Все лица и события вымышлены автором. Все совпадения случайны.

 
В пустынном баре, ночной порой
Я увлечен был одной игрой,
Я пил степенно, пил не спеша
С красоткой Смертью на брудершафт…
 

Каин

Часть первая
В жены напрокат

За десять минут до того, как выброситься из окна, она попросила у меня сигарету.

На столик летнего кафе, где сидели мы с тетей Милой, легла тень, мы подняли голову и увидели розовый пупок, из которого торчало серебряное колечко. Я машинально перевела взгляд выше: перед глазами возникли пояс очень светлых джинсов с заниженной талией – над поясом виднелась полоска белоснежных трусиков – и край розовой маечки, доходившей незнакомке точно до середины ребер.

– Не угостите сигареткой? – прозвенел голос. По-детски пухлые губы, которые произнесли эту незамысловатую фразу, сразу же сложились в просительную гримаску.

Девушка была отчаянно молода, ей было лет пятнадцать-шестнадцать, никак не больше. Будь на моем месте мужчина, возможно, он взирал бы на это розовощекое белокурое, крепко сбитое существо с молочно-белой кожей и задорно вздернутым носиком как-нибудь особенно плотоядно. Для меня же девчонка не представляла ровным счетом никакого интереса, поэтому я равнодушно кивнула на лежащую передо мной сигаретную пачку и отвернулась.

«Сейчас тетя Мила ей скажет: „Деточка, рано курить в твоем возрасте, разве мама никогда не говорила тебе, что курящая девушка – это вульгарно?“» – подумала я машинально, просто по привычке прогнозировать ситуацию на несколько минут вперед. И не ошиблась.

– Деточка, разве мама никогда не говорила тебе… – голос моей тети звучал прочувствованно и сердечно ровно настолько, чтобы микшировать занудно-нравоучительный смысл ее слов. Но девочка-подросток (на то она и была еще в пресловутом переходном возрасте) среагировала мгновенно и с вызовом – что, собственно говоря, тоже было вполне прогнозируемо, выпалила:

– Ой, да не лезьте вы не в свое дело! Отстаньте! Хочу – курю, хочу – пью, вам-то что? А мамы у меня давно нет, понятно вам?

Последние слова все-таки резанули ухо. Я обернулась на грубиянку бог знает зачем, скорее всего, просто повинуясь мгновенному чувству жалости: такая молоденькая и уже сирота! Но она уходила от нас, независимо покачивая полненькими, плотно упакованными в джинсы ляжками и потряхивая светлыми локонами, отброшенными на спину. В нарочито отставленной в сторону руке дымилась сигарета. Ну что ж, обычный нахальный подросток, каких миллион или даже несколько миллионов, если верить последней переписи населения, подумала я. Ничего общего с забитой сироткой из душещипательного рождественского рассказа, да и вообще о девчонке явно заботились, не родственники, так кто-то еще: нормально упитанный, чисто одетый ребенок.

Но тетя Мила, на которую порою накатывали приступы необъяснимой сентиментальности (в такие минуты слезы жалости у нее мог вызвать даже разомлевший на жаре котенок – она мгновенно придумывала ему биографию, которая могла посоперничать с приключениями героев бразильских телесериалов), уже смотрела на меня глазами, полными слез.

– Женя! Какой ужас! У девочки нет мамы! – прошептала она, смыкая руки у самого подбородка. – Такая юная! Такая прекрасная! И круглая сиротка!

– Теть Мила, ну перестань! Печально, конечно, но не в подворотне же она обитает!

– Да, но она курит! Попробовала бы бедняжка закурить при живой маме!

– Тысячи подростков курят при живых родителях и зачастую не получают за это даже ремня. А следовало бы.

– Женя, она очень бедненько одета! Ты видела эту маечку? Девочка явно из нее выросла – майка даже пупка не закрывает!

– О господи, тетя! Обыкновенная молодежная мода!!!

– Женечка, а вдруг она голодная?!

Неизвестно, сколько бы времени моя ближайшая родственница ходила по кругу, жалея «горемычную сироту». Наверное, долго, потому что настроение тети Милы, недавно прочитавшей какой-то слезливый роман, находилось в тисках неуемной благотворительности – ей хотелось кого-нибудь пожалеть, спасти, отогреть, удочерить, озолотить и удачно выдать замуж, причем желательно все сразу и в ближайшие полчаса.

Я для этой цели явно не годилась: хотя у меня тоже не было мамы (она умерла несколько лет назад), а фактически и отца (после его скороспелой женитьбы на какой-то дуре наши отношения прекратились), зато имелся явный минус в виде профессии. Наверное, будь я белошвейкой или учительницей музыки, в глазах тети Милы для меня еще оставался бы шанс; но я – телохранитель, работающий по найму за серьезные деньги, хорошо владеющий оружием и приемами рукопашного боя. Само это слово – «телохранитель» – тетя Мила выговаривала дрожащими губами, а уж о том, чтобы предложить мне выплакаться от тягот профессии на ее широкой груди, не могло быть и речи.

– Да пойми ты, что в моей профессии нет ровным счетом ничего удивительного! – не первый год втолковывала я ей. – Телохранителями женщины служили еще в древних храмах Индии, Египта и Среднего Востока. Даже для России это вполне нормальное явление! Первую женщину-космонавта Валентину Терешкову, например, постоянно сопровождала секьюрити из органов госбезопасности. А две моих коллеги еще недавно работали под руководством Александра Коржакова, бывшего начальника службы охраны президента Ельцина.

Все бесполезно. Тетя затыкала уши, закрывала глаза и мотала головой: нет-нет, она согласится с тем, что телохранитель – женская профессия, не раньше, чем увидит меня за вышиванием или лепкой пельменей.

Поэтому в обращении с единственной племянницей тетушка избрала некий промежуточный вариант: старалась как можно меньше поощрять меня, говорить «о работе», кормила разносолами и время от времени выманивала на прогулки спокойно «подышать свежим воздухом».

Во время этих прогулок она не жалела охов-ахов, привлекая мое внимание к птичкам, голубому небу, весенним ручейкам и прелестным лютикам-цветочкам. Наверное, ей казалось, что на всем этом благолепии должна отмякать и отдыхать моя зачерствевшая душа, непременно кровоточащая ранами ужасов жизни. Когда ей казалось, что душа моя достаточно размякла, тетушка начинала робко заводить разговор о том, что «деточка, тебе пора начать вести более нормальную жизнь». Но на эту тему она выруливала уже с меньшим энтузиазмом – очень уж мало было шансов на успех.

* * *

Сегодняшний день был как раз отмечен такой прогулкой. Вдосталь полюбовавшись жалкими ростками на городских клумбах и надышавшись полной грудью пропитанным бензиновыми парами свежим воздухом, мы с тетей Милой присели за столик летнего кафе и взяли себе по порции мороженого. Я приготовилась было поболтать с тетушкой о том о сем (почему бы и нет, в конце концов, мы не так уж много времени проводим вместе), а тут эта наглая малолетка с просьбой закурить. Настроение тети было сбито в сторону, которая меня не совсем устраивала, и я решила одним метким ударом поставить все на свои места:

– Посмотри-ка, куда она направилась, твоя «голодная сиротка»! Чтобы попасть в такой дом, нужно там жить или как минимум иметь на руках приглашение от кого-то из высокопоставленных обитателей!

Действительно, девушка с сигаретой уверенной походкой устремилась к высоченному элитному дому, гордо возвышавшемуся на набережной. Это чудо архитектуры было известно в нашем городе под именем «Дворянское гнездо» – огромное сооружение из красного кирпича и стекла, выстроенное в виде средневекового замка с цепями на воротах и коваными решетками на каждом парадном.

Здесь жили самые именитые люди нашего городка – чиновники высшей категории, крупные бизнес-воротилы и «воры в законе», что, как известно, частенько имеет прямую или обратную зависимость. Простому смертному незаметно проникнуть в это здание так же невозможно, как иноземному захватчику дойти дальше Сталинграда: территория вокруг замка тщательно охранялась и со всех сторон просматривалась камерами наружного наблюдения; у ворот круглосуточно дежурила охрана, а в каждом из подъездов наверняка имелась консьержка.

Летнее кафе располагалось аккурат через дорогу от чугунных ворот, и мы с тетей Милой могли наблюдать, как «сиротка» уверенно минует будку охраны, где ей не задали ни единого вопроса, и направляется прямиком к одному из подъездов. Поравнявшись с массивной дверью, она не стала давить кнопки домофона, а преспокойно открыла ее вынутым из заднего кармана джинсов электронным ключом-«таблеткой». И скрылась из вида.

– Ну? – торжествующе обернулась я к тете Миле. – Надеюсь, ты не будешь утверждать, что «сиротка» имеет право на свободный проход в такой дом исключительно для того, чтобы просить там милостыню?

– А может, она прислуга, – пискнула тетушка, уже капитулируя. – Бедняжку заставляют трудиться день и ночь…

– …перебирать мешки с зерном и шить бальные платья для злых сводных сестер. Хватит! Ты прекрасно знаешь, что в прислуги нынче набирают опытных да умелых, а не таких пигалиц, которые и носового платка не умеют погладить. И уж, во всяком случае, никакой буржуин не доверил бы малолетке ключей от своей квартиры. И будет об этом. Давай считать, что тема себя исчерпала.

Тетя отвернулась, шмыгнула носом и разочарованно ткнула ложечкой в раскисшее мороженое.

* * *

На дворе стоял теплый май, солнце гладило нас по волосам, легкий ветерок шелестел зеленью молодых тополей. Я не лирик, но в такую погоду и отпетому цинику хочется откинуться на спинку стула и, подставив лицо золотистому лучу, воскликнуть что-то вроде: «Как хороша жизнь!»

– Как хорошо! – сказала я. Отодвинула от себя опустевшую вазочку из-под пломбира и действительно откинулась на спинку стула, жмурясь от солнечных бликов, которые бегали по крыше и чистым окнам «Дворянского гнезда». Право же, на солнце это здание сверкало покруче самого дорогого бриллианта.

Теперь мне самой захотелось закурить. Вынув из пачки сигарету и щелкнув зажигалкой, я чуть отодвинулась от столика вместе со стулом: тетя не выносила дыма. И, как оказалось, это перемещение было удачным – сейчас блики на доме не так слепили глаза.

Прищурившись, я разглядывала геометрически правильные выступы и балкончики «Замка», от нечего делать прикидывая – можно ли при желании забраться по ним в нужную квартиру, если бы этого, скажем, потребовала от меня служебная необходимость. По моему раскладу выходило, что для этой цели понадобилось бы как минимум добротное альпинистское снаряжение, а как максимум – уловки киношного каскадера.

«Лет триста назад этот вопрос решался проще, – подумалось лениво. – Клиент просто бросал вниз веревочную лестницу, а телохранитель, то есть оруженосец, или вассал владельца замка, карабкался по ней, цепляясь шпорами за перекладины. Терял при этом шляпу, рвал фламандские кружева, потел и ужасно матерился в душе на своего сюзерена. И если он находился при этом в слабоватой физической форме, то наверняка срывался и падал».

Едва я успела додумать эту небогатую мысль, как в самом верхнем, чердачном окне, распахнутом по случаю тепла, появилась чья-то тень.

– Что там? Куда ты смотришь, Женя? – спросила тетя с явным любопытством. И обернулась.

Я не ответила ей – я смотрела туда. Смотрела очень недолго. Все произошло очень быстро: короткая возня, подробности которой с места, где я сидела, разглядеть было невозможно, слабый вскрик (а может, мне только послышалось?), и вдруг – душераздирающий вопль! Едва начавшись, он тут же оборвался – будто перерезали натянутую струну.

И одновременно сверху, через подоконник самого верхнего этажа, вниз, к устрашающе-убийственным каменным плитам дворика, мешком пролетело и рухнуло что-то живое и тяжелое. Вокруг закричали, люди повыскакивали из-за столиков – оказывается, жуткую картину наблюдала не я одна!

* * *

– Женя!!! – истошно закричала тетя и вцепилась в мою руку. – Женя, это она! Та девочка! Она выбросилась из окна!

Я не слушала ее, более того – довольно грубо оттолкнула в сторону. А потом, отшвырнув ногой и мешающие мне пластмассовые стулья, рванула туда, к дворику «Дворянского гнезда». Уцепившись за острые крючья ограды, в два счета перемахнула через нее, спрыгнув на плиты двора. Внимания на это никто не обратил – охрана бестолково суетилась, вызывая во мне здоровое раздражение: двое просто бегали по двору, еще один дрожащими руками утирал с лица пот, и только четвертый, полноватый и лысоватый дядька в синей форменной рубашке, стоял на коленях возле распростертого на бетонных плитах тела.

– Мертва? – спросила я, наклоняясь над той, что всего десять минут назад попросила у меня сигарету.

Охранник ощупал тело, потрогал жилку на шее, поискал пульс, оттянул веки – и медленно поднялся с колен.

– Мертва?!

Мне не ответили.

– Ужас… Ужас… Ужас… – по-бабьи лопотал тот, что утирал с лица пот.

В глазах у меня моментально потемнело – терпеть не могу мужиков, которые ведут себя как слезливая баба.

– Что ты стоишь, болван?! – рявкнула я так, что этот потный дурак вздрогнул и вытянулся передо мной в струнку, преданно поедая меня тупыми, очень близко посаженными глазами. – Порядков не знаешь?! Быстро к телефону! Чтобы «Скорая» была здесь через пять минут!

Это подействовало – торопясь, охранник потянулся одновременно в карман за мобильником и к ремню за рацией.

– Несчастный случай… самоубийство… внезапная смерть… пожалуйста, поскорее… – забормотал он.

А я смотрела на девочку. Она лежала неподвижно, с неестественно вывернутыми руками и ногами и, судя по положению головы, с переломанной шеей. На разметавшиеся по плитам светлые локоны из уголка рта, по подбородку и длинной белой шее алым шнурочком вытекала кровяная струйка. Лужа крови вытекала и из-под головы, волосы быстро намокали в ней, становясь совсем темными. А глаза были открыты – девочка, десять минут назад попросившая у меня сигарету, не отрывала от меня удивленного взгляда. Но жизни в этих глазах уже не было.

* * *

Безуспешно стараясь проглотить подступивший к горлу комок, я встала с колен, отошла на несколько шагов и отвернулась. У редких прутьев ограды стояла толпа зевак: человек двадцать, не меньше. Все они изо всех сил старались рассмотреть, что происходит, бурно жестикулировали и громко переговаривались:

– Чо там? Убили кого?

– Да какой-то бандит любовницу с окна выкинул.

– Прямо! Это она сама выпрыгнула. От глюков. Наркоманка, поди, с ними такое сплошь и рядом! Привиделся, наверное, ей какой-нибудь принц заморский, поманил за собой, она и прыг. Дело-то недолгое…

– Вот вы сразу о дикостях каких-то думаете. А может, все дело в любви. От несчастной любви только на такое решаются!

– Ой, ой, сюси-пуси, «несчастная любовь»! У этих вот, молодых да ранних, и понятия такого нету – «любовь»! У них все сейчас очень быстро делается. Сперва постель, потом – «А давайте познакомимся». Видали мы таких!

– А может, она беременная? А парень сбежал, наверно… И маме сказать побоялась? Испугалась девочка. Переживала, наверное, сильно, ну и решилась…

– Судить таких надо!

– Разрешите? Разрешите? Да пропустите же вы врача, наконец! – послышался решительный голос, перекрывший все остальные. Толпа посторонилась, толстый охранник хлопотливо отомкнул ворота и впустил врача – высокую женщину в белом халате, марлевой повязке и с медицинским чемоданчиком в руках.

– Где больная? – спросила она и осеклась, увидев тело. Помедлив всего секунду, врач быстро приблизилась к мертвой и наклонилась над ней, одновременно раскрывая свой чемоданчик.

Все молчали.

– Ну что же вы стоите, граждане? – тихо сказала женщина, разгибаясь. – Тут не «Скорую», тут милицию надо. Медицина, к сожалению, уже бессильна.

Темные строгие глаза над марлевой повязкой смотрели серьезно и даже требовательно. Загипнотизированный этим взглядом, по-прежнему потеющий охранник снова потянул из кармана сотовый телефон.

* * *

Тетю Милу я нашла все за тем же столиком летнего кафе. Похоже, она вообще не вставала с места и все время просидела вот так, вцепившись обеими руками в сумочку, крепко-крепко зажмурившись и поджав ножки, словно напуганный ребенок. Я плюхнулась рядом, положила ноги на соседний стул и закурила, не особенно заботясь о том, как это выглядит со стороны. Тетя Мила слегка приоткрыла один глаз, увидела меня и чуть расслабилась.

– Это ты? – спросила она слабым голосом. – Ох, как хорошо, что это ты. А я думала…

– Что ты думала? – буркнула я. – Что это убийца и он наконец добрался и до тебя?

– Нет-нет-нет! Не хочу, не хочу, не хочу! Не хочу ничего слышать и знать ни про какого убийцу! И без того мне теперь неделю не спать без снотворного. О-о-ох, вышла погулять с племянницей на свое горе… Женя, ты только меня сейчас не бросай. Хотя бы до дому доведи, а потом отправляйся…

– Куда это?

– Ну как это – выяснять, что там такое случилось с девочкой. Только не говори мне, что она расшиблась насмерть! Я этого не знаю, не знаю!

Я выпустила последнее облако дыма и с силой загасила сигарету о какую-то жестянку, что валялась возле столика.

– Не собираюсь я никуда идти и ничего выяснять. С какой стати? – я старалась говорить как можно равнодушнее, пытаясь отогнать от себя воспоминание о том, как девочка со светлыми волосами и по-детски припухлым ртом берет из моей пачки свою последнюю сигарету, а затем уверенной походкой удаляется в сторону элитного особняка… чтобы через несколько минут выброситься из его окна и лежать у моих ног с переломанной шеей.

– Ты же знаешь, я работаю только на заказ, то есть только тогда, когда есть клиент. Клиента у меня нет, в данном случае я всего лишь случайный свидетель. И к тому же моя профессия – телохранитель, а вовсе не следователь И вообще, нам пора домой. Скоро твой любимый сериал начнется.

Последний аргумент, кажется, подействовал на тетю лучше всего. Не открывая глаз, она, как сомнамбула, поднялась с места и тяжело оперлась на мою руку.

– Пойдем… И пожалуйста, никогда больше не напоминай мне о том, что сегодня произошло.

– Успокойся, я и не собиралась.

* * *