Младенец лежал на спине, закинув на подушку сжатые кулачки, слепив ресницы, полуоткрыв крохотный рот. Он тоже был словом. Отзвуком. Материальным воплощением чьей-то короткой просьбы. Сашка не отдавала себе отчет, откуда в ней взялось такое знание; она сделала еще шаг и взяла ребенка на руки.Мотнулась головка; Сашка успела ее придержать. Ребенок был не до конца оформившейся волей, подвижным сгустком информации; он был частью Сашки. Частью ее мира. Он был ее.Два слова слились в один звук.Ребенок открыл сонные голубые глаза. Казалось, он сейчас закричит. Тикали часы. Беспокойно дышала мама, измученная постоянным недосыпом.Сашка смотрела на себя. И снова смотрела на себя; это было похоже на два зеркала, установленные друг против друга. Ребенок, ставший частью ее личности, молчал. Его глаза медленно темнели. Взгляд был почти осмысленным.Сашка едва удержала крик. Так же молча, прижимая ребенка к груди, она вышла на кухню. Еще не понимая, что произошло, но уже мокрая с головы до ног от холодного пота. Положила Валечку на стол; согнулась, прижимая руку ко рту. Ее вырвало золотыми монетами – впервые за много месяцев. Монеты звенели, раскатываясь по полу