© Мария Олеговна Буркова, 2018

ISBN 978-5-4485-0207-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

За дорогой видно край,

А за краем – ад и рай.

Говорят: «Умри, но сделай!» – сделай, но не умирай!

Алькор. «Дорожная».

Сначала вроде бы стало легче – прекратилась боль. Райнхард встал, прошёл по помещению, обернулся. Его тело лежало себе на постели, а вокруг стояли все, кого он вызвал или не прогнал. Он слышал, что сказала его императрица, и посмотрел на её лицо. Эта единственная слеза… Ему снова стало больно, как будто от укола в грудь. Как же она будет одна, без него, с ребёнком, да ещё на троне? Зачем он потащился на этот распроклятый Хайнессен и дальше, украв у неё последнее время с ним? Сколько ночей он недодал ей даже то время, что им удалось понять друг друга, сколько раз он не позвонил ей с борта «Брунгильды», лишний раз не улыбнулся? Репутация, разборки с республиканцами – кому всё это нужно? Всё сам, а она теперь – делай вместо него… Биттенфельд был прав, когда вывез его из пожара, устроенного уже мёртвым Рубинским – как ни обидно это признавать. И обидно оставлять всех – просил, стало быть, Миттельмайера остаться живым, а сам… Райнхард утешал себя раньше, мол, все справятся, взрослые, взрослее его на самом деле – но сейчас совсем не было сил смотреть на эти лица, он и не догадывался даже, сколько боли причинил им своим презрением к смерти. А может быть, он был неправ, что согласился? Может, надо было ещё поваляться, потянуть время? Ради них всех – нет, я уже не могу на это смотреть, это невыносимо. Когда-то я считал, что не нужен никому, и у меня есть только два человека, которым я не безразличен – какой же я был дурак…

Он отвернулся и пошёл прочь, сам не зная, куда его несёт. Он чувствовал, что плачет – хотя сейчас, конечно, слёзы не могли падать из глаз и даже застилать свет. Райнхард столько раз представлял себе встречу с Кирхайсом, но сейчас страшился даже мысли об этом – как сказать ему, что сестра осталась там? И кто, как не Император, должен был о ней заботиться – выдать замуж, кстати говоря? Нет, нас интересовало, как перещеголять в тактике хитромордого инфантила Яна, вот и вся забава, как у детишек в песочнице… Так заигрался, что не заметил, как сам сломался – и вот теперь люди, которых он повёл за собой и бросил, обречены страдать по его вине. Разве не он потащил в свои игры Кирхайса, который потакал ему из вежливости? И сколько ещё блестящих людей отдали свои жизни ради его игры, вообще-то? Что бы там не говорили, а императором он был плохим – не больно-то интересовало его на деле, чем живёт его империя, а исполнять обязанности он просто привык, как всякий дисциплинированный солдафон. И уж как он привык сваливать неподъёмное на свиту – сам даже не заметил того. И эти… ошибки от дурости. Зачем назначил Трюнихта снова на Хайнессен, чтоб тот выжал последние силы из Ройенталя? Да и того выставил вон, делай, мол, что мне не под силу – он был старше, оттого и сломался страшнее. Что он скажет, кстати, об этом Кирхайсу – помнится, они втроём спасали сестру в его отсутствие, когда Флегель подставил маркизу как главную вдохновительницу убийства, а ведь дело-то всего лишь было в его, Райнхарда, неосторожных словах и манерах.

Пустота, какой-то сумрак. Хотелось свернуться в комок и рыдать – ничего такого при жизни он себе не позволял, мало ли, увидит кто. Вернуться назад не было возможности, идти вперёд – не было сил от душившего стыда. При жизни ему всегда помогали в такие минуты – сначала сестра, потом Кирхайс, потом Оберштайн, Хильда, Эмиль. Он воспринимал это как должное, не думая, чего это каждому стоило. Он предпочитал думать, что уйди он из их жизни – всё будет тихо и спокойно, и все избавятся от хлопот. Бессердечный эгоист, как же поздно он понял, сколько боли причинил тем, кто шёл за ним следом. Даже на Оберштайна обиделся, не увидев его у своей постели. Забыл, кто вытирал тебе слёзы после смерти Кирхайса? Кто закрывал тебя своей рукой, когда Кирхайс принял на себя весь удар убийцы – было ведь, моё величество, было же, чего уж сейчас-то делать вид, что не заметил. Кто тебе трижды спас трон и предлагал себя уничтожить, чтоб только Ян покинул этот мир и не раздражал тебя своим существованием? Кто принимал на себя всю ненависть, что вызывало твоё имя, а, Император? А ты даже не озаботился вмешаться – и вот тебе погибель Ройенталя, вот тебе смерть Лютца, вот тебе весь дальнейший позор на Хайнессене. Эх, как бы хотелось попросить хоть за это прощения – отчего-то Райнхард не сжимался в комок нервов в обществе Оберштайна, как перед другими, и чувствовал себя свободно. Он знал, что извиняться перед ним не будет трудно – может, оттого, что пережал в их встречу, когда тот просил его о помощи после бегства с Изерлона, а может, из-за того, что Оберштайн сказал ему перед похищением последнего Гольденбаума. Стоп! Последнее ещё раз вспомним-ка! Уж не оттого ли не было рядом Оберштайна, что… он же человек, что бы там не болтали раздолбаи-адмиралы на совместных попойках… Он чем там занимался, террористами? Ах да, идиот, я же сам ему это приказал. Здесь всегда так холодно, или я опять понял, что промахнулся?

Райнхард сжался, кутаясь в плащ, уже не смущаясь, что колени уткнулись в грудь. Его трясло даже не от холода – стыд плавно перешёл в припадок ужаса, а рыдания получались тут бесслезными и беззвучными, и страшно угнетало сознание того, что сейчас ему уже никто не поможет. Никто не придёт, не успокоит, переключив его на что-нибудь житейское, вроде чашки кофе, и не скажет ничего одобряющего. Но даже такая чудовищная вечность его бы вполне устроила, только бы люди, которых он покинул, не страдали бы от этой потери. Но он ничем не мог им сейчас помочь. Он даже не мог сейчас извиниться ни перед кем. Он бился в истерике и ревел от бессилия – и это продолжалось неизвестно сколько.

Это было очень странно и невозможно, но чья-то рука сжимала плечо Райнхарда. Она держала его крепко и спокойно, не вызывая боли, и иногда встряхивала. Неужели не показалось и такие вещи бывают и здесь? Хотя отчего же, если он сам не хотел никого видеть, ещё не означает того, что никто не хочет видеть его. Ах, он опять позорится, что за несчастье. Райнхард встал, хотя сил для этого не было. Встал, как тогда, на «Брунгильде», когда флагман Яна взял его на прицел – от происходящего не прячутся. Помнится, Кисслинг хотел его тогда связать и заставить покинуть корабль, но не пришлось – жаль, может, это послужило бы Райнхарду хорошим уроком…

– Император, – услышал он тихий, вежливый голос.

Райнхард ничего не видел – наверное, от нежелания видеть что-либо, – и только замотал в ответ головой:

– Император уже умер, – бесцветно ответил он в холод. – Остался неудачник.

Раздался добродушный смешок – и как будто голос был знакомым…

– Корону нельзя снять, надев её раз своими руками, или Вы не знали об этом, Ваше величество? Хотя никто не спорит, ноша тяжёлая. Так что не смущайтесь, иной раз ощутить себя обычным беззащитным человеком – это совершенно нормально. Вы не больно-то себе позволяли человеческого – вот и надорвались. Бывает.

Райнхард был рад и этому – во всяком случае, ему полегчало. Но приходилось держать марку…

– Что значит не позволял себе человеческого? – с удивлением переспросил он. – О чём речь?

В ответ вполне добродушно рассмеялись.

– Молодой человек, Вам всего 25 – а это возраст взросления юноши, к которому многие приходят уже мужчинами. Вечная драка – это ещё не всё, чем занимаются в Вашем возрасте. Да и мундир носить постоянно – очень вредно для человека, который рос без семьи. Вы хоть раз на пляже-то отдыхали, уж не говоря о более весёлых забавах? Думаете, это мелочи? Зря. Вы за будущей женой, помнится, даже не ухаживали толком – не оттого ли она не знала так долго, чувствует ли что-то к Вам? Хотя конечно, чувствовала – ещё до катастрофы с крепостями, только Вы вот всё видели и ни о чём не думали, верно?

Случись такое при жизни – Райнхард бы покраснел от гнева и взорвался. Сейчас он как будто грустно вздохнул.

– С кем это я говорю? – с досадой проговорил он, ощущая себя, словно пытался открыть глаза и не мог. – Для моей совести это слишком умно, для человека слишком заносчиво, для Бога – слишком примитивно.

Из холодного тумана раздался грустный вздох.

– Да, слишком чист, чтоб всерьёз зацепить. А ведь всего лишь орудие Бога. Такой маленький, но уже целый император, – это уже было произнесено с каким-то ехидством. – Ладно, раз уж Вы спросили, Ваше величество – придётся ответить. Вы правы, к Богу Вам ещё рано – разве только кто ещё захочет Вами заняться. Но и в нашей восхитительной теме Вы не к месту абсолютно, так что у костерка погреться не позову, – беззлобно прохихикал обладатель голоса и смолк.

– Чертовщина натуральная, – фыркнул Райнхард. – Зря я не изучал богословие в своё время, иначе бы понимал больше. Впрочем, где мне было его изучать, да и с моими амбициями, ох…

– Может быть, Вы что-то хотите ещё? – вежливо спросили тем же голосом.

– Где Оберштайн? – с прежним апломбом повелителя потребовал Райнхард. – Я его не видел и не извинился перед ним. Куда он подевался, извольте сообщить!

Ответа не последовало вовсе. Зато пропала пелена с глаз – Райнхард увидел, что находится в каких-то странных потёмках, здесь не было светло, но и темнота отсутствовала. Протянув руку, как в детстве за звездой, он увидел её – но звезд не было и в помине. Где-то вдалеке, куда хватало взора, угадывалось что-то вроде стен, увешанных какой-то мишурой – это напоминало театральные декорации.

– Я здесь, Ваше величество, – послышался знакомый голос, который не оставлял сомнений в том, кто это. Райнхард резко обернулся – и увидел знакомую фигуру, также ростом чуть выше себя, как и при жизни, бледное лицо с неживыми глазами…

– Так я и знал, но ещё надеялся, что не настолько плохо, – произнёс он, поникнув головой. – Раз Вы здесь, значит… – он вдруг понял, что говорить дальше бессмысленно, и осёкся. – Я не просил Вас исполнять сказанное, Оберштайн! Зачем Вы умерли без моего разрешения, а? – голос сел до интонации обиженного ребёнка. – Не говорите только, что это была государственная необходимость, пожалуйста.

– Вы о многом не хотели меня просить, Ваше величество, но оно не значит, что этого не нужно было делать, – вежливо ответил тот и почтительно поклонился.

– Я был плохим сюзереном, – грустно сказал Райнхард. – Простите меня.

– Это не так, – как всегда, спокойно откликнулся Оберштайн. – И не терзайтесь понапрасну, я сам сделал выбор и не жалею об этом.

– Где мы? – с надеждой спросил Райнхард. – Что нас ждёт?

– Трудно сказать, – с горьким вздохом сообщил собеседник и закашлялся, – выяснить толком так ничего и не удалось. Меня атаковал здесь какой-то мерзкий монстр, и он оставил меня только после того, как услышал, что Вы произнесли моё имя.

Райнхард с досадой пожал плечами. И здесь Оберштайн молча помогает ему…

– Значит, хоть что-то я ещё могу, – с грустью сказал он. – Ах, если бы мог избавить от боли всех, кому её причинил, – его взгляд упал на разорванный бок Оберштайна. – Это ещё что такое, оттуда или здесь уже?! – собеседник промолчал, и Райнхард вдруг обнаружил в памяти то, чего там быть не могло – он понял, что сам уже знает, при каких обстоятельствах был смертельно ранен его министр. – Вы зря так поступили, хотя Ваши резоны мне понятны, – сокрушённо заметил Райнхард и взялся отрывать кусок от своего плаща. Хорошенько забинтовав рану, он почувствовал себя лучше. Оберштайн молча пожал его руку, почтительно склонив голову. Где-то невдалеке в тумане послышалось шуршание, скрежет, как будто чьи-то огромные когти царапали какую-то твердь, и раздался отвратительный вой. Райнхард властно отстранил Оберштайна, попытавшегося загородить его собой:

– Отставить, я пока здесь командир. Если оно за мной, Вы мне не поможете, а если за Вами – пусть сначала докажет, что имеет право трогать моего советника.

Из туманной полумглы вынырнуло довольно мерзкое на вид огромное – в четыре человеческих роста чудовище, похожее на некое членистоногое. Оно излучало впереди себя такую злобу, что окружающий холод казался комфортной средой. Вне всякого сомнения, монстр намеревался для начала разорвать в клочки людей – и уж не вызывало сомнений, что это будет ужасно больно, для начала. Страшно захотелось сжаться, упасть на колени и завыть от ужаса, закрывая лицо руками. Райнхард сделал шаг вперёд, загородив собой фигуру Оберштайна, и гордо поднял голову, уложив ладони рук себе на талию:

– Это ещё что за нечисть сюда явилась? Почему бы тебе не убраться вон, пока есть возможность? – с презрительным высокомерием проговорил он.

Чудовище затряслось, продемонстривало готовность прыгнуть и атаковать, но не приблизилось.

– Коли нечего сказать, не занимай моё время, – невозмутимо пожал плечами Райнхард. – Прочь, – он сделал ленивый жест рукой и не пошевелился.

Полутьму прорезал выстрел из бластера. Луч шёл откуда-то справа, и пришёлся по середине корпуса монстра – тот с жалобным воем вскинулся и ринулся прочь, исчезая в клочках тьмы. Райнхард медленно повернул голову в сторону, откуда стреляли. Ему было тяжело и страшно не хотелось смотреть туда, но он старался об этом не думать вовсе. Однако увиденное вмиг заставило забыть об этом – там стоял невозмутимый Лютц собственной персоной, опустив винтовку. Он молча застыл в почтительном поклоне, увидев, что замечен. От привычной чопорности Райнхарда не осталось и следа – он бросился обниматься, как разнервничавшийся юноша:

– Лютц, Вы меня тоже не оставили! Но зачем Вы умерли, я же просил Вас выжить, помните?

– Снайпер, – скромно ответил тот. – Я просто не успел, вот и всё. Простите меня, мой император.

– Если кому и стоит просить прощения, так это мне, – вздохнул Райнхард, заметив рану на виске Лютца. – Вечно я раздаю распоряжения, которые губят моих людей, – он снова оторвал кусок плаща и забинтовал уже эту рану. – Вы не знаете, что это было такое, что Вы только что подстрелили?

– Похоже, как раз тот, кто убил меня на Урваши, просто в своём истинном обличье, – пояснил Лютц. – Тут полно подобной публики – при жизни в основном они были республиканцами, ненавидящими нас и Вашу династию, мой Император. Жаль, что Вы прибыли так рано – мне ещё хватает работы. Я бы предпочёл, чтоб Вы наделали кучу детей и внуков, прежде чем прибыть.

– Так Вы здесь один? – снова похолодел Райнхард.

– Не совсем так. Здесь все адмиралы, кроме двоих, но они крепко спят – их невозможно разбудить. Я пытался, но потом понял, что это произойдёт само, но очень нескоро, и тревожить их незачем.

– Кого нет? – холодея ещё больше, осведомился Райнхард. – Если тут не все, то это ни разу не Вальгалла, а чёрт знает что.

– Невозможно попасть к Ройенталю – там постоянно что-то мешает, и никак не получается пройти. И нет никаких следов Кирхайса – похоже, он был слишком хорош для этого мира. Что касается Вальгаллы – что-то я уже всерьёз начал сомневаться в её существовании, – ухмыльнулся Лютц, пожимая плечами, как от холода. – Тут постоянно что-то происходит, кто-то появляется, после исчезает – но похоже, это некий транзитный вокзал огромных размеров между светом и тьмой, который сам однажды исчезнет по приказу свыше, но уж точно не под звук Гьялахорна.

– Тогда я хочу видеть Ройенталя, раз он здесь, – задумчиво проронил молодой император. – Потом подумаем, как быть дальше.

Неподалёку вспыхнул некий неяркий свет, и стала видна какая-то тропинка у входа в нечто, очень похожее на пещеру в лесу. Райнхард неторопливо кивнул головой – он уже смутно начал о чём-то догадываться – и сделал шаг в эту сторону. Потом ещё. Пещера не отдалялась, и он сделал рукой знак своим спутникам обождать. Каждый шаг давался с серьёзным трудом, но Райнхард сурово двигался по тропе – он не собирался отступать.

– Ройенталь, ну где же ты, – тихо говорил он больше для себя, чтоб двигаться дальше, – я же давно простил тебя, нам пора увидеться. Я сделал ошибку, отправив тебя на эту проклятую планету, что свела тебя с ума и убила столько наших офицеров, но разве это повод сердиться на меня сейчас? Будто ты сам не ошибался – вспомни свои кошмары при Изерлоне. Ройенталь, услышь меня и появись. Ради Миттельмайера и твоего сына, Ройенталь, слышишь меня?

Когда Райнхард прошёл почти половину тропы, перед ним возник рослый силуэт в скафандре без шлема и преградил путь. Человек высокомерно улыбался, вызывающе скрестив руки на груди, и всем своим видом давал понять, что не позволит пройти, как минимум. Райнхард хотел с вызовом осведомиться, кто этот самодовольный наглец, но вдруг вспомнил это лицо и всё, что знал о нём от Юлиана Минца…

– С дороги, Шёнкопф, ты мне не нужен, – тихо и властно приказал Райнхард, спокойно глядя в глаза противнику. – После поговорим, может быть.

– Уж извините, Ваше величество, но Вы не тот, кто имеет право отдавать мне приказы, – премерзко осклабился в ответ флибустьер удачи. – Я сам Вас еле не грохнул, если помните.

– Да уж, того, кто смел отдавать тебе приказы, ты сначала втянул в бессмысленную бойню, хотя он просто хотел спокойно себе жить с женой, а после позволил его убить, хотя мы оба хотели увидеться вновь, – спокойно проговорил император. – А ещё ты бросил девушку беременной на третий день знакомства, потом так же бросил на произвол судьбы собственную дочь, ни разу не обняв её. Ты хвастался на весь космос тем, что дрался не на равных с моим адмиралом – а между тем это ты сбежал от него, как только он решил наконец атаковать тебя, хоть был не в защите, как ты. Что же касается меня – конечно, зарезать лежащего в лихорадке весьма доблестно для крутого воина вроде тебя, только вот там ещё стоял Миттельмайер, если помнишь – а он как раз тот, кто и одолел Ройенталя. Он, а не ты – так чем ещё побахвалишься, ущербное наследство Гольденбаумов? – с холодной усмешкой закончил он, нисколько не растрогавшись при виде гримасы ненависти, появившейся на лице противника. – С дороги, мне такие не нужны.