– Уж не знаю, как вышло, что он начал экспериментировать. Об этом он не рассказывал. Стэнни не боялся неведомого. Ни во вселенной. Ни в нас самих. Тут он был как рыба в воде. На подводных лодках туда спускался. В самые пучины, в темные расселины, в ил человеческих желаний и страстей, в уродливое подсознание. Не угадаешь, когда он вернется, если вернется. Работая над очередным проектом, он исчезал. Дышал работой. Сутками напролет писал по ночам, уставал так, что потом спал по две недели, как чудище в анабиозе. Жить с ним – кошмар. Я-то, как вы понимаете, познала это лично и вблизи.
Явно гордясь этим заявлением, она глотнула бурбона, и по подбородку скатилась капля.
– Как и многие гении, – продолжала она, отерев рот, – Стэнни был ненасытен. Это беда. Он ненасытно жил. Ненасытно познавал. И пожирал. И трахался. И понимал, отчего люди поступают так, как поступают. Он никогда не судил, понимаете? Для него не существовало ничего категорически дурного. Все – человеческое, а значит, достойно изучения, рассмотрения со всех сторон.