ГЛАВА 1
Рыжая, с оранжевыми губами

Я познакомилась с Эммой и ее мужем в поезде, когда возвращалась из Москвы, которую навестила по своим делам. Мы ехали в одном купе, и я имела возможность наблюдать эту странную пару. Ей – двадцать пять лет, красивая, стройная и умная, ему – шестьдесят. Яков Липкин тоже красив, умен и еще раз умен. Высокий, худой, с ежиком седых жестких волос на идеальной формы голове, с большими, чуть навыкате, похожими на чернослив глазами, прямым носом – с ноздрями, очерченными так, словно Яков презирал всех и вся, раздутыми и застывшими – и полными, о многом напоминающими губами. Женщинам нравятся такие, молчаливые и спокойные в своей перезрелости мужчины. Но только не Эмме. Она всю дорогу отпускала в его адрес шпильки, иногда попросту хамила ему, в присутствии мужа жаловалась мне на свою долю, ища сочувствия и поддержки, и откровенно скучала, когда я делала вид, что сплю.

Рыжая, с оранжевыми губами и бледной, молочного оттенка кожей, хрупкая при полной груди и какая-то гуттаперчевая, расхристанная и подвижная, Эмма производила неизгладимое впечатление на всех мужчин в вагоне-ресторане, где мы все вместе обедали, и я подумала тогда, что еще большее впечатление она, очевидно, произвела в свое время (год назад) и на своего Якова, раз он женился на такой неудобной во всех отношениях особе.

Она, при взгляде на него, щурила свои темно-зеленые, с пухлыми нижними веками глаза, морщила нос и фыркала, словно кошка.

Мы ели, играли в карты, снова ели, говорили о пустяках, спали. Самым ужасным в этой поездке было то, что они везли из Москвы, где гостили у какого-то родственника Якова, бараньи котлеты с большим количеством чеснока. Котлеты эти лежали в блестящем судке прямо на столике и сильно пахли.

– Яша любит, – нарочито нежно, с каплей яда заметила Эмма, как-то растягивая слова. – Чем больше чеснока, тем лучше.

Судя по ее междометиям, которыми она колола его похлеще прямых оскорблений, ее раздражало в муже абсолютно все, начиная с крема для бритья, который «пахнет прокисшим лимоном», и кончая желтыми полосками на его носках. А ведь одет был Липкин достаточно хорошо, можно даже сказать, изысканно: черные мягкие брюки, черный же кашемировый джемпер с орнаментом, дорогие немецкие тапочки. На вешалке висело элегантное длинное пальто бежевого цвета и роскошное желто-красное кашне.

Сама Эмма была во всем белом: свитер и эластичные брюки, из-под которых выглядывали пушистые колготки.

Пара была настолько необычная, интересная и контрастная – взять хотя бы это сочетание: он во всем черном, она во всем белом, – что мне даже доставляло удовольствие наблюдать за ними. И все же однажды, когда мы уже подъезжали к Тарасову, воспользовавшись временным отсутствием Эммы (она вышла, чтобы посмотреть, не украла ли проводница специально оставленный ею в туалете несессер: ей нравились такого рода эксперименты, а туалетом в эту четверть часа могла пользоваться только проводница), я не выдержала и спросила Якова:

– Как вы все это терпите?

Он закрыл глаза, вздохнул, закинул ногу на ногу и ответил:

– Не знаю. Наверное, люблю.

Человеческая душа – всем известные потемки. Вот я и подумала тогда, что несправедливо упрекать этого представителя сильного пола в отсутствии какой-либо гордости. Ну и что, если на какое-то время она уступила место более сильному чувству! Это, в конце-то концов, его личное дело.

Перед тем как расстаться, мы обменялись телефонами и адресами, и я была почему-то уверена, что рано или поздно вновь встречу их.

Но встретить Якова мне так и не удалось. В тот момент, когда я увидела его жену… Впрочем, все по порядку…

Она приехала ко мне без предупреждения. Те же огненные рыжие волосы, зеленые глаза, только сиреневые круги под ними, и руки трясутся.

– Ты узнала меня? – спросила она с порога хрипловатым голосом. – Я Эмма. Весной мы ехали вместе на поезде из Москвы!

– Я помню, конечно, помню, проходи. Что-нибудь случилось?

Она пришла не вовремя. Я была, во-первых, не одна, во-вторых, не одета, в-третьих – нам было хорошо вдвоем. С Виком. Эмма оказалась самым хрестоматийным третьим лишним. Но у нее, судя по всему, случилось что-то из ряда вон выходящее. Такого человека, как Эмма, вывести из себя серьезно – а не так, как ломалась она в поезде, – довольно сложно. И мне стало любопытно.

Я провела ее на кухню, а сама вернулась в спальню, кинула одежду своему бой-френду и, сказав ему на прощание что-то очень нежное и успокаивающее, типа «Я позвоню», привела себя в порядок и пошла к своей незваной гостье.

Она курила, стряхивая пепел на блюдце, на котором лежал еще не до конца засохший кусок бисквитного торта. «Вот свинка», – подумала я тогда и грохнула на стол массивную хрустальную пепельницу.

– Хочешь выпить? – Я состроила страдальческую мину.

– Нет, спасибо. От водки я плачу, а от шампанского бегаю в туалет. Оно же как мочегонное.

Я ждала, когда она заговорит.

– Ты ведь частный детектив?

– Да. У твоего мужа появилась любовница? – попыталась пошутить я, но шутка вышла идиотской. Мы обе поняли это.

– Ты представить не можешь, в какую историю я вляпалась. Я увязла по горло! – И она провела своей холеной ручкой по нежному горлу. Я отметила ее свежий маникюр и подумала, что если она и вляпалась в историю, то уже после того, как маникюрша кончила покрывать ее точеные коготки розовым лаком.

Стоял июль. На Эмме было прозрачное зеленое платье и греческие сабо из тисненой кожи. Где только было можно, сверкало золото. Несколько цепей, свисающих вперехлест на грудь, кольца, длинные серьги, браслет в форме сплетенных человеческих рук… Эта женщина обходилась Липкину в тысячи и тысячи долларов.

И как бы в подтверждение этому Эмма на моих глазах достала из невзрачной сумочки пачку баксов и вывалила их на усыпанный крошками торта кухонный стол.

– Почему я начинаю с денег, – начала она объяснять мне свой широкий жест, – потому что знаю по опыту, какое впечатление производят баксы… Можно сколько угодно толочь воду в ступе, но, если ты перед этим покажешь деньги, тебя будут слушать в сто раз внимательнее. Кроме того – это гарантия заработка и подтверждение тому, что я вполне платежеспособна. Разве я не права?

– Я налью тебе чаю? – спросила я, отворачиваясь к плите. Меня уже стала раздражать эта рыжая холеная кошка.

– Ты сядь и послушай. Я еще стараюсь сдержаться, но если бы ты знала, чего мне это стоит. Просто ты себе не представляешь, что произошло. Ты же помнишь Яшу? Мы не очень-то с ним ладили. Он зануда страшный, ну и все такое. В постели, правда, ничего, но это как-то приелось… Деньги выдавал только сам, собственноручно, и всегда говорил при этом, что давать мне деньги – для него огромное удовольствие. Но я должна была непременно объяснить ему, на что мне нужна та или иная сумма. Я ему вручала каждый день списки того, что собиралась купить… Это был самый настоящий кошмар. То есть перед тем, как мне пойти в магазин или поехать в центр, я долго и нудно убеждала его в необходимости приобретения той или иной вещи… Я говорю путано, потому что волнуюсь…

– Но ведь он тебе ни в чем не отказывал? – спросила я как бы между прочим, наливая чай и подвигая к Эмме блюдце с только что отрезанным куском от клубничного торта собственного приготовления.

В это время раздался чуть слышный звук запираемой двери: так деликатно покидал мою квартиру Вик.

Эмма замолкла на полуслове. Я успокоила ее, объяснив, в чем тут дело.

– И ты молчала? Я же пришла к тебе с секретной информацией!

– Успокойся, он уже ушел. Если ты думаешь, что в квартире, кроме нас с тобой, есть еще кто-нибудь, то поди сама проверь.

И она пошла. И проверила.

Села. Съела маленький кусочек торта и сделала пару глотков чаю.

А потом просто так, я бы даже сказала обыденно, произнесла:

– Короче. Я решила его убить.

Она сделала многозначительную паузу, надеясь на произведенный ею эффект. Но я не проронила ни слова. Тоже держала паузу. Мое терпение подходило к концу. Если она сейчас, в течение пяти минут, не расскажет мне в двух словах, чего ей от меня нужно, я спущу ее с лестницы – так думала я, поглощая торт.

– Я долго прикидывала, как это сделать, даже делилась с подругами, вроде бы в шутку… Это ужасно, я понимаю. Средств для убийства достаточно, но ведь все надо было обмозговать, рассчитать. Да и страшновато как-то одной. Я уж чего только не придумывала. И автомобильную катастрофу организовать. И с помощью миксера, опущенного в ванну, где он сидит – как в кино, – убить электричеством. Я даже пистолет купила с патронами. И снотворное.

Я смотрела на нее и не могла понять, зачем она мне все это рассказывает. Может, у нее крыша поехала?

– И на чем же ты остановилась?

– Выстрел в голову. Это наверняка.

– А ко мне ты пришла затем, чтобы посоветоваться, как лучше замести следы и сбить с толку правоохранительные органы?

Она надолго замолчала.

– Я собиралась осуществить задуманное сегодня, – произнесла она наконец.

– Тебе нужен помощник? Ты плохо стреляешь?

Она бросила на меня испуганный взгляд.

– Да я вообще ни разу в жизни в руках не держала оружия.

– Тогда в чем же дело?

– Яша поехал на дачу, а я в салон «Элеонора». Мне надо было сделать татуаж бровей, маникюр, да и освежить кончики волос… А пока я была в салоне, – губы ее задрожали, – его кто-то убил.

Она сделалась белая как мел.

– И когда это произошло?

– Точно не знаю. Наш водитель, Андрей, повез на дачу ковер и продукты. Зашел в дом и увидел Яшу… Он был убит точно так же, как его хотела убить я. Выстрелом в голову. Андрей знал, где меня искать, он позвонил в салон, позвал Свету – мою визажистку, и попросил меня к телефону. И рассказал. На дачу уже приехала милиция. А я испугалась – и сразу к тебе. Ведь это же не я, понимаешь? Не я. Хотя я этого и хотела. А у него было много врагов. Не прямых, конечно. Просто из зависти. У Яши было только акций на несколько десятков миллиардов, антиквариата на тысячи долларов, он держал большую сеть риэлтерских фирм и собирался открыть третий ювелирный магазин.

– Теперь все это принадлежит тебе? – поинтересовалась я, радуясь за Эмму хотя бы из подобных соображений.

Она кивнула головой.

– Они же сразу подумают на меня?

– Ну почему же?

– Начнут расспрашивать знакомых, соседей, а мы с Яшей постоянно скандалили, ругались…

– Но, по-моему, твой муж был спокойным и уравновешенным человеком?

– Ну и что? Кричала-то я. Я-то неуравновешенная. Что же мне делать?

– Абсолютно ничего. У тебя полное алиби. Или я ошиблась? Думаю, в таком большом салоне, как «Элеонора», найдется не один человек, который подтвердит, что ты в тот момент, когда было совершено убийство, находилась там и только там.

– Не то слово! – с жаром воскликнула Эмма. – Но только мне почему-то все равно страшно.

– Теперь-то ты можешь сказать, зачем ты пришла ко мне? Ведь не для того же, чтобы поделиться миллионами твоего, ныне покойного, супруга?

– Я хочу, чтобы ты спрятала меня, пока будет вестись следствие. Я не хочу, чтобы меня допрашивали, чтобы копались в наших семейных отношениях. Я хочу, чтобы все это поскорее закончилось и меня оставили в покое.

– Эмма, но ведь убили твоего мужа! Неужели тебе безразлично, кто это сделал? Ведь в твоем положении было бы куда естественнее обратиться ко мне, частному детективу, с тем, чтобы я отыскала убийцу твоего мужа. А ты приходишь с какой-то, извини меня, идиотской просьбой. Мне трудно тебя понять.

– Тогда, если ты такая правильная, сделаем так. Ты будешь искать убийцу моего мужа, это во-первых, а во-вторых, спрячешь меня…

– Тем самым ты словно распишешься в причастности к этому убийству, тем более, судя по твоим словам, многие из вашего окружения знали о том, что ты ненавидела мужа. Может быть, ты наняла киллера?

– А деньги! – почти закричала она. – Где бы я, интересно, взяла деньги на это? Все, кто знал нас, знали и о том, с каким трудом я выколачиваю из него каждую копейку.

– Но ведь ты могла бы расплатиться с киллером и после его «работы», – осторожно заметила я.

– Значит, тем более меня надо спрятать. Ну что тебе стоит…

– А откуда, если не секрет, эти деньги? – И я указала на рассыпанные по столу пачки.

– Из дома. Открыла секретер и взяла. Они всегда там лежали. Яша никогда ничего от меня не прятал, просто я не могла их взять без его разрешения. Такие у нас в доме были порядки.

– А кто занимался хозяйством?

– Домработница. Валя. Честнейшая женщина, мы при ней оставляли и деньги, и драгоценности, словом, все… Она с Яшей уже много лет. Преданный ему человек.

– Ей известно о смерти Яши?

– Откуда мне знать. – Она откинулась на спинку стула и взяла сигарету. – Я же прямо из салона заехала домой, взяла деньги и сюда. Я не видела Валю. И вообще никого не видела и видеть не хочу.

– А как ты намерена жить дальше?

– Никак. Дождусь, пока все успокоится. Превращу акции и недвижимость в деньги и уеду куда-нибудь подальше. Может, даже за границу. – Она подняла на меня свои холодные, но все-таки испуганные глаза и сощурила их, как делала это, глядя на своего мужа. – А почему ты задаешь мне эти вопросы?

В голосе ее прозвучал металл. Алюминий. Не жестче.

– Да просто так, – сказала я, встала и, склонившись над столом, начала считать деньги. – Здесь только за то, чтобы я спрятала тебя, – сказала я, тоже доставая сигарету. У Эммы было теперь столько денег, которые ей почти свалились на голову, что потрясти ее в такой тяжелый для нее момент я посчитала просто своим долгом. – Еще два раза по столько же, если ты хочешь, чтобы я нашла убийцу твоего мужа. – Я сделала паузу. – Я повторяю: если ты хочешь.

– А если ты его не найдешь? – Она склонила по-птичьи голову набок и вновь сощурила глаза.

– Найду. Можешь быть уверена.

Эмма открыла сумку и достала оттуда еще несколько толстых пачек.

– Теперь хватит? – устало произнесла она, где-то в глубине души презирая меня за то, что я забираю у нее нечто, принадлежащее теперь ей, и за что она собиралась бороться всеми известными ей способами, пускай даже это досталось ей почти задаром. Я понимала ее, но это не принципиально. Понимать – не то же самое, что быть на ее стороне. Понять ее было совсем не сложно: зачем платить деньги детективу, если ей глубоко наплевать на то, кто именно убил ее мужа? Только ради того, чтобы не вызвать подозрения у меня или чтобы узнать, кто был смертельным врагом Липкина.

– Теперь ты согласна спрятать меня?

Я унесла деньги, вернулась на кухню и выглянула в окно. Моя машина плавилась от жара июльского солнца.

– Я сделаю все, что смогу, но при условии, что ты будешь подчиняться мне беспрекословно. Я не потерплю никаких капризов. Я отвезу тебя сейчас в одно безопасное место и обещаю, что там ты не будешь ни в чем нуждаться. Разумеется, плата за пансион будет выставлена отдельно.

Я почувствовала, как вся она напряглась, едва сдерживаясь, чтобы не послать меня куда подальше.

Я усмехнулась. Я почему-то подумала, что ее дело не стоит и выеденного яйца. И у меня не было никаких нехороших предчувствий…