось загладить вину за предыдущую фразу.

Петька вертел в руках машинку, а мне было печально. Я уставилась на свой рожок с мороженым. Коричневая тонкая вафля, зеленый фисташковый шарик и пара орешков сверху. Неплохой вкус. Но мне вдруг захотелось сжать и раздавить этот несчастный рожок в ладони или, что еще лучше, со всей силы шлепнуть его на землю. Ко мне пришел гнев. Я стиснула зубы. Пыталась завыть, как дикий волк холодной ночью – мне этого не удалось. Потом вспомнилось, что я в парке – кругом люди. А люди, гуляющие и отдыхающие люди, поедающие хот-доги и гамбургеры – это общество. Это человеческое общество, где есть свои правила. Главное, что кричать сейчас не стоит – остальное и так понятно.

Бросить мороженое и размазать ногой. Злость, злость и ярость! Сдерживая досадные слезы, тремя большими укусами я прикончила несчастный фисташковый рожок, вытерла руки и продолжила шагать рядом с семьей, краем уха ловя какие-то слова родителей. При всем при этом я следила за братом. Настроение было на нуле. Во всем виноваты они! Они виноваты, что я страшная! Страшная я козочка… Так и поделом мне! Надо сдерживаться. Нечего есть сладости, хлеб и булки – от этого всегда толстеют. Общеизвестный факт.

Опять вспоминается яблоко, которое несколько дней назад упало рядом с мамой и тетей Ниной. Для чего оно нужно, это яблоко? Кажется, оно похоже на меня: сначала, на ветке, оно спелое, яркое и чистое – как и я сама в детстве. Потом оно налилось спелостью и от тяжести сорвалось вниз – теперь это предстоит и мне. В конце концов оно оказалось мерзкой лучей на асфальте и в то же приятной пищей для личинок, мух, слизняков и, конечно, червей. Прямо как я. Тогда я не знала, насколько больно будет падать и что вообще страшнее – сорваться или уже расплющиться? Плохое яблоко никому не нужно – оно и некрасивое, и пахнет ужасно. А я-то, наоборот, буду красивой и бодрой. Буду светиться. Так я тогда думала. Именно в тот день, в сентябрьскую субботу тринадцатого сентября, я стала яблоком. Отыскала червя. Точнее, это он нашел меня.

Домой после парка мы пришли под вечер. Ноги гудели – я все же много ходила и рада тому, что находилась вдоволь. Теперь нестрашно отдохнуть – я уже что-то сделала, что-то имею. Помнится, что десять или двенадцать тысяч шагов в день крайне необходимы для здоровья. Придется прикупить и браслет помимо весов – я же ответственная и буду следить за всем, за чем я могу. Я могу и сделаю. У меня есть задача. Я нашла что-то. Знала бы я, что в ту субботу стала яблоком… Да-да, самым настоящим – ярким и наливным. После стану грязной кляксой на земле. Но об этом потом.