© Мария Олеговна Буркова, 2017

ISBN 978-5-4485-0933-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Тень экзекуции

Пролог

«Люби врагов своих, ненавидь врагов Христа и бей врагов Отечества».

Митрополит Московский Филарет.

– Да остановите же кто-нибудь этого русского джигита уже, он же из этого дага сейчас труп сделает! – донеслось до слуха наконец чьё-то циничное замечание.

– Рискни сам к нему подойти, а, умник? – усмехнулись в ответ. – Я вот не стану и тебе не советую, ха-ха!

Пашка неторопливо и методично продолжал работать ногами – разумеется, со своей чуть хмельной точки зрения… Он-то не сомневался в звериной живучести недавнего противника – и знал, что труп получится, если только это особо наглое ещё недавно совсем тело сейчас швырнуть в очень прохладную воду прямо с парковки – течение там уже сильное и сразу уходит на глубину, почти к фарватеру Её Полноводия. А оттого он сознательно старался хотя бы сломать противнику побольше рёбер – его неизменные казачки должны были помочь ему в этом, что, удивлены все опять, что у меня там под обычным костюмом-тройкой вместо модельных туфель, да? Ну то, что кастет – вещь нужная в кармане, вам всем доказал уже успешно ножичек этого молодого – факт, даже девятнадцати ещё нет чурке – вот и валяется сейчас на асфальте чуть в стороне от столика и поверженного тела.

Пашка краем глаза успешно видел, да и спиной прекрасно ощущал тотальное изумление коллег по корпоративу – что ж, теперь вы знаете, отчего я не автомобилист, как будто ни разу, верно? К чёрту, кабинетные штиблетники, только водку жрать и научились к тридцатке да в саунах уродин лапать. Всё ж потом на пьянку спишут, хотя внутри у патлатого замглавного архитектора города, что был ростом никак не ниже знаменитого Арни Щварценеггера и хоть и уступал прототипу в истинной мощности накачки мышц, уступал в их габаритах вовсе немного – а то, что костюм и рубаха успешно скрывали сей факт, была лишь заслуга портного – внутри у него плещется каких-то жалких пара бокалов коньяка, даже выше ста грамм они не дотягивают явно. Аппетит тоже ещё не успел разыграться толком – впрочем, после разминки с юным дагестанцем, едва не опрокинувшем столик, пожалуй, есть может и захотеться. Вечер, во всяком случае, сейчас сумерки вступили в свои неотъемлемые права и быстро ретируются прочь, приглашая, нет, притаскивая за собой мадам Ночь, этот инцидент испортить не должен – кроме разве что для не очень молодых мэрских кликуш, что, живя в порыве вселенской доброты слишком долго, в итоге пригласили мироздание продемонстрировать им, что не все люди – лапочки…

Телефон, наконец-то выпавший из кармана поверженного врага, Пашка зрелищно и очень педагогично раздавил каблуком. Потом пожалел, что свидетелей слишком много и нельзя будет сжечь вражьи документы с помощью зажигалки. Приятное занятие не прерывал, отказавшись про себя от мысли закурить в процессе – и без того коллеги явно в непритворном ужасе, и так инцидент не весёлый для них ни разу. Дождавшись наконец уже непритворной мольбы о пощаде, останавливаться не спешил, лупил нарочито молча, чтоб не складывалось ощущение, что он не то себя успокаивает, не то оправдывает свои действия.

Сирень пьянила ввечеру пряным запахом – здесь, на берегу огромного озера, лето наступало почти на месяц позже, чем в городе, и Пашка планировал по окончании банкета прогуляться по тёмным улочкам, чтоб подышать любимым со студенчества запахом. Или, если коньяка почему-то окажется слишком много – посвисать с подоконника в комнате, в которую доведётся попасть – где именно это будет, не всегда знаешь в начале вечера… Но текущее развлечение хоть и не портит настроения, но заставит сегодня не напиваться всласть – придётся контролировать всё и вся, в случае, если эта тварь могла вызвать кого-нибудь себе на выручку. Взгляд краем глаза на пресс-секретаря мэра – дамочка уже с лицом цвета мела, ага, и явно мечтает исчезнуть отсюда – ну, так и знал, что продаст с потрохами родную маму, спасибо за то, что заступился, можно не ждать… Что ж, зато приставать с обжиманцами не будет в будущем. Ладно, не отвлекаемся – после насмотримся на все выражения лиц, а сейчас выбиваем из этого тела способность ещё хныкать, и пожёстчё. Вот же выносливый гад попался, ну да ничего, кажется, он уже очень боится, а значит, работать осталось недолго, да и не мешает пока никто – нож напавшего так и красовался себе рядом на асфальте, старательно напоминая свидетелям, что его владелец предполагал совсем иное развитие событий. Голос за спиной пришлось услышать только ещё через несколько минут.

– Господи, да это же Челленджер собственной персоной! – еле слышно охнули томным сопрано и добавили уже командирским тоном начальницы вполголоса. – Ну так чего вы так испугались, дурочки, он знает, что делает. Не мешайте ему, нормально всё.

Пашка почувствовал себя бойцовым псом, на загривке которого дыбом стала шерсть – этого ещё не хватало, кто осмелился назвать его школьным прозвищем? Это было хоть и холодное, но настойчивое любопытство, да и приятный голос казался отчего-то знакомым. А тут ещё и спина ощутила приятную волну от этой дамы, без апломба и претензий, непривычно добрую и чистую, что ли. Интерес ли победил, надоело ли работать, или же просто приятная прохлада, которой настойчиво тянуло с широкой водной глади и ненавязчиво приглашало закончить – но Пашка сменил тактику, перейдя к ударам по голове поверженного врага, и вскоре оказался свободен, вырубив наконец того надолго. Затем с милой улыбкой обернулся к даме, желая рассмотреть, кого же принесло – она явно оставалась здесь, интересно, зачем на самом деле. Ага, так это ж старший администратор отеля, получается, не меньше – ей положено среагировать на случившееся, всё верно. И, похоже, я тоже её знаю откуда-то, надо напрячь память. Блондинка, эффектная, настоящая, ещё худощавая – ну, это пока ей около четвертака, после она станет такой сиреной, что голова закружится у каждого существа мужского рода, если он не нечто среднее между полами. Да и вообще, честно говоря, формы такие, что я бы хоть сейчас, ночка-то звёздная нынче… Так, а кто мне мешает, право? – вот намекнём, что выполнил работу охранника, и вперёд, кольца-то не видно, это хорошо заметно. Ого, можно отставить – как красиво рычит на этого типа секьюрити, стало быть, это он не советовал ко мне подходить, пока я был занят? Так, чуть вбок повернись, пока отдаёшь распоряжения, ага, волосы ниже середины спины – это хорошо, это правильно. И профиль что надо, ровненький, не то, что всё чаще уродства души обозначает старательно. Эх, какие ноги! Ладно, решено, как всегда, шансов у нас около семидесяти процентов, а может, и больше гораздо, учитывая обстоятельства, из-за которых она здесь. Ох, учуяла, что ли? Какое милое личико, ладно, потом вспомню, где видал, сейчас три-два на каблуках и пара шагов вперёд… тройка шагов.

– Павел Николаевич, большое Вам спасибо, Вы ведь у нас остановились нынче? – сказано достаточно тихо, чтоб у остальных повяли с досады уши, но и не слишком чопорно, чтоб заподозрить голимый официоз, так что, это маскировка интереса, да?

Вежливо и величаво киваем. Какие глубокие глаза, светлые, зелёные, что ли? И без этой распроклятой краски, как красиво, ресницы вот длинные, не приклеенные. Так, ещё шаг и полшага, стоит, не отстраняется, очень хорошо, дуры уже обычно здесь начинают бояться, хорошо, что это не про неё. Чего так глядим, а? Не понял восторга, бейджика тоже не увидел, как у администраторов положено, ладно… Неужто хозяйка сама?

– Вы меня не помните, Павел Николаевич, верно? – как спокойно разговаривает, хотя глазки-то уже запылали, брови у неё ровные, прямые, приятные, скажем так.

Что ж, киваем, теперь можно вообще бесстыже уставиться в упор под самым честным соусом. Пашка, конечно, не мог толком знать, что его яркие голубые очи уже полыхнули ясным ровным светом, тем самым, который просто не могли уже игнорировать кто угодно. Он чуть опустил подбородок, зная, что этого обычно вполне достаточно – иногда можно было даже ничего не говорить. Однако озабоченных дам это хоть и приводило в бешеный экстаз, их неуравновешенность в этот момент была заметна. Сейчас же этой волны он не ощущал – его просто очень рады видеть, вот и всё. Однако как раз приятно, комфортно как-то, ну, тогда ждём пояснений… А вы там все подавитесь с зависти, балбесы, никто не встал из вас…

– Это нормально, пять лет ведь прошло уже, – как ровно и мило она улыбается, ротик у неё жутко аппетитный, но я её правда не помню, значит, не из моих брошенок на одну ночь, а длинных приключений у меня тогда не было, чёрт возьми, кто это?! – Да и заняты Вы в тот день были очень, так что не страшно.

– Вы бы лучше имя сразу мне сказали, сударыня, – спокойно проронил мужчина великосветским тоном, едва заметно усмехаясь и небрежными жестами извлекая из карманов зажигалку и пачку сигарет, чтоб замаскировать для посторонних лёгкое указание взглядом в сторону, на долю секунды, которое означало «отойдём в сторону». – Этак быстрее будет.

– Пойдёмте, я заодно Вам покажу, где курить удобнее, – плавно кивнув головой, ответила женщина, как будто совершенно спокойно любуясь не то его крепкими скулами и подбородком, не то резким профилем и ладно сбитыми чертами в целом. – Можете звать меня Светлана Алексеевна, – и тронулась с места плывущим подиумным шагом, это ей вполне позволяли классические лодочки на шпильках.

Пашка ответил ухмылкой довольного хищника, который предвкушает славную перемену блюд из парного мяса, вежливо кивнул, но так, что его густые каштановые патлы, сливавшиеся в настоящую гриву к плечам, выгодно резко скинули чёлку к переносице, и столь же плавно двинулся следом. Он хотел, чтоб дама чуть понервничала, оказавшись к нему спиной – чай, нынче не средневековье какое-нибудь, наличие кавалера сзади скорее сильно напрягает, чем вселяет уверенность, что всё хорошо – да и поглазеть на то, что обтягивает юбка, всегда не лишнее. Сейчас обзором можно было вполне удовлетвориться, даже скользнув краем глаза, безупречный деловой костюм тёмно-синего цвета, разве что спереди там резкие претензии с формой отворотов и что-то поверх блузки из крупных камней в колье, шлифованного сердолика местные камнерезы в белый металл никогда не жалели, но ноги – любоваться можно долго. И будет большой глупостью не подержаться за них в самом ближайшем времени, конечно – Пашка уже беззастенчиво представил, как расположит эти ноги у себя на талии, и с удовольствием потянул плечи, вдыхая поглубже.

Пожалуй, кастет сейчас можно и убрать в карман брюк – местность была фактически безлюдной, отчего-то желающих бродить у ограждения прибрежной дамбы сейчас не было вовсе, наверное, их отпугивала бегущая вода, смотревшаяся сейчас совсем чёрной. Сумерки здесь длились очень недолго, не то от сильной прозрачности воздуха над гигантской водяной линзой, каковых немного найдётся похожих на планете, не то от того, что горизонт всё же был обрезан активным высокогорьем по всем сторонам, и прибрежный посёлок Сосновка сам натужно вжимался в пару падей мелких речек, истово наползая огородами и беседками на склоны сопок. Хотя Старосибирск был всего в часе пути на лёгковом авто по шоссе, менталитет городских гуляк и дачников ещё не окончательно победил здесь дух непоправимо обнищавшей в двадцатом веке сибирской деревушки, и первые кучковались на своих окультуренных площадках, шумно и не очень веселясь, а вторые уже завалились спать, чтоб с рассветом начать текущие дела от грядок до рыбалки. Одинокая пара неторопливо удалялась прочь от шумящего ресторанчика отеля, что расположился на асфальте широкой многофункциональной части дамбы – она в разное время могла служить и причалом для речных судов, и парковкой в дни повальных праздников угасающей державы, и рынком в бархатный сезон. На этот сезон ресторанчик захватил часть этой богатой площади и вальяжно расположился там с мебелью, кованой местными умельцами, шедевры коих днём продавались забугорным туристам по цене, втрое завышенной, нежели в салонах городского центра. Но ужасные перила из толстых кое-как сваренных труб эпохи развитого социалистического безумия никому в голову не приходило менять на что-либо симпатичное, ибо они были вмурованы в бетон при постройке. Кроме того, на них было удобно заваливаться грудью ради наблюдения за текущей прозрачной водой в светлое время суток, и для непринуждённой беседы – в тёмное.

Заметив, что они удалились на приличное расстояние, почти к краю ограждения, и их уже не видно из ресторана, Пашка поступил подобным образом – опираясь спиной на эти трубки, жутко похожие на растолстевшие поручни старых трамваев, смачно затянулся сигаретой, чуть тряхнул головой, чтоб высунувшаяся из-за туч луна чуть оттенила как его развесёлый оскал, так и заиграла на волнах волос. Затем нарочито независимо, но с конкретным интересом продолжил глядеть на спутницу – в студенческие годы, проделав всё это, было достаточно согнуть колено и чуть поджать ногу, и охотница до жёстких ласк находилась в течение трёх минут…

Эта же дама снисходительно улыбнулась ему, будто пытаясь молча дать понять, что сигнал распознан и не вызывает протеста, но сейчас всего лишь приятная пауза. Всё выглядело так, словно она хотела спокойно рассмотреть старого знакомого, пока он курит. Итак, молчание придётся нарушить самому, жаль, но ладно…

– Откуда Вы знаете, как меня звали в школе, Светлана Алексеевна? – лениво потягиваясь и закладывая локти за голову, поинтересовался Пашка. – Это было уже слишком давно…

– Я же училась на три класса младше, Павел Николаевич, – просияла та, чуть склонив голову, но, не сокращая те три шажка на каблучках, что служили сейчас церемониальной дистанцией – тут и прыжка толкового не нужно, но обычно тихони об этом не думают, а зря… – Вы как-то раз за меня заступились, когда уже в десятом классе были.

– Напомните, – с неожиданной для себя учтивостью попросил Пашка, отчего-то успокаиваясь и не испытывая пока намерения демонстрировать повадки чокнутого от желания. – Школа решительно ничего хорошего мне не оставила из воспоминаний, хоть одно будет тогда.

– Я тоже знаю ту ужасную историю с директорской дочкой и бандой с района, – чуть смутившись, кивнула молодая женщина и потупилась. – Но это случилось чуть раньше, по весне. У меня дагестанец из класса старше отобрал шоколадку, а Вы его проучили хорошенько.

Пашка тихо зарычал, помотал головой и снова смолк.

– Не помню всё же, жаль. Везёт мне на эту мразь, оказывается.

– Я Вам ещё на последнем звонке букет подносила, – слишком ровным голосом, чтоб можно было поверить, что она и впрямь спокойна, продолжала собеседница. – С начинкой… Пашка резко выпрямился, не столько для того, чтоб встать ровно, сколько для того, чтоб сократить расстояние таким маневром и повернее посмотреть в глаза неузнанной знакомой:

– И что в нём было?! – он навис над женской фигурой уже столь заметно, что игнорировать это – значит, сознательно нарушать всякую видимость приличий, но та не двинулась с места.

– «Сникерс» и сердечко из красного бисера, – тем же невозмутимым тоном проговорила молодая женщина, подняв голову и спокойно выдерживая его колючий взгляд, но без всякого негатива.

– Так, – сочно обронил Пашка, потирая кулаком правой руки лоб – левой он держал сигарету, – вот откуда, значит, он выпал, ладно ещё, что я не выбросил этот веник сразу за забором… Да съел я его, съел, – поспешил заверить он, увидев уже слишком распахнутые ресницы совсем рядом со своими. – Тогда «Сникерсами» не бросались. А сердечко вот такое было? – весело поинтересовался он, показывая растопыренными указательным и большими пальцами размер, и, дождавшись смущённого кивка, тихо рассмеялся. – Ну, спасибо, нечего сказать, его у меня мать нашла и закатила истерику, а я знать не знаю, что это и откуда… Оно, видать, упало уже в комнате и укатилось под портфель, я и не заметил даже.