ГЛАВА 1

Вот и лето закончилось в Тарасове и на календаре.

Легким ветерком унеслось оно в неведомые края, но в душе у меня что-то еще оставалось от моего чудесного отдыха, и я с непреходящим удовольствием перебирала в памяти это «что-то» до тех пор, пока утром следующего дня после моего возвращения домой не раздался телефонный звонок от клиента.

От этого звонка, как от первого петушиного крика, ушло прочь все сладкое марево, навеянное мне морским прибоем, и, тут же мобилизовавшись, я выбросила из головы все лирическое и романтическое и взяла телефонную трубку.

Пусть скептики говорят, что хотят, пусть говорят, что все это чушь, бред и ахинея, но готова спорить, что телефонный звонок, предваряющий серьезный разговор, уже и звенит как-то напряженно и требовательно.

Совсем не так, как если бы мне звонил, например… ну в общем, не важно кто.

Итак, я взяла трубку и коротко по-деловому бросила в нее:

– Да!

Однако я ошибалась – это звонил не клиент, а мой старинный приятель, бывший однокорытник по юрфаку Володька Степанов, как и я, с трудом возвращающийся к своей работе.

Только в отличие от меня Володька трудился непосредственно в органах внутренних дел, но он тоже испытывал необходимость в каком-нибудь сильном раздражителе, чтобы наконец-то войти в норму.

Мы с ним, как два одиноких пенсионера, пожаловались друг другу на все что можно и решили съездить сегодня на дикий пляж за город и отдохнуть в последний раз по-человечески перед тем, как начать жить по-людски.

Скучно, то есть, и в заботах.

Я окинула взглядом свою квартиру и договорилась с Володькой, что через полчаса выезжаю из дома и подхватываю его на перекрестье двух улиц в центре города, где он будет ждать с уже закупленными закусками и напитками.

Я быстро собралась – как будто для того, чтобы собраться на пляж, нужно много времени – и перед тем, как выскочить из квартиры, решила спросить у своих гадальных косточек, нормально ли пройдет время на пляже или стоит подготовиться к какой-нибудь милой жизненной подляночке – обычному, впрочем, явлению в нашем убогом мире.

Уже одно то, что мне захотелось проконсультироваться со своим оракулом, было зловещим признаком: это означало, что меня посетило некое нехорошее предчувствие, но смысл его я сама пока не улавливала. Для этого и нужно выяснить перспективы.

А может быть, все было гораздо проще: просто мне не очень-то и хотелось тащиться за тридевять земель, да Володьке Степанову отказывать показалось неудобным.

Короче, я присела на диван в комнате и, запустив ладонь в замшевый мешочек, выкатила перед собою три граненые кости.

14+12+27.

«В первую очередь успокойтесь! В наступающий период времени Вы вольны делать все, что Вам хочется, в пределах разумного».

Я задумчиво почесала кончик носа, мысленно махнула рукой на все свои неопределенные ощущения и почти вприпрыжку выскочила из квартиры.

И что я сомневаюсь?!

Жизнь продолжается, а наши пляжи вовсе не хуже французского Лазурного берега, с поправками на климат, время, государство, культуру и прочие мелочи.

Да и мой – или почти мой, так точнее будет, – Володька не хуже Микки Рурка с поправками на… ну об этом лучше не будем.

Я доехала до места встречи, посадила в свою «девятку» Володьку и тронулась дальше.

Володька привычной скороговоркой поздоровался, более развернуто, но не менее привычно пожаловался на семейные неурядицы и ничего не понимающую жену, я привычно покивала, и совершенно без происшествий и приключений, что является несомненным благом при наших хлопотных профессиях, мы добрались до пляжа.

Последний уютный уголок прошедших времен, не раздражавший яркими этикетками и уродливыми ларьками, встретил нас замечательной погодой и немногочисленными отдыхающими.

Расположившись недалеко от реки на полотенце, я уже расслабилась, как вдруг в отдалении из негустого подлеска раздался сухой резкий щелчок, до оскомины напоминающий пистолетный выстрел.

Я подняла голову и посмотрела в том направлении.

Володька тоже напрягся. До этого он лежал на пузе, а теперь сел и нервно завертел головой.

Профессионализм тем и характеризуется, что никуда он не исчезает даже на отдыхе.

За все приходится платить, даже за умение отличить звук выстрела от автомобильного выхлопа.

– Ты тоже слышал, – спокойно произнесла я и осмотрелась.

Кроме нас двоих, похоже, никто и не обратил внимания на то, что нам с Володькой моментально испортило настроение.

– Да нет, не может быть, Тань, – неуверенно пробормотал Володька и встал со своего полотенца.

Володька, вытянув шею, внимательно осмотрел всю видимую часть зарослей и, хмыкнув, сунул ноги в ботинки.

Взяв под мышку органайзер с документами, он принял серьезный и сосредоточенный вид, но почему-то смотрелся забавно.

– Пойду прогуляюсь, – тихо произнес Володька в пространство, – ты поваляйся пока, Тань, – кинул он мне и не торопясь побрел в ту сторону, откуда предположительно раздался выстрел.

Посмотрев ему вслед, я вздохнула, тоже поднялась и, забрав сумку, в которой хоть и не было на этот раз пистолета, зато лежал сотовый телефон, последовала за Володькой.

В отличие от него, идя к тем кустам, я думала только о себе. Мне было гораздо комфортнее видеть Володьку рядом с собою, а не лежать в одиночестве, ждать его и представлять всякие неприятные вещи оттого, что он будет задерживаться неизвестно где.

Хоть и чужой муж, а как человек вовсе даже не чужой.

Володька, разумеется, добрался до зарослей первым, я, следуя за ним, успела услышать несколько веселых реплик в наш адрес.

Если бы на самом деле мы пошли за тем, о чем подумали резвящиеся щенки-острословы, все было бы гораздо интереснее, а так скорее всего нас ожидало минут десять бесцельного блуждания, а потом возвращение чуть ли не под радостное улюлюканье.

Однако все произошло совсем не так.

Углубившись в кусты и приподнявшись немного на носочки, чтобы разглядеть куда-то подевавшегося Володьку, я увидела его слева от себя, присевшего на корточки и что-то внимательно рассматривающего.

– Кузнечика нашел, юный опер-натуралист? – обозлилась я, искренне возмущенная бездарным времяпрепровождением. – Тебе подарить ко дню рождения сачок? Или бабочки – это пока еще круто для тебя?

На мои слова Володька никак не отреагировал, только наклонился еще ниже.

Мне стало совсем уж интересно, и я двинулась напролом, сминая кустики, как танк березки.

– Ну что здесь… – начала я, подходя ближе, и осеклась.

Володькино «чш-ш!» запоздало, потому что уже не имело смысла.

Я и сама все увидела.

На траве, раскинувшись, лежал молодой парень, одетый в белую футболку от «Хьюго Босс» и в длинные джинсовые шорты такого же белого цвета.

На груди парня в области сердца расплылось красное пятно.

– Готов мальчишка, – произнес Володька, поднимая голову ко мне, – у тебя телефон с собой?

– Уже все поняла, – ответила я, расстегивая сумку.

Володька вскочил на ноги и, не разбирая дороги, бросился напрямик сквозь кусты в сторону, противоположную от пляжа.

Я развернула сотовый и набрала «02».

Быстро сообщив всю нужную информацию о происшествии и о себе, не забыв упомянуть и майора Степанова, сейчас преследующего неизвестного убийцу, я отключила связь и побежала следом за моим опером.

Если бы с ним что-нибудь случилось, я этого себе не простила бы никогда.

Побегав вокруг, вдоль и поперек посадок, мы ни с чем вернулись к месту трагической находки, и я, оставив Володьку там, вернулась на пляж, быстро побултыхалась в Волге и, одевшись, сменила его, чтобы он тоже встретил коллег не в трусах и с органайзером под мышкой, а полностью одетым.

Пока я одевалась, то записала номера всех машин, стоящих около пляжа, прекрасно понимая, что толку от этой меры будет мало: преступник уже давно исчез, а если из отдыхающих кто-то что-то и видел, то выдавливать из них крохи информации будет делом тягостным и практически бесполезным.

Как это ни печально звучит, но в делах расследования подобных преступлений, к сожалению, зачастую следует больше полагаться на удачу, чем на дедукцию, индукцию и прочие отвлеченные философские категории.

Гадальные косточки, кстати, очень даже помогают не профукать эту удачу и вовремя заметить ее хвост, чтобы ухватиться за него.

Володька подошел ко мне, размышляющей об этих вещах, уже не один, а с оперативной группой, подъехавшей на удивление быстро и точно.

При убитом парне не оказалось никаких документов, а несколько мелочей из его карманов пока не давали зацепок к установлению его личности.

Все это порождало некоторую нервозность оперативников, как и почти полное отсутствие свидетелей.

Никто, кроме нас с Володькой, ничего не слышал, и никто ничего не видел, включая и нас с ним.

Честно говоря, я ребятам не позавидовала: они получили еще один практически безнадежный висяк, и сами это прекрасно понимали.

Мы с Володькой полностью освободились от этого дела только к трем часам дня и, совершенно замученные постоянным пересказом событий и своими оценками, сели в мою «девятку», закурили и переглянулись.

– Ну что, товарищ майор, – спросила я, – вас отвезти к вашему дому или уж сразу в РОВД? Район-то ваш, сможете продолжить эту бодягу на стационаре.

Володька жалобно посмотрел на меня, ожесточенно почесал затылок.

– Чаю хочется, Тань, – робким голосом возвестил он, и я, хмыкнув и не спрашивая больше ни о чем, завела мотор и поехала к себе домой.

Чаю так чаю, кто бы был против!

Мы приехали ко мне, и, пока я плескалась в ванне – надо же было с себя смыть не только плохое настроение, но и волжскую воду, – не знаю, чем занимался Володька, может быть, и чай пил, но когда я вышла, он уже лежал на диване и полистывал какой-то дамский журнальчик.

– Парень по картотеке не числится, – доложил он мне, хотя я его ни о чем и не спрашивала, – я уже позвонил.

– А что ты еще сделал? – поинтересовалась я, сталкивая его с дивана и прогоняя в ванную.

– Ничего больше, честное слово, – ответил Володька и побежал в ванную.

А я тем временем раскинула свои гадальные косточки. Теперь они мне должны были сказать что-то определенное: случились события, и неплохо было бы знать, как они отразятся на моем здоровье.

Косточки долго не думали, словно уже давно подготовили вариантик:

23+25+4!