Глава 1

– Да, – ответила я с набитым ртом: телефонный звонок оторвал меня от тарелки с пельменями, приправленными уксусом и майонезом.

– Ты, что ль, Тань? – Я узнала звонкий голос своей бывшей одноклассницы – Кати Ериковой.

– Не ошиблась, Катюха, – весело сказала я, дожевывая пельмень.

С утра у меня было прекрасное настроение, которое объяснялось тем простым фактом, что сегодня был первый день весны. Конечно, нынче пошли такие зимы, что в разгар января удивить кого-либо капелью трудно, но совсем другое дело, когда эта самая капель совпадает с календарным листком, на котором красуется долгожданное «1 марта». От зимы его отделяет всего одна ночь, но утром кажется, что и капель приобретает особую отточенную звонкость, и птичий переполох за окном, став задиристей и оживленней, наполняет душу пронзительной радостью предвкушения первого робкого тепла.

– Как дела? – спросила Ерикова явно в качестве предисловия к разговору.

– Чудесно, весна на дворе. Ты, вообще, какими судьбами? Сто лет тебя не слышала!

– Да мы здесь собрались встретиться узким кругом, десять лет прошло после школы.

– Так ведь обычно это летом происходит.

– Ой, Тань, какая разница, – откликнулась Ерикова, – лето, зима… Десять лет-то прошло. Просто я вчера встретила Лидку Говоркову, она сейчас в земельном комитете работает. Ну, пообщались, вспомнили, что давно не виделись, решили встретиться. Я уже почти всех наших обзвонила, остался только Груша, он теперь большой человек. Слышала?

– Как тут не услышишь, шутка ли – кандидат в депутаты! – с легкой иронией ответила я.

Дело в том, что Артем Грушин, а попросту Груша, в школьные годы не отличался ни хорошим поведением, ни успеваемостью. На второй год он, конечно, не оставался, но троечником был хроническим. Но еще в доперестроечное время проявлял определенные коммерческие таланты: продавал привезенную папой из-за границы жвачку, менял с выгодой для себя фантики, марки и открытки.

В нынешнее время его коммерческая жилка стала для него золотой жилой. Всегда держа нос по ветру, он быстро сориентировался и, начав с коммерческой палатки, переключился на оптовую торговлю продовольствием. Теперь Артем Александрович благодаря собственной напористости, полезным знакомствам, связям и деньгам из рядового предпринимателя превратился, как сказала бы Катерина, в «большого человека».

– Да, Груша выбился в люди. А Беркут – помощник у Верещагина, ну, у того, который соперник Грушина, знаешь?

– Знаю, – зажав трубку между ухом и плечом, я начала убирать посуду. – Нас тут агитаторы замучили, ходят по квартирам день и ночь – подписи собирают.

– Значит, так, – подытожила Ерикова, – собираемся завтра в шесть в нашем классе. Придешь?

Честно говоря, идти никуда не хотелось, и, чтобы не затягивать разговор, я ответила:

– Обязательно приду, если не будет какого-нибудь срочного дела.

– Тогда – до завтра. Увидимся – поговорим.

Я только что завершила очередное расследование, которое отняло у меня целую неделю. Заказчик остался доволен, но сказывалось огромное физическое и моральное напряжение. Я чувствовала себя не то чтобы разбитой, но нуждающейся хотя бы в кратковременном отдыхе. К тому же в любую минуту ко мне мог обратиться новый заказчик, и тогда мечтам об отдыхе придет конец.

Расследованиями я занималась по роду своей деятельности, имея на это соответствующую лицензию. Профессия сыщика – для тех, кто не знает, – сопряжена с большими нагрузками, риском, стрессами, опасными и щекотливыми ситуациями, выпутаться из которых помогает отличная физическая форма, ясная голова, знание психологии и постоянная готовность к действию.

В общем, я сразу же решила, что не пойду на это сборище. Я неплохо ко всем относилась, но мне было, по большому счету, наплевать, кто каких высот и положений достиг в этой жизни. Будь ты слесарь или президент, «главное – чтобы человек был хороший». Я усмехнулась про себя этой затертой житейской фразе, ставшей банальной поговоркой.

Кто вообще определяет степень «хорошести»? Для кого-то ты хорош, кому-то плох… Пусть даже все мои одноклассники будут все как на подбор достойными людьми, с которыми приятно общаться, дружить, обмениваться мнениями и наблюдениями, только я придерживаюсь другой мудрости, которая, несмотря на частое употребление, всегда поражала меня своей философской трезвостью: «Живое – о живом».

Десять лет – срок немалый для человеческой жизни, за это время можно жениться и развестись, нарожать кучу детей или сделать карьеру, можно стать порядочной дрянью или благочестивым монахом, можно просто умереть, в конце концов.

Кроме всего прочего, впечатлений от жизни мне хватало, авантюр и людского общения – тоже. А вот выкроить свободную минуту, чтобы просто растянуться на диване, закрыть глаза и, ни о чем не думая, почти ничего не чувствуя, погрузиться в тихое блаженство нирваны, – это удается мне нечасто.

Этими мыслями я развлекала себя, готовя кофе.

* * *

С языческой радостью я плюхнулась в теплую ванну и с удовольствием вытянулась в ней. Тело, став приятно легким, почти невесомым, казалось, существовало само по себе, уподобившись морской водоросли, с безвольной негой отдающейся приливам и отливам.

Утренние сны еще цеплялись за пряди волос, но их влажные тонкие пальцы заметно слабели и, соскальзывая в голубую воду, растворялись в ней подобно кристаллам ароматической соли.

Из состояния блаженства меня вывел звонок телефона. Промокнув ладонь махровым полотенцем, я взяла трубку.

– Могу я услышать Иванову?

Голос в трубке напоминал дребезжание сухой щебенки в бетономешалке.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Юрий Степанович Верещагин. Я звоню вам по просьбе вашего бывшего одноклассника Сергея Беркутова.

Легок на помине. Только Ерикова упомянула его имя, и вот…

– С ним что-то случилось?

– Можно и так сказать, но мне не хотелось бы обсуждать это по телефону.

– Все же постарайтесь обрисовать ситуацию хотя бы в двух словах, – я не собиралась тратить время попусту.

– Сергея подозревают в убийстве, и он хочет, чтобы вы помогли ему. Я, со своей стороны, присоединяюсь к его просьбе.

Голос стал несколько мягче, словно в бетономешалку плеснули воды.

– Хорошо, приезжайте.

– Может быть, лучше вы ко мне приедете? – хотя это и было произнесено в условном наклонении, чувствовалось, что Верещагин привык диктовать свою волю.

– Дело в том, что я не могу отлучиться из дома, – соврала я, потому что, во-первых, не хотелось прекращать приятные водные процедуры, а во-вторых, чтобы осадить ретивого кандидата.

– Что ж, тогда назовите мне адрес, – снизошел Верещагин.

Я объяснила ему, как до меня добраться, и положила трубку.

В запасе у меня был еще час, который при данных обстоятельствах казался мне если не вечностью, то уж столетием – точно. Я спокойно завершила омовение и, облачившись в махровый халат, пошла на кухню. Мой желудок в который раз напомнил о себе длинной урчащей просьбой.

Позавтракав, я привела себя в «боевую» готовность и уселась перед телевизором.

* * *

Ровно в десять квартиру огласил настойчивый звонок в дверь. Уже в прихожей я еще раз бросила беглый взгляд в зеркало: как-никак мой гость – важная птица!

По привычке посмотрев в «глазок», я открыла дверь и посторонилась, пропуская Верещагина.

– Доброе утро, проходите.

Он выглядел уставшим и озабоченным, менее презентабельным и уверенным, чем на многочисленных рекламных плакатах, которыми был оклеен весь район. «Конечно, – подумала я, – так и должно быть: растиражированный образ претендента или народного избранника на цветной лощеной бумаге парадных портретов часто не соответствует обыденной конкретике его лица и жизненной правде его содержания».

Повесив пальто на вешалку, Верещагин, едва взглянув на меня, прошел в прихожую и, прежде чем я успела предложить ему присесть, с деловой бесцеремонностью уселся в кресло, закинув ногу на ногу, вольготно откинувшись на спинку.

– Как я уже сказал, моего помощника подозревают в убийстве, – начал он с места в карьер, вынимая из кармана пиджака пачку «Мальборо».

Я пододвинула ему пепельницу и устроилась в кресле напротив.

– Давайте начнем с самого начала, Юрий Степанович, кажется?

Верещагин наконец поднял на меня свои карие глаза, от которых к щекам пролегли довольно глубокие морщины.

– С самого начала… – он выпятил губы и нахмурился, – начиналось-то все неплохо. Моя знакомая, кстати, ваша одноклассница – Говоркова, пригласила меня в кафе, где они с друзьями отмечали десятилетие окончания школы.

– Значит, они решили отправиться в кафе, – произнесла я.

– Что? – не понял Верещагин.

– Меня тоже приглашали на эту встречу, – объяснила я, – но мне, к сожалению, не удалось пойти, я – очень занятой человек, – ответила я на вопросительный взгляд Юрия Степановича.

– Так вот, – продолжил он, – проведя полвечера в кафе, вся компания отправилась в сауну. Все было в порядке до того момента, пока Беркутов не поднял шум. Я в это время сидел в парной с этим… слесарем…

– Наверное, Гришей Ступиным, – подсказала я, представив себе, как чопорный Юрий Степанович восседает в тесном помещении парилки с безалаберно-смешливым Гришей. Если и было у них что общее, так это носы: мясистые, крупные, такие породистые носы. Да и вообще, подумала я, баня – это некое утопическое государство, где в принципе все равны. Сняв свои тряпки и регалии, богачи становятся практически неотличимы от простого народа, хотя некоторые и тут не могут расстаться со своими трехкилограммовыми цепями и крестами.

– Вот-вот, со Ступиным, – подтвердил Юрий Степанович, – он выскочил первым, а я еще остался на некоторое время, но потом решил тоже посмотреть, что за шум. На бортике большого бассейна Ступин с Сергеем делали кому-то искусственное дыхание. Когда я подошел ближе, то увидел, что это был Грушин.

– Груша? – я открыла рот, пытаясь представить себе эту картину. – Он что, утонул?

– Вначале мы тоже так подумали, – опять нахмурил брови Верещагин, – но когда приехала милиция – кто-то из обслуги вызвал, – Беркутова арестовали, а с остальных взяли подписку о невыезде. Вот, собственно, и все. – Верещагин затушил окурок, ослабил узел галстука и, достав платок, высморкался.

– Почему же арестовали Беркутова? – спросила я.

– Во-первых, это он обнаружил труп Грушина, а во-вторых, милиция установила, что на шее Грушина имеется свежая царапина, которую мог бы оставить браслет от часов или что-то вроде этого, а Сергей даже в баню ходил в часах, у него они водонепроницаемые. Он посоветовал мне обратиться к вам. Представляете, что будет, если моего помощника обвинят в убийстве?

– Значит, вы больше переживаете за свою предвыборную кампанию, чем за судьбу Беркутова? – Я вперила в него свой взгляд.

– Для меня сейчас важно и то и другое, так что не ловите меня на слове, я сказал так для того, чтобы вы поняли, насколько это серьезно.

Я усмехнулась. «Тебя принимают за недотепу, Таня», – сказала я себе.

– Довольно часто люди ставят свою репутацию выше всего, – сказала я вслух, – даже выше судьбы отдельного человека, и если вы принадлежите к их числу, то лучше нам сразу это выяснить.

– Ну что вы, Татьяна Александровна, – мне показалось, что он чуточку смутился, хотя я могла и ошибиться, – я готов для Сергея пожертвовать многим. Помощника, как он, не так просто найти, тем более в преддверии такого ответственного периода.

– Ну хорошо, судьба Сергея, как моего бывшего одноклассника, мне тоже не безразлична, поэтому давайте попробуем ему помочь.

– Я готов. Только вот чем я могу быть полезен?

– Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы постарайтесь отвечать на них как можно правдивее, договорились?

– Само собой. Сигарету? – проявил наконец галантность Верещагин.

– Спасибо, не откажусь, – любезно отозвалась я, протягивая руку, – перечислите всех, кто был в сауне.

– Ну, как я вам уже сказал, меня пригласила Говоркова Лида, потом там был этот… ах да, Ступин, – вспомнил фамилию своего товарища по парной Верещагин, – сам Грушин, Беркутов, его бывшая жена – Купцова, после развода она взяла девичью фамилию… так, потом, подруга Лиды – не то Люжина, не то Лужина, или Лужнина, не помню точно, некий Шубин – как мне объяснила потом Лида, он учился в параллельном классе, – и-и-и, – замялся Верещагин, – какая-то Катерина, этакая заводила.

– Ерикова, – уточнила я.

– Не знаю, может быть. А с ней был… постойте… ах да, кажется, его зовут Анатолий.

– Кроме вас, я имею в виду вашу компанию, кто-то был еще в сауне? – Сделав очередную затяжку, я выпустила колечко дыма, которое, живописно колеблясь, дрожа и ломаясь на глазах, поплыло к окну.

– Нет, никого больше не было. – Верещагин помотал головой.

– А чья это вообще была идея – пойти в баню?

– Предложил Анатолий.

– Друг Ериковой?

– Да, его пригласила эта самая Катерина.

– А теперь, Юрий Степанович, я попрошу вас вспомнить, кто чем занимался, начиная с вашего прихода в сауну и до того момента, когда Сергей, увидев Грушина, позвал на помощь.

– Боюсь, что это будет довольно сложно, – Верещагин глубоко затянулся, выпустив дым через ноздри, – сами понимаете…

– Что, малость перебрали? – сочувственно спросила я.

– Не без этого, конечно, но вчера была пятница, и я позволил себе немного расслабиться.

– Тем не менее попытайтесь вспомнить. Начните с того, где находится сауна, как вы добрались туда?

– Это частная баня, на Татарской. В мою «Волгу» сели мы с Лидой и Сергей со своей подругой Лужиной, в грушинский джип – он с Купцовой и Анатолий с Катериной, Ступин с Шубиным добрались на такси.

– Приехали все одновременно?

– Практически да. Зашли, разделись, водители принесли пиво, мы прихватили его в кафе, дамам, как полагается, – шампанское, потом пошли в сауну.

– Юрий Степанович, простите, как все были одеты, я имею в виду купальные костюмы?

– Да какие там купальные костюмы! В комнате отдыха все сидели в простынях, парных там две, поэтому особых проблем это тоже не вызвало, и потом всем было на это немножко наплевать, к тому же у дам было нижнее белье, – Верещагин неловко улыбнулся, – неужели вам нужны такие подробности?

– Кто знает, любая мелочь может иметь значение. Поверьте, я спрашиваю вас об этом не просто из женского любопытства.

– Я понимаю.

– Тогда продолжим. Вы сказали, что услышали крик Беркутова, когда были в парной вместе со Ступиным, так?

– Так.

– Там что, двери неплотно пригнаны?

– Да нет, хорошо пригнаны.

– Тогда как вы услышали Беркутова через толстые двери сауны?

– Он был почти у самой двери и кричал, наверное, громко. Да вы у Ступина можете спросить.

– А почему вы не пошли вместе со Ступиным, а остались в парной?

– Да просто мне… – Верещагин замялся, – как бы вам это объяснить?

– Вы уж попытайтесь как-нибудь.

– Ну, не могу же я, как мальчишка, бегать по любому поводу.

– Но через некоторое время вы все-таки отправились посмотреть, что случилось.

– Да, любопытство взяло верх в конце концов. – Мне показалось, что Юрий Степанович слегка покраснел.

– Сколько времени вы провели в парной после того, как оттуда вышел Ступин?

– Я думаю, около минуты, – он потянулся за очередной сигаретой, – максимум две.

– Когда вы вышли из парной, вы сразу пошли к бассейну?

– Нет, не сразу, я не знал, куда идти. Сначала я огляделся в предбаннике, открыл дверь в комнату отдыха – там никого не было – и уже потом направился в бассейн. Что я увидел там, вы уже знаете.

– Вы ни с кем не столкнулись в коридоре?

– Нет. Когда я пришел в бассейн, все уже были там.

– Юрий Степанович, а не могли бы вы сказать, как долго вы находились в сауне и кто с вами там еще парился?

– Минут десять. Когда я заходил в парилку, оттуда вышли Грушин и Сергей. Мы остались вдвоем: я и Ступин.

– В парилку больше никто не заходил?

– Нет, – Верещагин тяжело вздохнул.

– А до того, как вы вошли в парилку, где вы были?

– В комнате отдыха. Насколько я помню, почти все были там: пили, ели, разговаривали. Грушин, естественно, уже под «газом», переругивался с этим… Анатолием, кажется, что-то требовал от него, потом предложил ему выйти.

– И что же, они вышли? – Я вся обратилась в слух. Эта история все больше и больше захватывала меня. Ситуация, когда убийство совершается в замкнутом пространстве, где собирается определенное количество людей, всегда вызывала у меня профессиональный интерес, несмотря на то, что в детективной литературе не раз описывалась и потому стала уже классической.

– После долгих пререканий. Вскоре вышел также и Сергей. Сказал, что хочет попариться.

– А женщины?

– Помню, что эта заводная Катерина куда-то тоже выходила, а другие вроде все были в комнате.

– А потом? – Я не сводила глаз с лица Юрия Степановича.

– Потом я вышел. Приспичило, простите, – Верещагин как-то вымученно улыбнулся.

– Куда вы направились после туалета? – продолжала я, невзирая на его смущение.

– После?.. Ах да, в парную.

– Где как раз и увидели выходящих Грушина и Беркутова?

– Ну да.

– Значит, из туалета вы пошли сразу в сауну? Кого-нибудь встретили по дороге?

– Кто-то, кажется, был в душе – вода шумела, слышался женский смех, но я не обратил внимания.

– Вам не кажется, что довольно странная компания подобралась на вечеринке в сауне?

– Что вы имеете в виду?

– Насколько я знаю, Купцова с Беркутовым были мужем и женой, потом развелись, вы и Грушин – оба кандидаты, а стало быть – соперники, Ступин – слесарь. Довольно разномастная публика, вы не находите?

Верещагин пожал плечами, его усталое и помятое лицо тронула слабая улыбка.

– Лида меня не предупредила, что там будет за народ. Я так понял, что и остальные не все учились вместе с вами?

– Правильно, из нашего класса только Грушин, Ступин, Беркутов, Говоркова и Ерикова, а Шубин – из параллельного, тоже заводной был парень. Остальные, выходит, так же, как и вы, приглашенные, – я закурила и некоторое время сидела молча, воскрешая в памяти школьные годы, лица друзей и учителей.