Попытка ревности

Есть поэты, которых я не люблю, не понимаю, которые оставляют меня равнодушным (недавно в этот список попал француз Филипп Жакоте), но только двоих я переношу очень плохо - это Мандельштам и Цветаева. Иной раз чтение их стихов (вынужденное, в силу определённых причин) вызывает у меня натуральное отвращение. Я ощущаю их поэтику как нечто взвинченное, нездоровое, часто - косое, кривое и нелепое, но подаваемого с апломбом, с чувством собственного величия (в стиле цветаевского же: один мне равносилен, один мне равномощен), каким-то запредельным представлением о себе, своём положении в мире и своих опусах. И если тёмная и муторная поэтика Мандельштама просто отталкивает, то водоворо-ты - цветаевского словоизверж-ени - я (намекаю на дикую пунктуацию) просто вызывают приступ морской болезни. Но тошнота эта появляется не сама по себе, а именно в связке с позой "я - божество", "я - Поэт", мало для меня собеседников в мире, кругом одна "бессмертная пошлость", но я - Синай, у меня бытие через край, извольте соответствовать, томлюсь Я среди вас, не сродники вы мне, - и прочее такое. Если бы руссо поэтессо облико морале, выпроставшаяся из-под плюшевого пледа, была лишена подобной позы, которая режет глаз, то эти стишки, возможно, производили бы более благоприятное впечатление, а 2-3 стихотворения можно было бы даже включить в антологию "Поэзия 20 века".

Марина Цветаева - фигура каноническая в русской поэзии. О ней уже столько сказано, что любое мнение - будто камешек в огромную реку: волны не поднимет. Во время чтения сборника возникало ощущение, что её произведения похожи на стихию – они либо завораживают, либо вызывают полное отторжение. К сожалению, в моём случае было второе.
Проблема в Цветаевой не в её величии, а в том, что она пишет, будто мир - это зрительный зал, а она - не просто актриса, а вся сцена сразу. Если простота Есенина пробирала до самого сердца, то стихи Цветаевой - это её личный театр, в котором всё преувеличено через край: чувства, ревность, смерть. Её высокомерный тон, требующий внимания и жалости к себе в каждой строчке, больше напоминает выкрикиваемые в рупор лозунги, чем доверительную и интимную беседу со своим читателем.
В стихах встречаются интересные и яркие идеи: например, разбор имени Блока через морфемное звучание или стих про письменный стол – они трогают не за счёт истерики, а за счёт точности и находчивости, но таких стихов мало. Большинство напоминает бесконечную саморекламу в поэтической форме, что может понравиться далеко не каждому.