Глава 6

– Макс, иди искать Фильку. Уже час прошел, можно было до поселка добежать обратно, – Моля нервничала, чувствуя, что друг попал в беду.

– Не пойду, будет знать в следующий раз, как от стада отбиваться. Гения из себя строит, а простых вещей не догоняет. Может он окрестностями любуется.

– Да, вид, потрясающий с верхней площадки, открывается. Но Филька историк, а не географ. Его картинками леса и озер не удивишь. Макс, ну не вредничай.

– Пусть полюбуется природой, воздухом подышит, ему полезно.

– Макс, посмотри на это чудо. Единственный храм в мире, который используется и как маяк. Просто удивительно придумано. Видел фонарь на главке храма? Так он до сих пор работает и с моря его видно. Мне тут очень нравится, несмотря на плохую погоду.

– Ага, ты в своем репертуаре, ветер каждую щель продувает, свистит во все дыры, а ты человеческими изобретениями восхищаешься. Тебе хоть в очках видно что-нибудь?

– Да нормально все, не переживай. А теперь представь, Максик, что ты стоишь сейчас не только на святой земле, но и на вершине огромной пирамиды, сложенной в древности из камней. Может это памятник древней цивилизации, а мы сейчас находимся в центре этого гигантского сооружения. Правда круто? Разве можно в таком месте, пропитанной историей думать о собственных неудобствах?

– Круто, Моля, когда фантазия есть, как у тебя. Пей монастырский чай, а я пойду Филина искать, а то скоро темнеть начнет. Всего то 294 ступени побоялся пройти. Круто ему, видите ли, в гору идти, он как умный, в обход пошел, а мы что, дураки?

Макс ушел, оставив подругу за столом трапезной, куда их пригласил монах. Погода действительно ухудшалась, за окном забарабанил град.

– Простите не могу вспомнить ваше имя, – в комнату вошел отец Илларион.

– Молия, можно просто Моля. А где ваши друзья, монахи? Вы говорили они заболели.

– Да, прохворали, отец Никон кашляет уже больше месяца, даже не знаю, что с ним делать. У нас здесь только фельдшер, Жанна. Она дала настои из трав – ничего не помогает.

– А антибиотики? Почему не колите? Может у него бронхит?

– Отец Никон не позволяет, говорит, что молитва поможет. А отец Кирилл мучается от болей в суставах. Пальцы рук у него крутят. У нас здесь не санаторий, условия тяжелые, работать много приходится. А вы почему, Моля, в очках сидите, ведь не видно вам ничего, сумрачно уже в трапезной.

– Я не могу снять их отец Илларион. Тем более общаясь с вами, – девушка, обычно бойкая и смелая- совсем засмущалась. Монах ей в отцы годился и врать она ему не хотела. Не та была обстановка.

– Тебя что бьет твой приятель? Синяки прячешь? – монах грозно смотрел на перепуганную девушку.

– Нееет, я глаза свои прячу.

– А что у тебя не так с глазами? –Моля не знала куда деться от громкого звучного голоса отца Иллариона. И тут ей пришла спасительная мысль.

– Отец Илларион, пожалуйста, пустите меня к своим братьям, я могу им помочь, я руками могу лечить. Ну ведь хуже не станет, я даже прикасаться к ним не буду.

– Ты что, целительница? Молодая больно, не верится. Или ты врач?

– Ну, не совсем целительница, просто знаю несколько приемов, бабуля учила. И мне способности свои передала. Мне нужно людям помогать. Мне так легче жить.

– Даже не знаю, давай с отца Никона начнем, он больше к экспериментам расположен и с людьми чаще общается. Только очки сними. Нельзя так разговаривать с людьми, это как камень за пазухой держать. Некрасиво.

– Ладно, была не была, может у вас иммунитет уже есть.

Отец Илларион интуитивно почувствовал, что с девушкой что-то не так. Но никак не мог сформулировать в голове, что именно в ней неправильно. Когда-то в мирской жизни он работал дознавателем в милиции, и старые привычки в нем иногда брали верх. Любил он людей незнакомых обсматривать, наблюдать за ними и делать выводы. Все конечно держал в себе и ни с кем не делился.

Моля сняла очки и посмотрела на монаха. Отец Илларион почувствовал, как в трапезной стало теплеть. От девушки шли волны, значение которых нельзя было перепутать ни с чем.

– Целительница говоришь, а взгляд у тебя бесовской, ведьма ты, вот кто, тьфу. Еще в божий дом пришла.

Девушка расстроилась, она опустила глаза и надела очки. «Почему люди всех под одну гребенку меряют, она же ничего плохого никому не сделала, помочь только хотела. Вот бабуля, наградила даром так наградила, не отмашешься. Не кому и дела нет, что в душе творится у человека, главное осудить и ярлык повесить. Все одинаковые и Киан также поступил.» – Моле стало обидно до слез. Она допивала чай, уставившись в кружку. Говорить больше не хотелось и оправдываться тоже.

Отец Илларион нервно зашагал по комнате из угла в угол, то и дело погладывая на девушку, которая скромно сидела за столом, опустив плечи, точно на нее довил невидимый груз. Она уныло смотрела в пол и молчала. Если бы можно было, она бы стала невидимой, лишь бы не мозолить глаза монаху. И тут отец Илларион понял, что тяжела ноша у девушки, что не легко ей жить, если даже он, отшельник, еженощно молящийся за души всех грешников, осудил ее при первом же рассмотрении. А какое право он имел ее судить? Сам что ли не грешник?

– Иди, Моля, за мной, можешь очки снять, мы с отцами давно обет дали и отказались от всего мирского и вера наша сильна, так что не волнуйся за себя. Мы тебе вреда не причиним.

Девушка оживилась. Монах ее понял и принял.

– Я искренне хочу помочь, у меня потребность такая существует и грызет она меня изнутри. Вы не думайте, я лишь руками лечить буду. И не обращайте внимание на мою внешность, я не гулящая, как кажется на первый взгляд, у меня даже мужчины нет, это все наследство от бабули.

Монаху Иллариону стало стыдно. А все его гордыня, чем он лучше других? Сам двадцать лет назад такие вещи творил, что до сих пор расплачивается. Молится за всех обиженных им и за свою душу.

– Сначала я тебя с отцом Никоном познакомлю, он совсем плох и лечиться не хочет. Выгонит, тогда к отцу Кириллу пойдем, он по мягче будет характером, только болезнь у него не такая страшная.

Монахи жили очень скромно, в кельях практически ничего не было из мебели. На стенах, покрашенных в белый цвет, висели лишь иконы. Девушка никогда не видела такой аскетичной спальни. А она еще считала себя бедной. Отец Никон лежал на широкой кровати и тяжело дышал. Его дыхание со свистом было тяжелым, почти астматическим. Длинная седая борода монаха скаталась и приобрела неряшливый вид. Он уже несколько дней не вставал, чувствуя слабость и головокружение при каждой попытке подняться.

– Отец Никон доброго здравия, а я гостью тебе привел. Это Моля, она целительница, руками лечит, разреши с тобой поработать, ну совсем же задыхаешься? Не отказывай, она девка хорошая, искренняя. Сама помочь хочет.

– Целительница, это по-нашему знахарка или ведьма, да не в жизнь, пусть уходит. Как ты мог, отец Илларион? У бесов помощи ищешь?

– Ну, я так и думал, пойдем Моля к отцу Кириллу.

– Гордость человека унижает, а смиренный духом приобретает честь. Aliena vitia in oculis habemus, a tengo nostra sunt. (Перевод: чужие пороки у нас на глазах, наши- у нас за спиной; в чужом глазу соломинку ты ведешь, в своем не замечаешь и бревна.) – девушка устала оправдываться и унижаться. Пусть знают, что она о них думает.

Отец Никон приподнялся на локтях и закашлялся.

– Подожди, ты откуда латынь знаешь?

– Я знаю не только латынь, но и древнерусский и староцерковный, я библию на нем читаю. Переводчик я, филолог. Историю изучаю, вот с друзьями к вам приехала материал для диссертации писать.

Отец Никон в отличие от остальных монахов был человеком ученым и с юности увлекался старыми, ушедшими в прошлое языками. Он переводил архивные церковные документы, читал в оригинале труды известных священнослужителей, но поговорить на филологические темы, ему было не с кем. Никто не знал латынь, кроме Игумена Соловецкого монастыря, да и в нюансах староцерковного языка монахи тоже не разбирались. Он давно уже мечтал встретить человека, которому было бы так же интересны древние труды, как и ему.

– Странное для молодой девушки увлечение и профессия не популярная. Подойди Моля ко мне.

Девушка нерешительно подошла, ожидая неприятных комментариев от старца. Она не думала, что, предлагая свою помощь – будет встречать вот такое сопротивление. Она же от всей души хотела помочь больному. Отец Никон долго и внимательно смотрел на нее, прямо как в душу заглянул и остался доволен.

– Ты чистая, непорочная, бесы еще не завладели твоей душой, ну а взгляда своего не стесняйся, и не прячься. Ты красивая девушка и должна с честью нести свою красоту. А люди вокруг всегда будут сплетничать и перешептываться за спиной. Каждый сам выбирает свой путь, не бойся косых взглядов. Не просто красивым девушкам жить. С божьей помощью ты найдешь своего мужчину в жизни, который полюбит тебя не только за твои прелести. Не любить себя, свое тело – это все равно, что не любить Господа, ведь в каждом из нас есть частичка его.

Слушая отца Никона, Моле вдруг открылась правда- она всю жизнь стеснялась своего тела, лица, своего дара. Она закрывалась от людей, считая себя изгоем, она никогда по-настоящему не любила себя. Даже линзы носила, чтобы не быть тем, кто она есть. И бабушка ее ругала, но она не хотела ее слушать. Девушка вдруг зарыдала. Слезы сами по себе катились по ее щекам. Отец Никон вскрыл гнойник, который мучал ее всю жизнь.

– Спасибо, вы так мне помогли. Разрешите, я вам тоже помогу.

Монаха скрутил приступ кашля, в бессилии он откинулся на кровать и начал задыхаться. Подбежавший отец Илларион подложил подушки под голову и спину больного, чтобы повыше поднять его тело. Моля, не дождавшись разрешения подошла к кровати и протянула руки к груди старика. Манипулируя руками, она закрыла глаза и отдалась своему дару. Никогда раньше она никого не лечила, кроме бабушки. Мысленно нащупав в груди монаха источник всех его бед, она стала потихоньку вытаскивать болезнь наружу, представляя себе, что ее руки – это скальпель, и чтобы отделить здоровые ткани от болезнетворной инфекции ей нужно осторожно очищать легкие, одно из которых уже было заполнено водой. Точно магнитом, Моля вытягивала из отца Никона болезнь, определяя внутренним зрением пораженные участки. Монах перестал кашлять и с удивлением уставился на Молю. Через некоторое время он смог даже самостоятельно подняться с кровати, опираясь на свои дрожащие ноги и плечо отца Иллариона. Он явно чувствовал улучшение своего состояния.

– Вот это да, сколько лет прожил, а такого чуда не видел. Ты же даже ко мне не прикасалась.

Моля открыла глаза и посмотрела на исчерченное морщинами лицо монаха.

– Это еще не выздоровление, но на сегодня хватит. Вам нужно держать себя в тепле, не переохлаждаться, ну и теплое питье. И двигайтесь потихоньку, легким нужна вентиляция, а я еще завтра приду. Пару сеансов и все пройдет, – девушка была счастлива, такого умиротворения в душе она не чувствовала никогда. Вот что значит помогать людям.

– Моля, а ты как себя сама чувствуешь? -как всегда отец Илларион, отличавшийся любознательностью, хотел докопаться до самой сути феномена, он всегда все анализировал, бездоказательно принимая только свою веру и все, что с ней связано, а вот людей он любил проверять, по поступкам открывая все их стороны как хорошие, так и плохие.

– Слабость чувствую, но в душе так радостно.

– Если Бог тебя привел к нам, значит это не просто так. И нам испытание, и тебе. Пойдем в трапезную, пусть отец Никон поспит. А где твои друзья? Что-то не слышно их?

– Филя, то есть Феликс Владимирович не пошел за нами, он решил по дороге подняться. И пропал. А Макс отправился его искать и тоже пропал. Даже не знаю, что и думать, темнеет уже.

– Ничего, скоро вернутся. Может кладбище решили посетить, здесь во времена Соловецкого лагеря штрафной изолятор был. Заключенных оставляли зимой в ледяных камерах голыми, кто выживал- расстреливали прямо перед храмом. Может они к поклонному кресту пошли? Туристы любят туда ходить.

– Может и так, только пора им уже вернуться. У нас дел много, мы здесь не на экскурсию приехали. Отец Илларион, а не могли бы вы меня в подвал монастыря сводить? Я диссертацию собираюсь писать о времени Соловецкого лагеря, вот материал собираю.

– Можно, конечно, только хорошего там мало, если ты девушка впечатлительная-лучше не ходить. Я туда обычно гостей не вожу. Тюремные камеры были на каждом ярусе храма, может ты хочешь надземные помещения посмотреть?

– Я девушка, но не впечатлительная, я и не такое видела. Мы часто в исторические экспедиции с друзьями ездим, и удивить нас сложно. Мы и в катакомбы спускались, и в пещеры залезали. И в комнатах пыток в замке старинном были, они тоже в подвалах располагались. В общем насмотрелась. Мне нужно именно в подвал попасть, фотографии сделать, надписи на стенах почитать, я собрала документальный материал, хочу все систематизировать. Мне нужно пропитаться атмосферой.

– Ну тогда пойдем, если не боишься. Сейчас только за фонариком схожу и ключи найду. Мы туда с братьями редко спускаемся. Кровь там в жилах стынет.

Моля улыбнулась. «Ну чего мертвых бояться? Ей всю жизнь предстоит с призраками общаться. Может и не так это и страшно, ну что они ей могут сделать? Это все предрассудки, живущие в обществе.»