Глава 13. Два сеанса

Нинель встретила меня у своего дома. Она, словно маленькая девочка, с хрустом топтала молодой ледок. Время только перевалило за полдень, и негреющее солнце ярко сверкало на трамвайных рельсах. Скучный асфальт припорошил легкий снег. Улица казалась картиной, нарисованной влюбленным художником.

– Выспалась? – я приветствовал напарницу глупым вопросом. На самом деле мне просто было неловко. Я уже забыл, когда в последний раз гулял с девушкой по улице.

– Кое-как… Ты знаешь, если бы тебя убили, я бы, наверное, сошла с ума. Все, кто работал со мной раньше – полные уроды. Ты первый не смеешься над моим прикидом.

Я прищурился и мысленно оценил на четыре балла длинную коричневую куртку, брюки и замшевую шапку с помпоном.

– Не вижу в твоей одежде ничего странного. Тебе не кажется, что надо было взять с собой Фелпса, – я поспешил перевести стрелки на коллегу.

– Зачем?

– Он мне понравился, как личный шофер.

Смех Нинель зазвенел колокольчиком. Журналистка показала на фотоаппарат у меня на груди:

– Без работы как без рук? Надеешься на хороший материал? Смотри, Перси не дремлет!

– Лучше дома сидеть, чем выйти на улицу без камеры. У меня такое правило.

Нинель выразительно пожала плечами: делай что хочешь, лишь бы мне это не мешало.

Издали донесся перестук колес. Трамвай, чуть переваливаясь сбоку на бок, подкатил к остановке и, скрипнув тормозами, остановился. Я бросился к двери.

– Это не тот! – Нинель схватила меня за руку. – Четверка, а нам нужен шестнадцатый. До издательства все равно, на чем ехать, но четверка идет прямо, а шестнадцатый сворачивает у ратуши.

Я поднял руки: сдаюсь! Трамвай вздохнул, отпуская тормоза, и тронулся, резво набирая ход. А за ним к остановке приближался следующий вагон – с номером шестнадцать в окошке над кабиной. Теперь Нинель сама потянула меня внутрь.

Как и сказала моя боевая подруга, у ратуши трамвай повернул на обсаженную тополями улицу. Всего одна остановка, и я увидел гранитное здание с колоннами, похожее, скорее, на музей, чем на кинотеатр. Над входом горела, сверкала и переливалась разноцветным неоном вывеска «Парамаунт».

Я галантно пропустил Нинель вперед и вслед за ней вошел в фойе и остановился. После яркого солнца приглушенный свет ламп показался непроглядным мраком. Только постояв минуту с закрытыми глазами, я начал хоть что-то различать сквозь безумное мельтешение колец и вспышек. Моя спутница сняла очки и, часто моргая, усиленно терла их носовым платком.

– Что желаете? – кассир расплылся в улыбке.

Я внимательно изучил расписание.

– Вестерн. Ближайший сеанс.

– Сожалею, но все билеты распроданы. Попытайте счастья у распространителя. Только я вам ничего не говорил.

Я подошел к мужчине, отирающемуся у входа. На его губах застыла очаровательная улыбка. Такому просто хотелось отдать деньги. Все.

– Липпи Салливан, – он снял жестом невидимую шляпу. – Я слыхал о вашей проблеме. Краем уха. Готов помочь. У меня остались два билета на «Бутча». Сами понимаете, мои услуги требуют… гм… возмещения понесенных расходов.

Я, конечно, изрядно переплатил, зато уже через пять минут мы с Нинель удобно устроились в партере прямо перед экраном и потягивали из картонных стаканчиков колу. Липпи оказался честным малым: он обманывал в цене, а не в товаре. Места оказались отменные, разве что мешало постоянное шуршание пакетов и хруст попкорна. В следующий раз надо попросить Перси, чтобы отвез нас в кинотеатр под открытым небом.

Фильм привел меня в восторг. Перестрелки, погони, насквозь пропыленная романтика разбойной жизни, жаркая страсть, актеры – звезды первой величины, на этот раз у киношников получился настоящий шедевр. Когда под песню о дожде Кид начал самоуверенно демонстрировать Этте Плейс велосипедное родео, я захлопал в ладоши и не удержался от комментария:

– Да… В те времена у влюбленных было немного развлечений.

Нинель тут же впилась мне в шею острыми коготками, и я засунул язык подальше за зубы. Лучше не злить подругу, не то она выпустит из меня всю кровь! Женщины непредсказуемы и опасны. Поэтому до конца фильма я не произнес ни звука.

Второй раз я рискнул открыть рот в самом конце, когда по экрану бежали титры:

– Странно. Почему Бутч держит в правой руке револьвер с четырехдюймовым стволом, а в левой – с пятидюймовым? Он же не левша. Логичней наоборот.

– Потому что он ранен в эту руку, – ответила Нинель, поднимаясь с кресла. – Откуда ты знаешь столько об оружии?

Я взял ее под руку, и мы вышли в фойе.

– Отцовское воспитание. Он считал, что если мужчина не умеет стрелять, он не достоин называться мужчиной.

Нинель скромно промолчала. Я мысленно записал ей это в плюс и снова направился к кассе.

– Зомби-демоны? – на лице кассира появилась ехидная ухмылка. – Свободных мест полно. Выбирайте, что по вкусу.

– Мороженое!

– Простите?

– Я говорю, теперь мы вместо колы и попкорна будем есть… и пить мороженое. Два места для поцелуев, пожалуйста.

Я расплатился, и мы с Нинель прошли в зрительный зал со светящейся цифрой «два» над входом. Он оказался поменьше размером и казался пустым – занято было всего треть мест. Наверное, фильм о зомби-демонах опередил свое время.

Едва погасли лампы, и на экране поплыли отделанные пластиком коридоры звездолета, я уронил стаканчик с мороженым. Но когда я его подобрал, все вокруг изменилось. Вместо зрительного зала передо мной был склад со стеллажами, а на тумбочке охранника лежал пояс-патронташ и кобура с револьвером «Кольт» с четырехдюймовым стволом. Точь-в-точь, как у Бутча Кэссиди. Я с минуту колебался, взял оружие и вышел в коридор. Из темноты показалась костлявая фигура. Я встретился взглядом с бессмысленными белыми глазами, взвел курок и нажал на спуск. Зомби-демон рухнул на пол.

За поворотом я встретил еще одного монстра и разделался с ним так же, как и с первым. На двух новых зомби-демонов у меня ушло четыре пули, и я остановился перезарядить револьвер. Выбил шомполом стреляные гильзы и по одному вставил в пустые каморы новые патроны. Уроки отца не прошли даром: на все у меня ушло не больше двадцати секунд.

Батарея налобного фонаря понемногу садилась. Свет лампы пожелтел, потом погас совсем. Где-то впереди журчала вода. Сзади раздался знакомый шорох. Я бросился бежать и провалился в бездну. По лицу чувствительно били то ли жесткие листья, то ли упругие ветви скрытых во мраке растений. Чей-то крик донесся издалека. Сверкнула вспышка и я увидел над собой знакомое лицо в круглых, как иллюминаторы, очках.

– Да очнись ты! – Нинель, что есть силы, лупила меня по щекам.

Она сняла очки. Тушь расплылась и потекла по щекам темно-коричневыми струйками. Лицо стало беспомощным и мне снова захотелось обнять несчастную девушку. Но руки и ноги не слушались.

Только теперь я увидел, что экран погас, а зрители почему-то собрались вокруг меня. Жаль, что от сочувственных взглядов нельзя увернуться, как от пуль. Кто-то поднес к моему лицу платок, смоченный нашатырным спиртом, и от резкого запаха я чуть не подскочил до потолка.

– Хватит! Я в порядке… Вырубился. Заснул, наверное.

– Нет. Ты исчез, а потом появился. Мертвый. Почти…

– Да нет же. Я не отрывался от экрана. Зомби-демоны, подземелье, револьвер.

– В кино, кроме межзвездной станции, ничего нет. Это сбой. Какой-то баг… Я разберусь, обязательно! – Нинель надела очки и прикрыла рукой рот, словно сболтнула лишнего.

– Помоги мне, пожалуйста.

Я поднялся, опираясь на руку журналистки. Какой-то весельчак выкрикнул:

– Что, подруга? Заездила жеребца?

Я обшарил злобным взглядом кучку зевак. Никто не встретился со мной глазами, никто не захотел вызвать меня на дуэль, как в старые добрые времена. Тогда я мстительно взял журналистку под локоток, и мы с гордо поднятыми головами покинули кинотеатр. Мы еще не знали, что нам предстоит новое испытание.

***

Пока мы наслаждались зрелищами, попкорном и мороженым, на город опустились сумерки. Стало темно. Вдоль улицы задувал холодный ветер. Нинель потащила меня по освещенной аллее через заснеженный сквер.

– Так мы выйдем прямо на Парк-Авеню. У кинотеатра мы будем ждать трамвая до завтрашнего утра.

Цепочка огней обрывалась на середине нашего пути: кто-то разбил несколько ламп. К сожалению, я не обратил внимания на этот зловещий знак и самоуверенно пошел вперед. Журналистка меня не остановила.

Когда мы были в самой середине темного провала, Нинель сдавленно ахнула и остановилась. Я по инерции сделал несколько шагов, обернулся и застыл, словно меня облили ледяной водой.

Маленький, невзрачный, но от того не менее жуткий человек держал у горла Нинель нож, обхватив сзади ее талию другой рукой. Нинель сжалась и вцепилась пальцами в запястье грабителю. Из тьмы шагнули еще два типа с лицами, замотанными шарфами.

– Не вздумай пошевелиться, не то у твоей дамы на шее появится еще один рот, – бесцветным голосом сказал бандит повыше ростом. Очевидно, главарь. – И держи руки так, чтобы я их видел.

Разумеется, я не собирался глупить. На собственную жизнь мне было наплевать, но Нинель, чистая душа, не заслуживала страшной участи. И я стоял неподвижно, словно меня заморозили жидким азотом.

Номер три ловко обшарил меня с ног до головы. Бумажник и фотоаппарат перекочевали в руки главарю. Последним из кармана куртки грабитель выудил золотой перстень в форме черепа. Блеснули вставленные в глазницы бриллианты. Бандит вздрогнул, словно его укололи иголкой. Подельники обменялись многозначительными взглядами. Главарь тут же, без слов, вернул добычу. Номер два убрал нож в карман и слегка толкнул Нинель в спину.

– Предупреждать надо, – мрачно произнес главарь. – Обошлось бы без непоняток.