Что-то заставило темную маленькую точку оставить дерево. Она приземлилась на человеческое тело. Сделала надрез и начала питаться сочившимся из раны жизненным соком. Темная маленькая точка не только брала, она и делилась с жертвой – своим вырабатываемым особым веществом. И неизвестно, какие последствия могли произойти при смешивании его с человеческой кровью…

1.

Люсьена подрабатывала уборщицей в школе. Ей нравилась эта работа. Приятно было ощущать свою значимость. В том числе, и направляясь в подсобное помещение за ведром, шваброй и вечно серой, – даже когда новая, – тряпкой.

Вода, весело журча, наполняла ведро. Женщина поднимала его легко и, не перед кем не красуясь, ровно, не сгибаясь, шла к кабинетам классов. Погружала тряпку в воду, крепко выжимала ее и бодро принималась за работу. А потом ставила собственные рекорды скорости, быстро вымывая пол в длинных коридорах школы.

Помимо осознания собственной значимости, в качестве еще одной приятной составляющей, являлась зарплата, стабильно приходившая каждый месяц на карточку. Да и вообще, в свои шестьдесят Люсьене нравилось чувствовать, что ее работа нужна кому-то, а сама она полна сил и может вести довольно активный образ жизни.

По этой же причине и работы на территории возле домика, в котором она жила, тоже были ей по душе. Женщина, конечно, ворчала: «Вот, на старости лет приходится самой огород копать… Зато помидоры-огурцы никуда от тебя не уедут – даже если очень сильно захотят…» Но высказывала недовольство она больше для вида и потому что умела говорить. В действительности ей очень нравилось выращивать самой фрукты-овощи. Вовремя покупать семена. Проращивать их на подоконнике. Вскакивать по ночам и поливать рассаду – так как забыла это сделать утром. В срок высаживать возле дома, копаться в земле. И, конечно же, пожинать плоды трудов своих.

В этот день она, отработав положенные часы в школе, отдыхала под яблоней в тени сада. Захватила из кухни кусочек свежего поклеванного хлеба, посыпанного солью. «Замечательный я себе устроила себе пикник на свежем воздухе», – думала женщина, удобно расположившись в соломенном кресле и запивая хлеб сладким ароматным чаем, настоянным на смородиновом листе.

Легкий укус, наподобие комариного, она почувствовала. Но особого значения ему не придала. Лишь несильно хлопнула себя по спине, немного выше левой лопатки. Через некоторое время, продолжая пить чай, провела рукой по тому же самому месту. И, – словно стараясь смахнуть чувство дискомфорта, – еще раз. Но неприятное ощущение осталось.

– Да что же там такое, – ворчливо произнесла она и начала, как могла, исследовать начавшее зудеть место. Место укуса было не очень хорошо видно. Повернув максимально голову влево, Люсьена все же смогла разглядеть маленькую черную точку. Поначалу ей показалось, что это просто родинка. Но пристально вглядевшись, заметила, что точка обладает тоненькими, словно волоски, ножками. Люсьена забеспокоилась.

– Привет, Лимиговна, – крикнула она маячившей в огороде соседнего домика полноватой женщине в длинной красной юбке и просторной, не стеснявшей движений, голубой рубахе. Своим странным отчеством она была обязана отцу родом из Китая. Тот, приехав однажды в командировку в чуждую всему его жизненному укладу Россию, оттуда быстро уехал. Однако успел оставить необычное отчество дочурке. Так, по крайней мере, рассказывала сама Лимиговна, которая на тему своей личной жизни говорила крайне мало и неохотно.

– Привет, Савельевна, – отвечала та, вытирая руки об выуженную из юбки широкую белую тряпку. Сомнительно чистые руки расположились на тупых клиньях невысокого забора, образуя прямую – от локтя до локтя.

– Посмотри, что у меня тут, слева, ниже плеча. Никак сама не могу разглядеть, – Люсьена максимально приблизилась к забору, подставляя плечо.

– Да тебе срочно в больницу нужно бежать, – отшатнулась от нее соседка. – Там у тебя кто-то сидит, вон и ножки его торчат, а голова ушла под кожу. Клещ, наверное, присосался.

У обеих женщин были телевизоры дома. Обе их практически не выключали. Быть в курсе всего, – от предсказаний племени майя до того, как с помощью огуречного сока наладить работу желудочно-кишечного тракта, – дамы считали своей прямой обязанностью. Поэтому обе прекрасно знали, что сейчас клещи активизировались и участились случаи заболеваний, передающихся с их укусом. Сами только недавно обсуждали эту тему. Лемиговна сразу напомнила соседке, как людей предостерегали от занятий самолечением и советовали обращаться за помощью к медикам.

– Да, да, – закивала и Люсьена. – Помню, говорили: «не нужно самим пытаться вытащить клеща. Это опасно».

– Правильно! Иначе можно разорвать его и оставить частицу под кожей, куда он уже проник. А это верный способ заразиться какой-нибудь гадостью. К тому же, врачи должны проверить – переносчик он болезней или нет, – проговорила Лимиговна, словно заученный урок. – Так что, живо в поликлинику!!

Женщины быстро попрощались. Дома Люсьена в момент собрала все необходимое. Документы в строжайшем порядке лежали в верхнем ящике комода. Для того, чтобы они всегда были под рукой, отводился день, предназначенный исключительно для наведения порядка. «Так, заросла…», – обычно говорила Люсьена, присаживаясь возле комода. От этого места порядок плавно распространялся на весь дом, превращаясь в капитальную уборку.

Через несколько минут женщина уже шла в поликлинику, а в ее очень вместительной женской сумочке свободно размещались все необходимые для приема документы.

Люсьена не доверяла врачам. Хотя, конечно, за свою жизнь ей не раз приходилось с ними сталкиваться. Она понимала, что врачи, как и люди, все разные. Но судьба всякий раз сводила ее с не очень хорошими людьми, освоившихся в этой профессии, что и накладывало отпечаток на восприятие всех медиков в целом. Поэтому каждый раз, встречаясь с людьми в белых халатах, Люсьена чувствовала себя загнанным в угол зверьком. Ощущала свою беспомощность и их могущество. В связи с чем, обращаться к врачам старалась крайне редко, когда совсем прижимало и уже не работало народное средство «ляг, поспи и все пройдет».

Был момент, когда однажды, застряв надолго в больнице, она пришла к выводу, что медики – это особые люди, составляющие своеобразное братство, чем-то напоминающее секту.

«Своя одежда, свой язык, а эти иероглифы, которые они выводят, когда пишут, – рассуждала она в полудреме от таблеток, – к тому же, в их руках наши жизни…» Этот вывод Люсьена скоро забыла, как забывала все, что было связано с медучреждениями, когда из них выписывалась. Но вспоминала всякий раз, когда снова сталкивалась с медиками.

Очень быстро женщина добралась до поликлиники. Огороженный черным решетчатым забором дом медучреждения, выкрашенный в темно-бордовый цвет, усилил тревожность. Чувство мерзости с налетом безысходности подкатило к горлу. Она постаралась выдохнуть его. Взялась за ручку двери. Решительно дернула. Дверь медленно поддалась. Поликлиника заглотила очередного посетителя.

2.

Ненавидела Люсьена в поликлиниках и длинные, подолгу застывающие на месте очереди. Первая, – в регистратуру, – встречала своих посетителей практически сразу, как только они закрывали за собой дверь.

Регистратура огородилась от визитеров стеной. Связь людей и медперсонала осуществлялась через небольшие окошки. В соответствии с их количеством, вошедшие делились на два лагеря. Новички, по наитию, примыкали к одному из хвостов очереди.

Люсьена встала в левую колонну, за женщиной в черном платье с изображением на нем больших серых пятен. По традиции, очередь двигалась очень медленно. Заскучав, Люсьена принялась разглядывать платье стоящей рядом особы, поражаясь, как можно надеть на себя столь мрачный балахон. «Какая-то нелепая тоска», – подумала Люсьена и перевела взгляд с платья. Но рядом стоявшие также не вселяли оптимизма и не отличались чем-то, веселящим взгляд. Женщина переводила взгляд с одной спины на другую – и сразу поняла, что это не менее увлекательное занятие. В какой-то момент люди показались ей одинаковыми. Они застыли, объединенные бесполезностью ожидания. «Роботы, – пронеслось в голове, – запрограммированная толпа». Продолжая рассматривать посетителей, она заметила, как перед окошками регистратуры люди кланяются. Почтенно сгибался каждый, кто становился первым в очереди. Вынуждала кланяться находившаяся под окнами, на уровне груди, небольшая щель. Узкая настолько, чтобы в нее смогла поместиться лишь протянутая рука с документами. В эту щель и старались говорить посетители клиники, непроизвольно кланяясь.

Женщина мысленно возмутилась: «да тут невозможно не поклониться! Кому это нужно, чтобы люди именно так начинали визит к врачам. Заблаговременно их уважали, почитали и благодарили. А еще в такой позе мы смиренны и доверчиво-беззащитны».

Люсьена размышляла над поклонами, одновременно наблюдая за мужчиной, стоявшим сейчас первым. Согнувшись, тот пытался рассказать, что его сюда привело. Визитер говорил в щель, то и дело сбиваясь под ощупывающим взглядом работницы регистратуры.

Наблюдая за скучным диалогом, Люсьена вдруг ощутила, как по очереди прошла волна. Возле окошка вдруг возникло лицо – человек в черной шляпе со страдальческим взглядом. Его тут же невзлюбили.

– Вы что это без очереди лезете? – напала на него чрезмерно бойкая особа. – А еще шляпу напялил! В помещениях снимают головные уборы!

– Да я уже стоял в очереди, – отбивалось лицо, моментально сняв шляпу и извиняющимся тоном бубнило объяснения: – Я уже и к врачу очередь прошел, но там вдруг выяснилось, что у него нет моей карточки, хотя должна была быть, раз здесь мне ее не дали. Врач без карточки меня принять отказался. Поэтому я сюда и вернулся…карточку взять…

Очередь ощетинилась. Видно было, что человек не врет. Но и пропускать его никто не хотел. Всем было плевать на объяснения. Главным стало всеобщее желание – не пропустить. К тому же, сейчас вторая работница регистратуры куда-то ушла и очередь практически не двигалась.

– Всем здесь нужно карточки взять! – рявкнул на лицо чей-то голос.

Почувствовав враждебность и не имя достаточно сил для противостояния, человек встал за Люсьеной. Она с сочувствием взглянула на него – лицо выражало покорность. Очередь успокоилась: подчинив своей воле, она моментально о нем забыла.

Через полчаса Люсьена продвинулась на целых два шага вперед. Незначительное продвижение. Зато с нового места было удобнее смотреть, что происходит по ту сторону пластикового окна. Воспользовавшись предоставленным развлечением, Люсьена стала наблюдать за работой медперсонала.

Оставшаяся одна регистраторша чувствовала себя неимоверно важной. «Она как королева в своем царстве, – сравнила женщина. – И поведение соответствующее. Презрительно-снисходительное по отношению к окружающим. А как медленно она все делает…»

Действительно, торопиться и делать свою работу в ускоренном темпе та явно не собиралась. «Где написано, что один работник должен работать за двоих?», – откровенно читалось в ее взгляде. И она бы произнесла эту фразу, осмелься кто затронуть сию скользкую тему. Движения и речь медработницы тоже подчинялись определенному ритуалу, который все здесь выполняли неукоснительно.

– Фамилия, место проживания? – слышала Люсьена как спрашивала та неимоверно усталым, даже в начале рабочего дня, голосом. Получив ответ на запрос, даже если человек продолжал говорить, она его уже не слушала. Медленно поднималась и шла вглубь кабинета, к многочисленным стеллажам. На полках стояли пухлые тетради. На разноцветных корешках синими чернилами были выведены фамилии пациентов. Над тетрадями торчали потемневшие картонки с прочерченными через трафарет буквами алфавита. Регистраторша, ориентируясь по этим знакам, подходила в определенное место. Цепкими пальцами выхватывала одну из множества тетрадей. Словно боясь расплескаться, медленно плыла с ней обратно.

Люсьена наблюдала за скучными действиями обеих сторон. По мере приближения к заветному окошку, начала волноваться. Это всегда происходило. Почему перед медработниками она вся внутренне сжималась и начинала что-то мямлить заискивающим голосом, она не знала. Видимо, подчиняясь тому же самому негласному закону, который воздействовал и на посетителей поликлиники. Она чувствовала, как все вокруг нее говорило: «согнись, молчи и уходи» – и ей действительно хотелось так поступить.

Окошко перед Люсьеной освободилось. Она шагнула вперед.

– Вот тут, слева, возле лопатки, у меня клещ, наверное, – пригибаясь к щели («и я тоже…»), залепетала она, приподнимая рукав кофты, чтобы показать проблемное место.

– Значит, вам в 001-ый кабинет, – изменила порядок слов работница регистратуры, и, бросив быстрый взгляд, резко пресекла действия Люсьены. – Не надо мне тут ничего показывать! Идите к врачу, там и показывайте! Сначала к терапевту, в 5-ый, а оттуда вас направят, куда нужно. – Далее пошло по схеме: – Фамилия, место проживания?..

Произнесенные Люсьеной фамилия и место проживания включили механизм. Он заработал. Женщина задвигалась. Пошла к стеллажам. Долго возилась возле одного из них. Переворошила, – сначала в одну сторону, потом в другую – стоявшие там тетрадки. Налаженный механизм дал сбой. Медработница обернулась, недоуменно подняв доведенные до цвета угольной черноты брови, крикнула с места:

– Когда вы у нас были?..

– Ой, давненько, наверное… – Люсьена стала мучительно вспоминать, когда же она действительно в последний раз здесь была. Но журнал посещений поликлиники она не вела. Поэтому ничего конкретно сказать не могла.

– В этом году были? – в голосе сотрудника послышались грозные нотки («приходят же такие, кто журнал посещений поликлиники не ведет…»)

– Нет, вроде бы, – запинаясь, отвечала Люсьена и зачем-то еще раз, поменяв местами слова, повторила то же самое: – Вроде бы, нет.

– Но я не нахожу вашей истории! – обвинял ее голос.

В нем Люсьене слышалась сталь. «Таким голосом можно резать. Или – зарезать. В зависимости, от ситуации. А сейчас она явно складывается не в мою пользу…» – пронеслось в голове, в то время как она уже пыталась хоть что-то сказать:

– Что же делать… куда же она подевалась-то, – бормотала женщина.

Не удосужив Люсьену и взглядом, медработница молча прошла к своему месту. Поравнявшись с ним, вдруг исчезла – нагнулась. Затем появилась – выпрямилась. Но уже с результатом фокуса, держа в руках маленькую табуретку. С ней снова последовала в сторону стеллажей. Но прошла мимо них. Поставила стульчик возле самого дальнего, стоявшего отдельно от всех, шкафа. На полке, располагавшейся выше роста медработницы, тоже находились тетради с фамилиями. Люсьене не видно было лица работника регистратуры, но она понимала, что оно сейчас явно не излучает доброту и человеколюбие.

Толстый палец медработницы водил по корешкам тетрадей. На нем желейным желтым светился огромный камень, заточенный в кольце. Этот ритуал Люсьена уже наблюдала: сначала палец двигается в одну сторону, потом, уже медленнее, в другую. Наконец, нужная тетрадка была выцеплена.

Брезгливо поджав ярко-малиновые губы, медработница попыталась слезть с табуретки. Расстояние до пола было небольшое. Но невысокой полноватой администраторше его оказалось достаточно – для проблемы. Она начала тянуть носок одной ноги вниз, стараясь нащупать пол.

В одной руке та продолжала сжимать тетрадку, другой держалась за шкаф. Но, видимо, встала на табурет она неудачно. Еще одно, – лишнее, – движение, табуретка накренилась и медработница, изменившись в лице, рухнула.

Очередь превратилась в глазастого наблюдателя. Стенка регистратуры теперь ограждала не только от людей, но и от помощи. Зараженные любопытством, все стояли и просто смотрели на лежащего медработника – облепив те самые пластиковые окошки.

Люсьена, наконец, сбросила вцепившееся и в нее оцепенение:

– Да тут же помощь нужна! Человек не двигается! – крикнула она, понимая, что сотрудница регистратуры потеряла сознание. Но, не найдя никакой поддержки со стороны наблюдателей, сама начала дергать ручку двери, которая вела в регистратуру. Закрыто.

Стоять и чего-то ждать было не в характере Люсьены. Она бросилась в коридор за помощью. Но кабинеты, находившиеся поблизости, как назло, тоже оказались заперты. Наконец, одна из дверей под стремительным напором распахнулась настежь и громко стукнулась о стену.

Внутри кабинета две женщины в белых обтягивающих халатах сидели друг напротив друга, лениво облокотившись на кресла. Две пары неизящных пальцев заключили в плен хрупкие чашечки. Судя по аромату, здесь пили кофе. Между женщинами – столик с блюдцами. Посредине столика, на серебряной фольге – черные квадратики шоколада. Одна из женщин поморщилась, увидев Люсьену. Другая, уловив это движение, растягивая гласные, прокричала:

– Закроойте двееерь! Вас что, стучаать не учиилии?! Что вы так врываааетесь!!

– Там женщина упала в регистратуре, – выдохнула Люсьена.

Недовольно переглянувшись, обе встали. Поставили чашки на блюдца. Бросив жадный взгляд на черные квадратики, нехотя переключились на Люсьену.

– Ну что там еще, – проворчала та, которая только что возмущалась. Следуя за Люсьеной, обе вышли из кабинета, пошатываясь на тонких, неустойчивых шпильках. С помощью подобного искусственного увеличителя роста они старались казаться выше и стройнее. Что не особо получалось.

Когда Люсьена с врачами подошла к регистратуре, оба окошка были облеплены любопытствующими. Звучали никчемные советы и восклицания.

– Что за привычка, запирать дверь, – прошипела одна из медиков. Как по волшебству, появились запасные ключи. Медработница злобно щелкнула замком. Женщины, в том числе и Люсьена, быстро вошли в помещение.