9

Не случайно говорят, что привычка – вторая натура. Я начинал учиться судебной медицине в 1989 году. А с 1990 года проводил экспертизы уже сам и ставил свою подпись. Экспертизу девочки в 2016 году я продолжил вести дальше. Я стал измерять ее антропометрические данные. Я делал так и раньше, чтобы определить, достигла или не достигла потерпевшая половой зрелости. Хотя, я уже говорил, что по новым законам такой нужды и необходимости не стало. Но существовала одна важная деталь, когда преступник заявлял в суде, откуда, мол, он мог знать, сколько потерпевшей лет, суд прибегал к помощи судебного врача. Мог ли подсудимый по внешнему виду определить границы возраста девочки…

С Маскаевой Ириной у отца, конечно, не существовало шансов на отговорку, что он не знает, сколько лет собственной дочери. Любой отец не сможет соврать, что он не помнит возраста своего ребенка по годам. А вот дату рождения, конечно, они часто забывают и не помнят. До дня рождения Маскаевой Ирине Петровне оставалось меньше месяца, когда 12 июня, по ее словам, отец ее изнасиловал. А мать, Анастасия Петровна, хорошо помнила и, вероятно, учитывала все.

Я считал и считаю, что половую зрелость, как таковую, для судопроизводства отменили совершенно зря. Скорее, такие изменения не нужно вообще было делать, а, наоборот, продолжать разрабатывать и вводить в практику объективные критерии самого понятия. И производство подобных экспертиз проводить с обязательным привлечением и участием врачей судебно-психиатрической экспертизы. В такой период, особенно красивые девочки способны вести не только активную половую жизнь, но уже изворачиваться и лгать… сочинять… и даже использовать природный шарм и красоту своего тела в корыстных или в других, самых гнусных, целях.

И если говорят, что в России – две беды: дураки и дороги, то никогда напрямую не затрагивают тему глубоких и чувствительных перемен в законодательстве или отсутствие их. За плохие дороги до сих пор не сажают, а дураков психиатры не лечат…

Когда началась кампания по борьбе с поборами и взятками, мой знакомый хирург, азербайджанец, опасаясь российских законов, не брал ни сыр, ни колбасу с пациентов. Упал в операционной в голодный обморок. Было такое в далекие 90-е! И с ним я сейчас, в 2016 году, буду смотреть Маскаеву. А те, кто действительно обкрадывал страну, тащили в свои карманы валюту через офшоры, разворовывали природные богатства нашей страны: нефть, газ, лес, алмазы – меньше всего страдали и уж тем более не падали в голодные обмороки. А теперь представьте, что в России вдруг начали активную борьбу с педофилией. При отсутствии честного и не предвзятого судопроизводства, при плохой организации суда присяжных, при «недоразвитом» институте независимых адвокатов, мне страшно становится жить в такой стране. И только одно меня может утешить и успокоить, что рядом со мной не живет малолетняя дочь.

В такой стране не нужна правосудию независимая судебная медицина, неподкупные судебные врачи. Все к себе, в правовую систему – к следователю, к его руководителю, к людям в больших погонах, к тем, кто учит, наставляет и приказывает таким, как Сунин, делать то, что они хотят видеть и слышать, – подтянут они и врачей… А то, смотри-ка, какие-то люди в белых халатах и вдруг не пойдут у них на поводу…

Я стал измерять девочке окружность головы, ширину плеч, объем бедер. Размеры таза оставил на потом, когда начну смотреть потерпевшую вместе с гинекологом. Тогда же мы определим и соотношение шейки к телу матки. У половозрелой женщины оно должно составлять один к двум. Так и запишу 1:2. Но в протоколе поясню цифры словами. Я не давал кому-либо возможности подделать указанное измерение. Оно одно из важных критериев при установлении половой зрелости, когда ее мы определяли.

Я измерил девочке рост, хотя и так было ясно, что она выше меня без каблуков и подошв. А во мне – 172 см. Но все равно я предложил ей разуться и снять обувь. С горьким сочувствием обратил тогда внимание на ее носки, которые были когда-то белыми. Но они оказались еще и худыми в некоторых местах. Девочка застеснялась меня и медрегистратора, которая все время продолжала записывать то, что я ей диктовал. Оля иногда приподнимала голову и с недоумением смотрела то на меня, то на свидетельствуемую. Мать она не могла видеть, потому что та находилась сзади от нее и облокачивалась на сейф, вероятно, устала уже стоять.

– Пройдите, сядьте, Анастасия Петровна, – я снова предложил ей перестать стоять.

– Ничего, постою! – отказывалась она в очередной раз. Она тоже заметила носки, в которых обычно не ходят на прием к врачу. Но ее не тронуло никакое стеснение. Все ее внутреннее напряжение и состояние казалось наполнено и занято чем-то другим. А носки… теперь уже дело сделано… Принимайте нас такими, какими уж есть…

Потом выяснилось, что им негде было остановиться и переночевать. Пока Маскаев сидел в камере, в СИЗО, остановились дома, который тогда же, год назад, и купили – дешевый, маленький, без воды и других удобств. Всю ночь не спали. Какой тут сон – не до сна им было. Все время находились в напряжении и в тревожном ожидании. Как они признались, им все время казалось, что он войдет сейчас пьяным и тогда придется бежать, не зная куда, и прятаться от него не зная где… Потому что они написали заявление в полицию. Сначала – в липецкую. Он им этого никогда, дескать, не простит и будет мстить, а значит, орать и гонять хуже, как однажды такое случилось.

Я же гнал от себя жалостливые мысли и упрекал себя, зачем мне еще думать и об этом. В общем, они приехали и пришли в чем спали, а может все то, что имели – подумал я. Что они были бедными, оказалось очевидным. Муж доходов не приносил. И поэтому Анастасия Петровна решила обратить и мое внимание. Вот, мол, муж тратит деньги на любовницу и совсем не думает о родной дочери.

Проведя все антропометрические замеры, я легко пришел к выводу, что девочка физически развита и соответствует параметрам половозрелой девушке и даже превосходит пресловутые стандарты красоты. Вы нередко могли слышать про них, дорогие читатели, – 90х60х90. Но в ней не стало и от этого меньше красоты. В ее неполные 14-ть лет. Я понимал, что мои замеры могут не соответствовать девочке, которую, как она говорила, изнасиловали. Ведь все произошло почти год назад. Я подумал, неужели год назад она была другой, а теперь вдруг выросла и превратилась в белую красивую лебедь.

Но в своем заключение я мог утверждать лишь то, какая она есть на момент освидетельствования. Хотя меня никто и не спросит, потому что понятие «половой зрелости» в законе больше не существовало. Но она оставалась и навсегда останется в самой природе человека, будь то девочка или мальчик.

Кроме всего меня разрывали совсем ненужные мысли, что за минувшее время у нее мог появиться или уже появился мальчик. Между ними могли состояться близкие, интимные, половые отношения. И у нее, конечно, мог давно образоваться разрыв девственной плевы. Уже точно без сроков давности, то есть их нельзя будет определить. Как часто мы, эксперты, выражались – «старый разрыв». А она возьмет и спишет его, а может и списывает сейчас на родного отца. Где следствие через год возьмет, к примеру, пятна крови, следы семенной жидкости на простынях или на нижнем белье самой девочки? Или, что может дать теперь счес у нее с лобка? Какие чужие волосы, даже отца, там найдешь через год? Если только она год не мылась, не ходила в баню, не принимала ванную или душ. А мать вдруг специально целый год хранила бы все следы или улики, что я перечислил выше и ждет, когда следователь их изымет, или уже изъял, в качестве неопровержимых доказательств полового преступления.

Я попросил девочку посчитать количество собственных зубов. Она замешкалась. Ситуация могла выдавать в ней ребенка. Но мне показалось, у нее появилось странное, подозрительное волнение. Я просил ее сделать все самой, чтобы не лазить ей пальцем в рот. В конце концов, она не смогла пересчитать зубы, то есть, дотрагиваться до них и считать, фиксируя их кончиком языка. Тогда я велел ей широко раскрыть рот. И сосчитал все зубы прямо так, как говорят «на весу», запоминая каждый в отдельности. Их оказалось 28, а у взрослого человека, как правило, 32 зуба. Для ее возраста – тоже норма и соответствовало 14-16-летней девочке. В это время, в 16-ть лет или даже в 14-ть, они и становятся половозрелыми. По совокупности всех параметров она явно опережала своих сверстниц.

Дальше предстояло идти в отделение гинекологии или в женскую консультацию. Там имелось гинекологическое кресло и необходимый набор инструментов. Я надеялся застать и нужного мне акушера-гинеколога и, желательно, женщину. Не любил главного гинеколога района Архова. О нем ходили разные слухи, после того, как он побывал за границей и несколько лет проработал в Эфиопии. Он не без бахвальства рассказывал о совместной работе с иностранными специалистами, тоже врачами-гинекологами. Мол, они оперируют женщин, наклоняя операционный стол так, чтобы голова находилась значительно ниже ног. Но лучше бы он такого не говорил. Он ведь имел в виду, что из-за подобного положения, кровь оттекает от матки и женщина во время операции меньше кровоточит, уменьшается кровопотеря. Но наш подобострастный народ сразу переиначил его рассказ, и стали уже говорить, что он оперирует их верх ногами – женщины у него то ли лежат, то ли даже висят, подвешенные за стопы. Слухи о чуде-докторе очень быстро разнесутся, кто-то будет называть его волшебником, а кто-то – магом и чародеем. Шлейф величия потянется за ним, и тут он согласится стать главным врачом. Тогда все и увидели мямлю, и жизнь в больнице превратилась в унылую тягомотину. Даже стали сомневаться в его мужских качествах. А ведь когда-то ему записали в любовницы сначала жену глазного врача – коллегу по цеху, а потом – сексапильную выскочку, которую он пригласит в заместители, чтобы она занималась страховой медициной. В результате, та облапошит его. Украдет большую сумму денег. Пообещает поделиться. Уедет в Москву. Купит себе там квартиру. А его, бывшего шефа, пошлет куда подальше… А кто знал всю историю из первых уст, говорили, что она послала его на три известных буквы. Но, работая гинекологом, он был смешным для коллег. Я бы не поверил, если бы не увидел сам, как он, прижигая эрозию шейки матки, и на стоны и крики женщины реагировал в буквальном смысле, как недоучка. Он дул ей на место прижигания и приговаривал:

– Ничего… Ничего… Потерпи, милая! – именно так делают только матери, когда дуют на обожженную руку своему ребенку.

Повстречавшись однажды со своим одноклассником, Треплевым Иваном, я услышал об Архове еще одну забавную историю, если бы она не оказалась столь драматичной…

– Представляешь, Серега, – говорил мне Иван, – жену стали мучить боли по женской линии. Пошли к гинекологу. Ну, помнишь, наверное, нашу одноклассницу. В Москву еще уехала работать, Валентину Афанасьеву. Я уже не помню, какая фамилия у нее по мужу. В общем, она посмотрела мою жену без очереди. Говорит, что эрозия шейки матки, через неделю пригласила на прижигание. Ну, мы в панике. Ночь не спим. Вторую не спим. Я уже тоже не сплю. Чувствую, и у меня там, – он показал ниже пояса, – тоже что-то не так, болит и ноет, вроде. А тут соседка моей жене говорит: да чего всех слушать, у нас один гинеколог в городе признанный. И на Архова намекает. Нашел знакомых. Через них жену к нему отвел. Учу жену, чтобы про диагноз свой не говорила, мол, врачи друг по дружке горой за своих… Профессиональная солидарность… Этика! Ну а тот не въехал, слеподырый. «На что жалуетесь?» – Иван изобразил Архова, очень похожим на недотепу. – Жена говорит, что хочет провериться, мол, возраст уже, за здоровьем следить пора. Он ее посмотрел и сказал: все хорошо, у вас никаких проблем, не беспокойтесь. Ну, мы тут обрадовались. Жене сразу легче стало. А я про себя еще подумал, вот недаром же говорят про него – взглянет или притронется и болезнь сама проходит. Думаю, может, у моей, что и было, так от одного посещения, вероятно, прошло. Жену-то жалко. Дети у нас. Двое. Живем давно. Друг без друга уже не можем. Только счастье наше длилось недолго. Через неделю снова боли начались, ну и все такое. Ты же, как врач, понимаешь. Но еще не верим, ждем. Целый месяц опять прождали. Уже почти два. Все переживаем. Опять к Валентине. А та нам заявляет: что же вы тянули столько, говорила же, через неделю приходите. Прижгла эрозию. И забыла жена про болезнь свою. Нет, правду говорят, никогда блатные хорошими врачами не становятся!