Сашка постояла еще, дыша изо всех сил, раздувая легкие. А потом разжала пальцы, вцепившиеся в поручень, и шагнула вперед. Или ей показалось, что шагнула… И взорвалась изнутри.Порывом ветра куртку снесло, забросило Сашке на голову. Вязаный свитер разлетелся на ниточки, под ним треснула майка. Справа и слева от позвоночника, на пару сантиметров выше застежки бюстгальтера, открылись две горячие дюзы.Сашке казалось, что она видит поезд со стороны. Видит его длинную спину с маленькими трубами, из которых где гуще, где реже поднимался дым. Она все это видела, понимая, что вокруг темнота; она ощущала воздушные потоки. Стелилась, перетекала в пространстве, а может, скользила, как скользит по земле тень летящего самолета.Тень не знает препятствий. По воде, по земле, по снегу; тень легко падает в провалы и так же легко выбирается на поверхность. Облака лежали двумя ажурными слоями – один над другим. А еще выше белым жемчужным слоем лежали звезды. А под ними темнел лес, полный жизни. Поезд, медленная змея, вырвался на открытое пространство, в поле, где темнели проталины. В глубоком рву стояла вода под нежной корочкой льда. Это была еще зимняя, еще глубоко спящая земля, уже беременная весной.Сашке захотелось петь.И еще – захотелось забрать это все себе. Это жемчужное небо. Эту холодную, беззащитную землю. Эти семена глубоко под подтаявшим снегом. Эти холмы…Она раскинула руки. Каждое невидимое зернышко в мерзлой земле показалось ей тенью большого, невыносимо огромного слова «жизнь». Каждый корень в ожидании тепла. Каждая капелька влаги. Жизнь, вокруг которой вертится все на свете.Которая одна имеет смысл.– Мое! – крикнула Сашка.Ее крутануло, как щепку в водовороте. Навалилась серая мгла, Сашка перестала видеть поезд, небо и лес. Она рванулась вверх, но марево сгущалось. Тогда, обхватив колени руками, она упала вниз, вырвалась на свет, увидела половину солнца, поднимающегося над гладким горизонтом, и не узнала этой местности.Тогда она рассыпалась на буквы. На коротенькие простые мысли. Прошло сто лет, и еще сто лет, и Сашка сложилась снова – в себя. Она лежала ничком на крыше несущегося поезда.