Он ставил камень, я убирала два. Он возводил стену, я ломала другую. Он хотел сделать меня счастливой, а я ему втыкала нож в спину, проворачивая и равнодушно глядя на истекающие кровью раны.
Надо ему все сказать, прямо сейчас, но я молчу, упиваясь секундами ложного, зыбкого счастья, иллюзией того, что все у нас хорошо.
Надо сказать.
Вот только сил наберусь.
Сейчас. Еще минута.
Словно стою на утесе и смотрю на разбивающиеся об него соленые морские волны, и собираюсь духом перед фатальным прыжком вниз.
Еще мгновение. Горькое, отчаянное, удушающее.
Пожалуйста. Еще немного.
Ночью проснулась с криком, со слезами на глазах, с рвущимся из груди сердцем.
– Тише, Тин, тише, – чувствую сильные руки на своих плечах, это просто сон, – все, тс-с-сс.
Он обнимает меня, прижимает к себе, гладит по волосам. Я, задыхаясь от ужаса, обвиваю его руками и ногами, боясь, что стоит только ослабить хватку, и он исчезнет, уйдет, а я останусь одна, без него. Как в этом ночном кошмаре…
Я так и не смогла завести страшный разговор в тот вечер. Сидела рядом с ним, умирала, тысячу раз открывала рот, чтобы начать, но вместо этого произносила какую-нибудь глупость.
Не смогла сказать и на следующий день.
И через неделю…
И через месяц…
Все откладывала, откладывала, откладывала. Выпрашивая у судьбы еще немного беззаботного счастья, еще немного чистого неба перед ураганом.
Молчала, с замиранием сердца глядя в любимые глаза, молила о прощении каждый миг, но молчала, упуская драгоценное время. Сознавала, что стремительно мчимся к точке невозврата, что каждый наш счастливый день мог стать последним, но молчала. Давилась словами, билась в истерике, когда он уходил на работу, но ничего не делала. Ничего, твою мать, не делала!
Каждый день превратился в ад, наполненный агонией, ожиданием неизбежного, страхом перед потерей, тоскливой удушающей необратимостью, обреченностью.