© Перевод Лабутиной Т.К.

© Под ред. Абрамичева И. В.

Часть I. Голубая роза

Глава I. Гроза

Трое молодых людей шли по одной из самых тихих улиц Алькалы.

Богатое платье и учтивые манеры позволяли отнести их к числу знатных юношей, обучающихся в университете Алькалы, который ученостью не уступал университету Саламанки, а популярностью превосходил его. Университет создал высочайшую репутацию этому маленькому городку на реке Энарес, который теперь, в зените своей славы, представлял хитросплетение великолепных дворцов, монастырей и университетских колледжей в обрамлении старинных городских стен.

Был самый разгар лета, воздух дрожал от жара, низкие, пурпурно-черные тучи наползали, клубясь, с равнин в сторону Мадрида, временами их пронизывали последние лучи яростного солнца, угасая желтоватой дымкой на белых стенах и цветных ставнях безмолвных домов тихой улицы, по которой, прогуливаясь, шли трое юношей. Двое из них шагали, держась за руки и разговаривая между собою, третий шел немного впереди, скрестив руки на груди и устремив взор в землю.

На повороте улицы стоял красивый дворец, окруженный двором, в котором росли кусты лавра и остролиста. Молодые люди остановились перед ним и стали рассматривать сквозь легкую, но прочную кованую ограду. Удивительный отблеск падал на фасад дворца, полностью обращенный на запад, и его купола и башни сияли золотисто-белым светом на фоне темно-пурпурного грозового неба.

Легкий горячий ветерок, предвестник грозы, шевелил жесткие ветви лавра и тревожил алую занавеску, прикрывавшую открытое окно наверху.

Именно оно притягивало взгляды юношей, ведь это было окно комнаты доньи Аны Сантофимия-и-Муньятонес, дамы, которая слыла самой красивой в Алькале и волновала воображение всех юношей, обучавшихся в университете, несмотря на то, что никто из них никогда не говорил с нею и не видел ее ближе, чем через двор, окружавший дворец ее отца.

Перед ее окном был балкон, на нем пышно цвели в горшках три куста розовых роз и рос базилик – четкая ажурная тень его листьев падала на белую стену.

Трое студентов медлили, ожидая, не покажется ли в окне сама красавица, скорее в силу привычки, нежели действительно желая увидеть ее.

Она показалась из-за алой занавески, в ее руке были золоченые ножницы, которые поблескивали на солнце.

Она была одета в белую юбку и фиолетовый жакет, застегнутый на зеленые пуговицы, ее голову покрывала кисейная шаль с серебряной бахромой.

Она вышла на балкон и стала срезать с розовых кустов увядшие листья, они трепетали в горячем воздухе и падали вниз.

Один раз она взглянула в сторону ворот, где стояли юноши, но ее лицо оставалось спокойным. Гроза стремительно приближалась, поглощая солнце, послышались раскаты грома, и черные тучи угрожающе сомкнулись над городом.

Молодой человек, который держался несколько в стороне от своих спутников и казался самым старшим, посмотрел на небо и пошел прочь.

Двое других были готовы последовать за ним, но в этот момент дама сорвала одну из розовых роз, прижала ее к своим губам и затем протянула по направлению к ним. Они застыли совершенно неподвижно, третий юноша вернулся на прежнее место и тоже стал смотреть.

Донья Ана приподняла шаль и позволила ей соскользнуть на плечи. Юноши увидели ее смуглое лицо, пышные пряди черных волос и две нитки коралловых бус вокруг ее шеи.

Оглянувшись внимательно по сторонам, она быстро подняла ладони с выпрямленными десятью пальцами, затем указала на ворота и исчезла. Розовая роза и ножницы остались лежать на балконе – там, куда они упали, выскользнув из ее рук. Трое юношей переглянулись. Каждый почувствовал укол ревности, поскольку было совершенно неясно, кому из троих предназначалось послание.

В этот миг молния прорезала пурпурный полумрак, и упали первые тяжелые капли дождя.

– Пойдемте ко мне, – сказал самый старший из юношей, – гроза разразится прежде, чем вы успеете добраться домой.

Остальные согласились, и все трое поспешили по другой, более оживленной улице к роскошному дому, расположенному возле городской стены. Когда они достигли его, дождь хлынул в полную силу, низвергая хлещущие серебряные струи.

Хлопком ладоней призвав слуг, молодой хозяин приказал подать ужин, а затем проследовал за своими друзьями в комнату, оформленную в мавританском стиле в черных и темно-красных тонах.

Едва он закрыл дверь, все трое рассмеялись, как смеются молодые люди, к тому же предвкушающие увлекательное приключение.

Юноши были весьма примечательны и, хотя наружность их очень отличалась, в них все же было что-то общее.

Самому старшему из них не было и двадцати лет, но он уже достиг своего полного роста, был высок, пропорционально сложен, и его облик дышал силой и энергией.

Его лицо с тонкими чертами было необыкновенно привлекательно. Смуглая кожа, волнистые черные волосы, орлиный профиль, большие глаза и полные губы выдавали в нем уроженца южных краев, и действительно он был наполовину итальянцем, но испанская кровь и испанское воспитание придали ему суровое благородство и исполненную достоинства учтивость, не характерные для народа, к которому принадлежал его отец.

Правильность черт его лица нарушала, хотя и без ущерба для привлекательности, несколько выдающаяся вперед нижняя челюсть, и эта особенность, одинаково характерная для всех троих молодых людей, и была той чертой, которая придавала им, таким разным, видимость сходства.

Он был одет богато, хотя для его возраста и несколько мрачно, в черный бархат. На нем были короткий дублет, стянутый завязками из фиолетового шелка, темно-красные шоссы и черный короткий шелковый плащ с алым подбоем, а на поясе сбоку висела короткая шпага в прекрасных золоченых ножнах.

Другие двое юношей были ближе друг к другу по возрасту, на год моложе него. Их внешность, манеры и поведение были совершенно не схожи.

Один из них был худощав, осанист, грациозен и полон сил, статен и крепок. Его облик был необыкновенно очарователен, у него было удлиненное лицо, серые глаза, рыжеватые волосы, кожа персикового цвета, а на лице и шее играл легкий румянец. Выражение его лица было веселым и гордым, и тысяча возможностей таилась в юном огне его взгляда.

Он носил свои оранжевые и ярко-красные одежды с беззаботным видом, но вполне осознанно радуясь их богатству и земному величию того, что они собой символизировали.

Другой был ниже среднего роста, слабым, болезненным и худым, с одним слегка ссутуленным плечом, его бледное лицо выглядело вполне обыденным, кроме разве нижней челюсти, которая выступала у него больше, чем у двух других молодых людей. Выражение его лица также можно было счесть ничем не примечательным, если бы не печаль и горечь, сквозившие во взоре бледных блуждающих глаз.

Его простая черная одежда была поношенна и небрежна, но под обмякшими и запачканными брыжами он носил золотую цепь с бриллиантами и рубинами невиданной красоты. Было заметно, что он капризно и требовательно льнул к светловолосому юноше, не обращая внимания на второго, его поведение отличалось нетерпимостью и высокомерием, и его товарищи обращались с ним с известной предупредительностью.

Сейчас он, казалось, пребывал в состоянии возбуждения. Ринувшись к окну, он распахнул его навстречу буре, которая бушевала над Алькалой.

– Дон Алессандро, – властно сказал он, – что имела в виду донья Ана? Его голос был пронзителен и неприятен, и когда он говорил, его члены бесконтрольно подергивались.

Темноволосый юноша ответил мягким и спокойным голосом.

– Она имела в виду, что один из нас должен прийти сегодня в десять часов вечера к воротам ее дома, – сказал он. – Конечно, это, дон Карлос.

– Но кто именно? – последовал раздраженный вопрос.

Дон Алессандро слегка пожал плечами.

– Разве можно угадать, кого выбрала женщина? – сказал он.

Удар грома в горячем воздухе сопровождал его слова, и дон Карлос сжался за оконной створкой и злобно посмотрел на небо.

Тогда выступил вперед третий молодой человек, который до сих пор сохранял молчание.

– Будем тянуть жребий? – предложил он мягким голосом. – Или кто-то один из нас докажет, что у него есть преимущество перед остальными?

– Никто из нас не знаком с ней, дон Хуан, – ответил дон Алессандро, – и все мы писали ей письма…

– Разве есть в Алькале хотя бы один кабальеро, который не писал? – легко сказал дон Хуан. – Сейчас модно быть влюбленным в донью Ану.

Вспышка молнии озарила комнату, и дон Карлос отпрянул от окна, пронзительно взвизгнув, подобно испуганному животному, когда вслед за нею раздался удар грома, он зажал уши руками, трепеща всем телом, и громко закричал.

Остальные двое потупили глаза, не глядя ни на него, ни друг на друга; он отер пот, выступивший на его узком лбу, и взглянул на них украдкой.

– Хорошо, тянем жребий, – выдохнул он, нервно стискивая платок в своих длинных руках.

Дон Хуан положил на стол свой черный бархатный берет.

– Только не кости! – вскричал дон Карлос; он нервно сорвал три кольца со своих пальцев, два простых чеканных золотых и один с квадратным изумрудом. – Это, – показал он на драгоценный камень, – донья Ана. Он коварно и криво улыбнулся остальным, положил три кольца в берет и встряхнул его.

– Тяните жребий, – пронзительно скомандовал он, – и посмотрим, кому достанется дама!

Двое других обменялись взглядами. Дон Алессандро приподнял брови, а дон Хуан улыбнулся одними глазами, когда гром и молния вновь заставили дона Карлоса, трепеща и рыча, броситься в кресло. Когда все закончилось, он был мертвенно-бледен, легкая пена показалась на его искривленных губах.

– Я первый! – вскричал он, вскочив на нетвердых ногах и засовывая руку в берет.

С глупым смехом он достал из берета изумруд.

– Она моя! – воскликнул он. – Я выиграл!

Смуглые щеки дона Хуана вспыхнули: он отвернулся к окну и посмотрел на Алькалу, осыпаемую серебряными струями дождя, однако дон Алессандро сказал мягко:

– Конечно, она принадлежит Вашему Высочеству.

Дон Карлос взглянул на него с перекосившим его лицо выражением подозрения и злорадства.

– Нет! Ты думаешь, что я схитрил, – сказал он. – Как всегда, придираешься, кузен. Дон Хуан, нам пора домой.

Он говорил с привычным высокомерием, поскольку последний удар грома уже был слабым, и было ясно, что гроза на исходе или что она была лишь предвестником другой, которая разразится позже.

В любом случае, сейчас гроза закончилась, и к дону Карлосу вновь вернулось мужество. Он снова надел кольца и взял за руку дона Хуана.

– Мы уходим, – сообщил он.

– Вы не останетесь на ужин? – спросил молодой хозяин с формальной вежливостью.

– Нет! – нелюбезно ответил дон Карлос.

Хуан рассмеялся, но Алессандро не изменился в лице.

– До свидания, кузен, – сказал он.

Карлос не удостоил его ответом, лишь топнул ногой и потащил Хуана прочь. Когда они вышли на улицу, оказалось, что дождь все еще идет, но черные тучи расступились, открыв пурпурный закат, и купола и башни Алькалы блестели от влаги и сияли золотом в последних лучах заходящего солнца.

Двое юношей отправились домой, их покои находились в архиепископском дворце, построенном кардиналом Хименесом, сейчас содержавшемся под стражей в Вальядолиде.

Карлос крепко стиснул руку своего друга, шагая с горячечным нетерпением и вздрагивая под дождем. Хуан, который относился к нему со снисходительным добродушием, запел короткую песню, популярную среди университетских кабальеро, и не обращал никакого внимания на его брюзгливые жалобы.

Когда они вошли во дворец, Карлос с интересом взглянул в сторону привратницкой, которую они миновали, входя во двор. В тени низкого дверного проема сидела молодая девушка, перебирая новую пряжу для работы и посматривая, как капает дождь.

Ее лицо, обнаженные шея и руки сияли в полумраке, и оранжевый платок, которым она повязала голову, скрепив золотыми булавками, казался драгоценным убором.

Когда молодые люди проходили мимо, она опустила свои загорелые руки на черную юбку и посмотрела на них.

– Это дочь привратника, – прошептал Карлос.

Его щеки порозовели, и он вздрогнул.

Хуан безразлично посмотрел на нее, она зарумянилась и серьезно и почтительно присела в реверансе.