Казалось бы, за всю историю литературы было написано такое несметное количество книг на самые разные темы и жизненные ситуации, вплоть до превращения человека в насекомое и путешествие Пустоты по пустоте, а толковых и, что главное, честных художественных историй о матерях-одиночках практически нет. Тема вроде не табуированная, но как-то так сложилось, что говорить о трудностях материнства и тем более о том, как трудно быть матерью ребенка с ограниченными возможностями в мире не принято. Мужчинам — все равно; женщины, материнство которых далеко позади, говорят, чтобы не канючила и молча растила; а девушки, которым еще предстоит или которым повезло родить здорового ребенка в здоровой семье, не хотят слушать о чужом, трудном материнстве и загрязнять свою благоухающую ауру. Но проблема существует, и она касается многих.
Одна из основополагающих целей и функций литературы — духовная поддержка. Есть даже такой термин — терапевтическая литература. И как бы кто к такого рода прозе ни относился — она нужна. Однако «литературная терапия» невозможна, если книга дурно сочинена. Вы же не пойдете на прием к плохому психотерапевту, верно? Так и в случае с книгой важно прочитать правильную, способную помочь, а кому-то и открыть глаза на существующую проблему. Так вот, «Одиночка» Маргариты Ронжиной — та самая, нужная книга.
Саша родила ребенка. Саша родила больного ребенка. У ребенка Саши подозрение на ДЦП и эпилепсия. Саша в отчаянии.
Замени в предыдущем абзаце имя «Саша» и диагноз на любой другой и получи историю, которая, к сожалению, происходит ежедневно в разных уголках мира. Дети рождаются больными. Отцы — хотя это гордое, ударное слово слишком велико для существ, бросающих своих девушек в положении, — уходят и иногда им для этого не нужен никакой диагноз. Так случилось и с главной героиней романа Маргариты Ронжиной «Одиночка». Её возлюбленный (а она его и правда любила) сбежал от нее, когда услышал, что Саша забеременела. «Аборт или поминай как звали». И такое приходится слышать многим.
Но Саша не из робкого десятка. Она рожает, и жизнь (какая ты замечательная) преподносит Саше еще один сюрприз — ребенок рождается больным. Саша в больнице. Саша одна. Рассказывать о своем горе она не хочет — ни близким, ни подругам. Круг общения меняется. Вместо отца — врачи, а вместо подруг — соседки по отделению, которые, как и Саша, крепятся и надеются на чудо (медицинское или божественное). Сцены больничной жизни Ронжиной написаны без лишних подробностей, но от того уровня отчаяния, которым сопровождаются эти страницы, становится не по себе.
Страшно.
После выписки из больницы Саша начинает жить. Вернее, ей кажется, что она начинает жить. Болезненное кормление и наблюдение за ребенком перемежаются пьянками, тусовками и беспорядочными половыми связями, — иллюзией свободы. На этом этапе сюжетного развития большинство консервативных и очень-очень правильных читателей схватятся за голову и с лицом полным ужаса придадут книгу огню, но если вы родились не в сказочном мире без депрессий, горя и отчаяния, а в нашем с вами, где трудные жизненные ситуации случаются и справиться с ними бывает весьма непросто, то Сашу вы поймете и начнете ей сопереживать.
Сюжет романа плотно переплетен или скорее синхронизирован с пятью общеизвестными стадиями принятия неизбежного: отрицанием, гневом, торгом, депрессией и принятием, поэтому свет в истории есть, и по мере чтения книги он становится все заметнее и заметнее. То появляется новая подруга, то относительно адекватный молодой человек, а потом и отец Саши начинает оказывать ей финансовую и моральную поддержку, что хоть и не избавляет мать-одиночку от трудностей, но приближает ее к заветному принятию. Та счастливая, полная радости и любви жизнь, которая в начале романа кажется Саше невозможной, начинает обретать контуры, очертания — далекие, затуманенные горем, но все же вполне реальные, а потому Саша берет себя в руки и идет — идет навстречу принятию себя, своего ребенка и счастливой совместной жизни, которая не обещает быть, но дает возможность за себя побороться.
История, рассказанная Ронжиной, необычайно трудна. Таких, как Саша — миллионы. И если вы решили, что только этим несчастным роман будет близок и понятен, — вы допустили ошибку. Хорошая проза отличается универсальностью, широтой целевой аудитории и «Одиночка» — роман, способный зацепить каждого. Вот я, например. Совсем нецелевой читатель романа. Но ведь пронзило, причем насквозь и со слезами. Огромная заслуга Ронжиной в том, что ее героиня понятна — психологический портрет Саши нарисован подробно и выразительно, несколькими слоями, как на работах Ван Гога. За все чтение романа у меня с Сашей ни разу не возникло недопонимания: сделала глупость — есть причина, допустила чуть ли не роковую оплошность — тоже можно понять, возненавидела и в то же время полюбила — а разве можно иначе? Нечто похожее я испытывал во время чтения «Перекрестков» Франзена. На любой вопрос, который у меня возникал к героям романа, у американца был ответ. У Ронжиной — тоже.
Но «Одиночка» не идеальна, и как бы странно это не прозвучало, в книге мне не хватило литературы, или точнее, изобразительного мастерства. Ронжина пишет хорошо, мне, например, очень понравились ее курсивные вставки, а-ля проскальзывающие в голове героини мысли, — не ново, но всегда приятно. И все же стилю писательницы не хватает красоты слова, глубины работы с языком. Чтобы было проще понять, то «Одиночка» — это «Анна Каренина» без сияния глаз в темноте или «Лолита» без Набокова. Все очень точно, жизненно, психологически выверено, но не особо эстетично, а это тоже немаловажно.
Иногда текст хотелось подсократить, заменить избыточные выражения на мелкие, но куда более выразительные. Если опять проводить параллель с живописью, то от писательницы хотелось бы увидеть «Гернику», а получились «Сабинянки» Жак Луи-Давида, что тоже неплохо (да это же Луи-Давид!), но не так тонко, как могло бы быть. Критично ли это конкретно для этой истории? Да нет, конечно. Помочь книга поможет, зацепить — зацепит, но работать есть над чем, благо все возможности для этого у писательницы имеются.