-Куда ты идешь?

–Не знаю.

–А зачем?

–Просто так.

–Ты ведь не смотришь себе по ноги. А если там омут, ты же упадешь!

–Значит, это мой финал таков.

Он взял ее за руку и резко развернул к себе лицом. Она смотрела на него совершенно спокойно и отрешенно. Он даже сказал бы, что безразлично. Но он все равно продолжал сжимать в своей руке ее бесчувственную руку. Он стоял и смотрел на нее, а она смотрела мимо, но не всматриваясь, а все так же отрешенно.

–Скажи хотя бы откуда ты идешь.

–Я ушла. Я оставила его, он теперь и без меня справиться, он со мной теперь знаком.

Антон зажмурился и потер затылок. «Кто она ?– думал он.– И почему я все еще ее держу?». Он отпустил ее руку, и она повисла вдоль ее тела.

Незнакомка, казалось, и не собиралась уходить.

–Ты молчишь, но не уходишь. Я не понимаю, что мне делать.

–Но ты же не хочешь, чтобы я ушла. И я жду.

Этот разговор было бессмысленно продолжать. Расставаться с ней, ему действительно не хотелось. Ему даже начало казаться, что они вместе не случайно.

–Меня зовут Антон, а тебя как?

–Муза.

Антон удивленно посмотрел на нее.

–Имя что надо! Подходит. Пошли.– и он взял опять ее за руку. Муза покорно пошла за ним. Она шла очень легкой походкой, а вьющиеся волосы, развиваясь по ветру, иногда щекотали ему щеку.

Беглянка ничего не рассказывала о себе. Антон перестал выпытывать. Он все время спрашивал себя, отчего ему так с ней хорошо и вовсе не хочется от нее избавиться. И ответа не находил. Но жизнь его сильно изменилась, хотя Муза и умела быть незаметной. Она никогда не мешала, не начинала говорить не вовремя. И вообще ничего не требовала. Антон отдал ей свою маленькую комнату, а сам перешел в так называемый кабинет, где и спал, и работал.

Уже два года, как он переселился из города сюда, в стоящую сравнительно недалеко от столицы деревушку, где ему достался дом от деда. Деревушка эта была до сих пор не тронута цивилизацией, несмотря на то, что и земля там была хорошая, и домов опустевших за последние годы прибавилось. Дело в том, что уж больно неудобно она была расположена, тянуть сюда дорогу и всю инфраструктуру было пока хлопотно и дорого. А Антон этому обстоятельству был рад. Он легко приспособился к новым условиям, да и густой лес, стоящий на страже вокруг деревни, и речка, хоть и неглубокая, кривая и с каменистым дном, но богатая рыбешкой вполне съедобной, способствовали этому. Антон любил сидеть на ее бугристом берегу и наблюдать, как замысловато отражается небо в неглубокой воде, преломляясь на камнях. А еще, что было немаловажно, на жизнь здесь ему теперь вполне хватало тех крох, которые он в последнее время мог заработать своими заказными статейками в самую неинтересную и скучную рубрику журнала, в котором его еще немного подкармливали «по старой памяти», как всегда подчеркивал главный редактор, глядя в стол и недовольно постукивая карандашом по этому же столу.

Да было время, Антон писал и писал много. Его статьи о литературе считались интересными и глубокими, с его мнением считались. Он был вхож в кабинет главного. Антон лениво время от времени и сам пописывал, то стихи, то прозу. Его хвалили, говорили какие-то слова, иногда даже награждали. Но он чувствовал, что все это было как-то вымучено, ненастоящее все было. Ему хотелось написать что-то значительное и особенное. Но на это и времени не хватало и терпения. Он стал часто выпивать сначала с охочими до этого друзьями и знакомыми, с соратниками по перу, а втянувшись, начал часто прикладываться и в одиночку. Время шло, Антон в работе начал «топтаться на месте», как говорил главный, сетуя, что теряет ценного работника. А тут еще и вовсе конфликт случился. Антон в одной из важных критических статей допустил ошибку, которая привела к крупному конфликту, сначала с автором, который оказался прав, а потом и с редакционной коллегией. Чтобы замять все это, главному пришлось понизить его в должности, да и доверять теперь ему главный уже боялся. А когда Антон пришел к нему с просьбой отпустить поработать хоть какое-то время удаленно, главный даже обрадовался такому компромиссу.

Получив свободу от утомительного присутствия в редакции, теперь Антон вспомнил о доме в деревне. Но в этом деле ему не хватало там интернета. Посоветовавшись со сведущими людьми, и эту проблему удалось решить. Собираясь в добровольную ссылку, он решил покончить и с пьянством, тем более, что все те, кто дружно поддерживали его и составляли ему компанию, оставались в Москве, в гуще кипящей жизни.

С тех пор прошло уже два года, он давно уже привык к новой жизни. Она на него действовала успокоительно. Правда, ее монотонность его все больше делала инертным и заторможенным. Иногда что-то начинало мучить Антона и беспокоить где-то внутри, но он старался не возбуждать лишними рассуждениями это чувство. Ему даже немного нравилось присутствие этой загадки.

И вот в эту самую жизнь так неожиданно ворвалась загадочная Муза. Жили они теперь вместе и не вместе. Они даже есть часто умудрялись порознь, Муза вообще, казалось, в еде не нуждалась. Но очень часто разглядывала все, что ел Антон. Она любила наблюдать за тем, как он ест. Иногда он ей зачитывал какой-нибудь пассаж из той или иной своей статейки. При этом он сам же посмеивался над темами своих статей и над вымученными выводами, которые ему приходилось из себя выдавливать. Он замечал, что Муза слушала его из вежливости, а думала о чем-то о своем. Но это Антону, как ни странно, нравилось. Она же говорила очень мало и редко, только при необходимости, и очень конкретно. Наверное, если бы она появилась бы в его редакции, ее бы тоже сразу прозвали девушкой «не от мира сего». Так иногда называли некоторых поэтесс, заходивших в редакцию. Но в мире, который теперь окружал Антона Муза была очень даже уместна, она прекрасно в него вписывалась.

Все шло хорошо и гармонично, но с некоторых пор Антон чувствовал странное беспокойство. Что-то зудело внутри, в душе. Странное чувство зарождалось внутри и раскачивало его. И вот однажды, когда он корпел над очередной тягомотной статьей, а Муза, сидя у противоположного конца стола, пристально наблюдала за ним, Антон вдруг, перейдя к новому абзацу, неожиданно для себя самого начал писать совершенно на другую тему. И это уже была не программная статья, а скорее что-то личное. Он писал, как под диктовку, быстро и азартно, иногда будто захлебываясь. Каждое слово становилось важным и на своем месте, только что записанная мысль сама же и вела к новой, следующей.