Глава 1

Здравствуйте! Меня зовут Юлия Образцова. За недолгие, но уже порядком надоевшие двадцать лет бессмысленной жизни на этой пустой земле моя лучшая подруга уже раз пять или шесть впутывала меня во всякие темные делишки. Почему-то ей никак не дает покоя слава стаутовского Ниро Вульфа и дойльского Шерлока Холмса, что и подмывает Екатерину Михайловну Любимову втравливаться в опасные и запутанные расследования, не забывая при этом бессовестно утаскивать кроткую и душевную (свои лучшие качества я могу еще долго перечислять, но остановлюсь пока на этих) подругу за собой в болото, лишив ее перед этим последнего шанса на спасение в виде излюбленного жеста утопающих – машущей над окутанной туманною мглою поверхностью воды замерзшей ладони. Лишает она меня этого просто – заставляет заинтересоваться расследованием до такой степени, что я сама уже не хочу дезертировать, пока не доведу его до конца и не узнаю истину.

Пришло время перейти от пространных аллегорий к суровым реалиям жизни. Утро началось так: проснувшись на десять минут позже своего обычного расписания, я вскочила, не понимая, отчего молчал иуда-будильник, и отправилась умываться в ванную, как тут вспомнила, что самолично его отключила ввиду пребывания на законном больничном, к слову сказать, моему удачному воспоминанию весьма поспособствовали шмыгающий нос и ломота в костях, указывающая на упорно продолжающую держаться третьи сутки подряд высокую температуру.

Я все же почистила зубы и легла обратно в постель, так как есть все равно не хотелось. Ужасно клонило в сон, но моему тривиальному желанию не суждено было сбыться: вредная подруга спутала все карты, додумавшись набрать мой телефонный номер.

– Вы ведь покупаете… – далее шло название довольно популярной газеты, которую читает, наверное, каждый второй житель Белокаменной и ее области (а мы, кстати, имеем удовольствие жить именно под Москвой).

Совершенно не подивившись на отсутствие какого-либо приветствия, нормальными людьми вставляемого в реплику непосредственно перед началом диалога, я, за долгие годы успевшая привыкнуть к своей закадычной подруге и ее манере общаться, лаконично ответила:

– Да.

– А ты читала криминальную колонку на шестнадцатой странице?

Тут с меня сон окончательно спал, так как, зная Катьку, могу с уверенностью констатировать: такие вопросы она не задает из праздного любопытства, а это означает, что подруга поймала след.

– Нет, там вроде про какого-то хакера было, – отчего-то волнуясь, исторгла я оправдательную речь, – я и сразу перелистнула, не начав читать. А что такое? Что-то дельное было?

– Про хакера я и сама не читала, но справа были маленькие статейки, как сводка последних новостей. Не знаю, почему я вдруг стала читать, но результат поразил мое воображение. Воистину интуиция твоей подруги не ведает границ и пределов! Вот как представлю, что пропустила бы эту статью, и всё…

– Эй, эй! Притормози! – Я немедленно села и прижала ладонь свободной руки к горящей щеке. – Ты можешь толком объяснить?

– Да! – с пафосом выдала Катерина. – Речь в статье идет о террористе, который шлет угрожающие записки московскому следователю по особо важным делам. Следователь отказался говорить с журналистами, заявив, что никакой угрозы нет, это все сплетни. Фамилия этого следователя, отмеченная в статье, и заставила меня забыть обо всем и срочно звонить тебе!

– Ты хочешь сказать… – не смогла я закончить.

– Именно! Следователь Акунинский! Только инициалы они напутали. Да и не москвич он, мы же в области живем.

– О боже! Но ведь издание московское? Какое им дело до рядового следователя Московской области?

– Не знаю, но, очевидно, дело серьезнее, чем Бориска натрепал журналюгам. И нам придется это выяснить.

– Нам?

– Ну да! Это же наш друг! Мы не можем бросить его в беде!

Что правда, то правда. Борис Николаевич Акунинский (возраст: тридцать семь лет; профессия: следователь СК РФ; хобби: промывание мозгов Образцовой и Любимовой; самые распространенный клички: Бориска-на-царство, Лысый Друг, да и просто дядя Борис) является нашим с Катей другом уже более трех лет. Знакомство состоялась при самом первом моем впутывании в криминальный сюжет, притом в тот раз обошлось без Кати. То есть я пока не впуталась, я просто труп нашла, прямым следствием чего и состоялось знаменательное знакомство, а уж потом Катюха заставила меня вместе с ней распутывать преступление. С тех пор дядя Борис стал частенько наблюдать наши милые фейсы на своем рабочем месте, и радости ему это обстоятельство в его и без того нелегком житие отнюдь не прибавило.

– И что ты предлагаешь?

– Я предлагаю навестить его и осторожно поспрашивать, что да как.

– Я вообще-то болею…

– Вот именно. Пока лежишь и стонешь, так и будешь болеть. Организм можно и нужно обманывать. Покуда он не опомнился, вскакиваешь и собираешься. Я отпрошусь с обеда и отловлю тебя перед входом в казенный дом.

Мне ничего не оставалось, как тяжко вздохнуть и, угукнув, повесить трубку. Говорят, в каждой паре человеческих особей есть один заводила и тот, кто идет у него на поводу. Если так, то заводила в нашем с Катей случае отнюдь не я.

Обед у Любимовой начинался в двенадцать. Зная это и высчитав расстояние от ее работы до нужного здания, которое, кстати, удачно разместилось через дом от Катькиного жилья и через дорогу и четыре дома от моего, я ровно в двадцать пять минут первого дислоцировала свое туловище на невзрачном сером крылечке. Через шесть с половиной минут появилась моя дражайшая подружка. Одно дело, что она из дома все время опаздывает ровно на триста девяносто секунд, и с этим фактом все давно смирились, но как она умудряется сохранять традицию и в не зависящих от нее обстоятельствах, скажем, после концерта или пользуясь общественным транспортом, который в свою очередь сам связан с дорожной конъюнктурой, остается загадкой.

– Извини, замначальника трепалась по телефону, и мне пришлось дожидаться, когда она соизволит повесить трубку, чтобы отпроситься. – Екатерина знала, что я знаю, что ей идти не больше двадцати пяти минут, поэтому стала оправдываться.

– И как так получилось, что она говорила по телефону именно шесть с половиной минут? – недоверчиво выгнула я бровь.

Катька лишь развела руками, мол, не знаю, невиноватая я, и мы прошли внутрь. Там сперва разместились возле окошка, Любимова достала из пакета газету и развернула ее на нужной странице. Я поставила сумку на подоконник и принялась читать. Пару раз по коридору проходили знакомые лица и здоровались. Что и говорить, за три с половиной года следственный отдел превратился для нас в дом родной. Я кивала в ответ на приветствия, из-за чего приходилось отвлекаться от чтения, а потом нервно искать, на чем же я остановилась, что меня несколько раздражало; Катерина же одаривала знакомцев-мужчин роковой улыбкой и томным взглядом, отчего те живо краснели и смущенно опускали глазки, на женщин же она не обращала никакого внимания, словно их здесь не наблюдалось вовсе.

Статья произвела впечатление. Если это не очередная байка фантазеров-журналистов, то выходило, что к нашему следователю прилепился натуральный маньяк. Озадачивало, что и впрямь инициалы изменили: вместо «Б.Н.» напечатали «Г.Н.», поди пойми, то ли однофамилец, то ли они нарочно скрыли Борискину личность (но что-то мне не кажется очень уж рациональным менять всего одну букву), то ли просто опечатка. Либо Борис специально назвался не своим именем, каким-нибудь Гогой или Геной.

– Это вряд ли. Скорее опечатка.

– Что? – уставилась я на подругу. Ах, ну да, как я могла забыть свою идиотскую привычку проговаривать мысли вслух? – Да, наверно, ты права.

– Мы можем выяснить это прямо сейчас, – кивнула она на коридор, в конце которого белела знакомая дверь.

– Да, конечно. Идем.

Даже не постучавшись, мы по-свойски вломились к лысому другу в кабинет и дружно шлепнулись на стулья напротив него, не обратив никакого внимания на то, что Акунинский был в кабинете не один. Двое молодых ребят с печатью уважения на лицах стояли возле кресла следователя, который брал со стола какие-то бумажки и вкладывал их в прозрачный файл. Оба молодца глянули на нас, Катя им бодро подмигнула, закинув ногу на ногу (между прочим, на ней, как обычно, были черные сетчатые чулки и мини-юбка), мне пришлось последовать формам приличия и поздороваться, хотя, взяв в расчет экипировку подруги, я могла со стопроцентной уверенностью сказать: меня не заметили. Впрочем, и к этому я давно привыкла, так что сильно расстраиваться не стала.

На самом деле Господь наградил меня вполне приятной внешностью: прямым аристократическим носом, овальным лицом, большими серыми глазами и натуральными светлыми волосами. Прибавьте к этому почти модельную фигуру: при росте в добрых сто семьдесят один сантиметр стрелка весов лишь слегка отклоняется от отметки «пятьдесят». Но почему-то первой на глаза представителям противоположного пола попадается моя подруга, и я уже смирилась с титулом «серой мыши». Сказать по правде, Катьку смело можно именовать красавицей, но она видит проблему моих вечных неудач в личной жизни в отсутствии навыка подать себя. Любимова постоянно ругает меня за неброский вид, джинсы вместо юбок и хвост вместо распущенных волос.

Сам кабинет не представлял собой ничего особенного: старая, затертая мебель – пыльные стеллажи, два письменных стола, стулья и одно кресло, на котором и восседал Лысый друг, – давно выцветшая зеленоватая краска на стенах, выше – побелка, такая же, как и на потолке. Кое-где висели на стенах маленькие картинки в рамках из серии «все по 50»: природа, выложенная перламутровой бумагой.

Тут Бориска наконец-то соизволил обратить на двух подруг свое величественное внимание, и мысли о запущенности здания пришлось оставить.

– Вас что ко мне привело? Опять решили поиграть в разведчиков? – несмотря на гневливый тон, мы твердо знали, что Борис Николаевич по нам скучал и рад нашему приходу, оттого открыто улыбнулись в ответ. – Что скалитесь, как нерасколотый партизан перед расстрелом? – Один из парней хихикнул, Акунинский резко всучил ему пакет с документами, который успел собрать, и указал им обоим на дверь. Те вежливо попрощались и, кинув последний, исполненный печали взгляд на Катькины ноги, сдулись с поля зрения.

– На сей раз в роли партизана у нас вы, милейший, – язвительным тоном парировала Катя и сунула удивившемуся следователю газету со статьей под нос.

Едва узрев, что ему подсовывают, наш старший друг тут же полез в карман за платочком, чтобы протереть им вспотевшую плешь.

– К-как? К-как он нашел вас? – Уже одно то, что вечно хмурый и бесстрашный Борис начал заикаться, затрепетав, словно лист на ветру, должно было ввести нас в состояние крайнего ступора. Нападение инопланетян? Угроза ядерного взрыва? Что, что могло его так напугать? И как сильно тогда бояться нам?

Я приняла решение упасть в обморок, но сперва послушать, что скажет ему на это умная Катька.

– Вы о ком? Кто нас нашел? – вот что она произнесла. Много ли ума на это надо? Я бы тоже так смогла.

Удержавшись от устного фырканья, я теперь перевела глаза на Лысого.

– Григорий.

– А кто это? – спросили мы уже хором. Так как страх из Борискиной речи пропал, падать в обморок я передумала.

Ответ был неожиданным:

– Брат мой. Акунинский Григорий Николаевич, старший следователь по особо важным делам Главного следственного управления Следственного комитета РФ по Москве.

Вот оно что! Опечатки в газете не было! А мы и думали, почему там «Г.Н.» вместо «Б.Н.»…

– У вас есть брат? – между тем изумленно вопрошала подруга. – И тоже следователь? Как же так? Почему мы этого не знали?

– Ну я тоже не так много знаю о ваших родственниках, – логично заметил следователь. – Мы с братом редко видимся, он же в Москве живет. Поэтому вы о нем не знали. Зато он отлично наслышан о вас обеих и о ваших подвигах.

– Что? Как это?

– Он правда не пытался с вами связаться? – Мы покачали головами, Борис поднялся со стула и заходил по небольшому кабинету, заложив руки за спину. – А-а, так вы решили, что статья про меня? – догадался друг. – Нет, Григорий звонил мне на днях и рассказал, что там у них происходит. Просил оказать помощь.

– То есть, – сказала Любимова, – все, написанное в газете, правда? Про сумасшедшего, который шлет записки с угрозами?

– Да, это так.

– Но тогда нужно помочь!

– Это не так просто.

Борис застыл возле оконной рамы, повернувшись к нам спиной. Вообще-то это было несколько странно для его поведения. Акунинский часто, разговаривая с нами, ходил по кабинету, когда пытался в чем-то убедить либо просто читал нотацию, но он всегда поворачивался к нам лицом, когда говорил. А сейчас он сдавленно произнес:

– Он просит меня о невозможном, – и даже не оторвался от вида улицы за окном.

Я не выдержала:

– Дядя Борис, ну скажите же нам, чего он хочет?

– Он хочет, чтобы я убедил вас помочь ему вычислить шутника, – после долгой паузы последовал ответ. – Только я что-то сомневаюсь, что это просто шутки. Стало быть, задание высокой степени опасности, и, конечно, я ответил ему, что никогда вас к этому делу не подпущу.

– А он что?

– А он все равно прислал мне на вас анкеты, понадеявшись, что я передумаю.

Тут Катя возьми да ляпни:

– Но почему бы нам и не…

– Нет!! – рявкнул Акунинский так, что затрещали стекла, и наконец-то повернулся лицом. Оно было покрыто красными пятнами ярости.

– Но, может, просто…

– Не-ет! Даже и не думай, сорвиголова ты этакая!

– Это я-то? – обиженно захлопала Катерина длинными ресницами, хотя упрек получила, как мне кажется, по заслугам.

– Но я не понимаю, почему он решил, что мы справимся с этой задачей? – недоумевая, вопрошала я, переведя взгляд с лучшей подруги на старшего товарища. – У них же там опера, спецназ, еще что-то такое…

– Дело очень деликатное, – кинулся Акунинский в пояснения и наконец-то сел за стол. – Потенциальный террорист может насторожиться, узрев поблизости мужчину крепкого телосложения с особым цепким взглядом. Другое дело, две хрупкие девушки, которые априори не способны на дедуктивные, а тем более боевые действия. Вам понятен ход его мыслей?

– Да, – с задором откликнулась Катька. – Что нам нужно делать?

– Так, – Борис с раздражением хлопнул по столу и глянул на меня, – уведи ее отсюда! Немедленно! – Потом ей: – Ничего не нужно делать, поняла, золотая моя? Ни-че-го! Возвращаться на работу нужно – вот что тебе делать! А ты чего носом шмыгаешь? – без перехода спросили меня недовольно, будто я была виновником своей собственной болезни.

Отчего-то я и впрямь почувствовала себя виноватой. Понуро опустив голову, ответила:

– Я болею. Температура.

– Вот! – поднял Акунинский вверх указательный палец. – А ты ее, полуживую, сюда потащила, не стыдно тебе, Катя? А?

– Почему это мне должно быть стыдно? – с вызовом откликнулась лучшая подружка, но щеки, правда, слегка подрумянились. – Нет лучшего лекарства от недуга, чем любимое занятие! К тому же с позиции террориста…

– И-ди до-мой! – стуча по столу, говорил Борис по слогам, как делал, когда хотел придать своей речи выразительность, но Катерина, совершенно его не слушая, продолжала говорить со следователем в один голос:

– …хворающая Юлька и тени сомнения не наложит…

– До-мой!! До-мой!! – не переставая стучать ладонью по деревянной поверхности.

– …в своей невинности и беззащитности, плюс ко всему…

– До-мой!!

Когда разноголосое бурчание и неприятный стук слились для меня в одну сплошную какофонию, а затылок пронзило тупой занозливой болью, которая заставила меня сморщиться и, на секунду закрыв глаза, приложить пальцы к месту поражения, Любимова вдруг подскочила на ноги и, ткнув в меня пальцем, сказала:

– Да вы посмотрите на нее!

Театральный фокус удался. Борис заткнулся и перестал стучать, в моем организме тоже наметились перемены: головная боль сменилась чувством любопытства. Я так захотела узнать, что за чушь она станет нести дальше, чтобы переубедить друга следователя, что, по-моему, даже температура прошла.

– Какой из нее агент? – продолжила между тем Катька. – Кто на нее подумает? Она же овечка!

– Ну спасибо! – Пару раз в жизни я видела овец, и они были не сказать чтобы очень красивыми. Особенное раздражение вызвало упоминание о материнской привычке называть свою дочь не по имени, как это положено во всех среднестатистических семьях, а по кличке – Овца. Конечно, «овечка» – уменьшительно-ласкательная производная от данного слова, но смысла это не меняло.

– Нет-нет, я в хорошем смысле! – кинулась Катя оправдываться, поняв, что меня обидела, а Бориска взял да рассмеялся, чем просто-напросто меня добил.

– Что тут смешного? – не выдержала я.

Любимова села рядом со мной. Акунинский хотел мне что-то ответить, но тут затренькал телефонный аппарат. Очевидно, его куда-то вызвали, потому что он брякнул «да», после чего сказал «ага» и через пару секунд снова «да», встал и молча вышел из кабинета.

Поскольку с нами не попрощались, я со спокойной совестью продолжала сидеть и ожидать возвращения хозяина комнаты, однако у подруги были иные планы.

– Это знак! – буркнула она и опять поднялась.

– Ты куда? Он же должен вернуться.

– Ага, для того чтобы сызнова читать нам лекции. Нет уж, баста. Ничего нового я здесь уже не услышу.

– А где услышишь? – спросила я и тут же сама поняла ответ. – Ах! Ты же не думаешь связаться…

– С Григорием Акунинским! Именно!

– Но как ты собралась… – договаривать я не стала, потому что на моих изумленных глазах закадычная подруга подкатила к Борискиному столу и, пошмонав его немного, отыскала заветные анкеты.

Я подскочила к ней, и вместе мы принялись изучать текст документа.

– Боже, ты представляешь, что это значит? Агентурные данные! – Катерина впала в священный трепет, который явственно сквозил в ее голосе и был настолько заразительным, что я с благоговением крякнула и закивала котелком в знак согласия со степенью величия данной бумаги. – На нас составят досье! На основании этих анкет! Оформят личные дела! – Она оторвала лицо от бумаги и, сильно схватив меня за плечи, нервно затеребила во все стороны, ввиду чего головешка моя заболталась и соскочила резинка с хвоста. – Мы будем агентами, Юля! Ты понимаешь?!

– Да тише, не ори! Ты что, решила свистнуть эти бумаги из кабинета?

– Ну так Борису они не нужны! – логично возразила Любимова, подивившись моей тупости и неприспособленности к делам житейским. – Конечно, мы возьмем это.

Спорить с Любимовой – занятие бесполезное, оттого неблагодарное, поэтому я позволила ей спереть бумаги, после чего мы, не дожидаясь возвращения Лысого друга, отволокли тела в Катюхины апартаменты.