– Обещайте, что это действительно останется между нами, дорогие жабы, но иногда мне даже хочется, чтобы у меня были другие родители, понимаете? – продолжаю я. – Родители, как у Белль, мягкие, как сливочный пирог, который только что вынули из духовки. Они долго обнимают ее, когда она грустит, напугана и даже когда она очень счастлива. Родители, которые выгоняют всех призраков из-под твоей кровати, из твоей головы и обсуждают с тобой итоги недели, как Диверчье Блок по телевизору, чтобы не забывать, чего ты добилась за эту неделю и обо что споткнулась, чтобы не споткнуться снова. Родители, которые тебя видят, когда с ними говоришь, – хотя мне и страшно смотреть в глаза другим людям, как будто их глазные яблоки – это красивые шарики, которые можно выиграть и проиграть. А скорбь – она как пустой мешочек из-под шариков. И не стоит забывать: родители Белль ездят в отпуск в далекие места и заваривают чай, когда она приходит домой из школы. У них есть сто разных вкусов чая, в том числе мята с лакрицей – мой любимый. Иногда они пьют его на полу, потому что так удобнее, чем на стуле. И они играют друг с другом, и это не превращается в драку. А еще они извиняются каждый раз, когда плохо поступают друг с другом. И вот что мне интересно, дорогие друзья, вы умеете плакать или просто идете поплавать, когда вам грустно? У нас, людей, есть слезы, но, может быть, вы ищете их снаружи, чтобы в них погрузиться. Но вернемся к вашим сильным сторонам, вот с чего я начала. Вы должны знать, какие силы хотите использовать и как. Я знаю, вы хорошо ловите мух и спариваетесь. Я нахожу последнее странным, но вы занимаетесь этим все время. И если вы больше не делаете то, что вам нравится, это неспроста. У вас жабий грипп? Тоска по дому или вы вредничаете? Я знаю, что слишком многого прошу, но если вы начнете спариваться, отец с матерью тоже могут начать. Иногда кто-то должен поступать правильно, показывать пример, как я всегда должна подавать пример Ханне, хотя лучше получается наоборот. Или вы пока только целуетесь? Белль говорит, есть четыре базы: поцелуи, обжимания, еще больше обжиманий, соитие. Мне нечего об этом сказать, я еще даже до первой базы не добралась. Хотя понимаю, что начинать нужно постепенно. У нас просто мало времени. Мать вчера не съела даже ржаной хлеб с сыром, а отец вечно угрожает, что уйдет. Вам также стоит знать, что они никогда не целуются. Никогда. Ну разве что на Новый год, когда бьет двенадцать. Тогда мать осторожно наклоняется к отцу, едва придерживая его голову, словно жирный яблочный пирожок, и прижимает губы к его коже, даже не издавая звук поцелуя. Понимаете, я не знаю, что такое любовь, но знаю, что она заставляет тебя высоко подскакивать, и с ней ты можешь проплыть дальше, чем видит глаз. Коровы часто влюбляются, а потом прыгают друг у друга на спине, даже самка с самкой. Так что нам надо что-то делать с любовью здесь, на ферме. Но, честно говоря, глубокоуважаемые жабы, я думаю, что мы закопали себя в землю, несмотря на то что сейчас лето. Мы глубоко в грязи и некому нас вытащить. А у вас есть бог? Бог, который прощает, или Бог, который все помнит? Я не знаю, какой Бог у нас. Может, он в отпуске или тоже сам себя закопал? В любом случае он не по этому вопросу. Кстати, о вопросах, жабы. Сколько их поместится в ваших маленьких головах? Я не очень хороша в математике, но думаю, около десяти. Тогда можно подсчитать, сколько вопросов поместится в моей голове, если в нее влезет сто ваших, и сколько ответов, которые до сих пор не отмечены галочкой. Сейчас я положу вас обратно в бидон. Извините, но освободить вас не могу. Я буду скучать, и кто, кроме вас, будет присматривать за мной во сне? Обещаю, что однажды отвезу вас на озеро. Тогда мы поплывем вместе на листе кувшинки, и возможно, только возможно, я осмелюсь даже снять пальто. Хотя мне и будет неудобно какое-то время, но, по мнению пастора, неудобство – это хорошо. Мы реальны, пока чувствуем неудобство.