Отзывы на книги автора «Максим Кантор»

Моё знакомство с творчеством Максима Кантора началось с его прекрасных, глубоких статей об искусстве в журнале STORY. Увидев название книги "Учебник рисования" - я радостно решила, что весь этот огромный том (4 тысячи с лишним страниц убористым шрифтом) будет исключительно про живопись. Оказалось - лучше. Эта книга включает в себя

* учебник по истории живописи,
* сборник советов художникам
* картины из жизни интеллигенции России 1980-2000х годов,
* семейную сагу,
* политический роман,
* сатиру на новую Россию,
* историко-социальный анализ XX века,
* философские эссе о развитии цивилизации и многое другое.

Дальше...

Все это соединено в общую ткань повествования, особняком стоят только искусствоведческие фрагменты - они идут в начале каждой главы под отдельной нумерацией.

Итак, перед нами текст-махина, текст-глыба. Чем обусловлен такой объем? Выводы, делаемые автором по ходу книги, непривычные и даже шокирующие - если не объяснить их предварительно, не проиллюстрировать обширными примерами, то от них хочется просто отмахнуться.

Сюжет "романной" части книги крутится вокруг некоего альтер-эго писателя, Павла Рихтера - живописца из семьи философов. Он живет среди реальных, вымышленных, собирательных персонажей, представляющих российское общество банкира Михаила Дупеля, философа Кузина, спикера Басманова, молодого реформатора Димы Кротова, проститутки Анжелики, художника Струева и десятков других узнаваемых лиц. Уверена, размышлений на тему "прототипы героев Максима Кантора" буде еще очень много. Мне эта историко-социальная игра напомнила "Историю одного города" Салтыкова-Щедрина - те же то ясные, то смутные ассоциации, иногда угадываемые не логикой, а каким-то чутьем из области коллективного бессознательного.

Например, образ хорька - законодателя мод столицы, парламентария и борца за прогресс - который заставил всех говорить на своем языке повизгивания и урчания, смотреть сквозь пальцы на свои звериные выходки, попросту забыть о здравом смысле. В самом деле, если включить телевизор - там же сплошное царство хорька и хорьковой "речи".

В "философской" части книги автор описывает XX век, объясняет его катаклизмы и немного предсказывает будущее.

Пересказывать содержание большой умной книги - дело неблагодарное, но если суммировать предельно кратко и очень-очень грубо, то описывается конфликт христианской культуры (культ любви, с его вершиной в искусстве Возрождения) и язычества (культ силы, с его возвращением в авангардных течениях XX века). Коммунизм, фашизм, рыночная экономика, демократия - все явления толкуются в масштабах этого извечного противостояния человеческой истории.

Прочитать эту книгу - настоящий труд. Сотни страниц проглатываются на одном дыхании, а отдельные главы требуют вдумчивого перечитывания. Книга - горькая (хотя бОльшая часть "романной" составляющей читается легко, как развлекательный роман), и выводы несёт неутешительные. Любители искусства найдут в ней великолепный, всеобъемлющий анализ самого явления живописи, ее развития и влияния на мир. Интересующиеся политикой и экономикой будут в восторге от точных и ироничных описаний механизма управления современным миром и Россией в частности (конечно, он может показаться спорным). Я советую прочитать эту книгу, хотя бы выборочно - чтобы посмотреть на историю и современность под иным углом зрения, получить толчок для размышлений.

Вот и подошли к концу два кирпича. Аннотация сравнивает этот роман с "Живаго" и другими мастодонтами русской классики. Не знаю, мне кажется, слишком много здесь политического трактата, чтобы стать классикой. Хотя что-то есть в этом сравнении: изобильный, с длиннотами, повторениями, страстный, пристрастный, с душой написанный роман. И новую глобальную Империю, а также актуальное авангардное искусство (что, по мысли автора, одно и тоже) автор ненавидит не меньше, чем Лев Толстой Наполеона. Если вы в "Войне и мире" пропускали рассуждения о капле и сфере, об "управлении духом битвы", то даже и не беритесь за "Учебник", не одолеете. Книга на 70% состоит из "рассуждений". Другое дело, что рассуждения не отвлеченные, а самые "горячие": что произошло с Россией и миром за последние 30 лет, почему вместо людей сейчас рисуют "кватратики и пятна" (автор уверен, что эти вещи напрямую связаны), что будет дальше (и прогнозы самые неутешительные). Хотя герои тоже есть, следить за их нелепыми и грустными похождениями интересно. Кроме того, за героями легко угадываются персонажи из реальности. О своих убеждениях автор говорит определенно, настаивает на них и равнодушным остаться не получится - придется к ним как-то отнестись.

Книга оправдывает и своё название - "Учебник рисования". Микроглавки о технике письма, подготовке холста, институте ученичества у художников, способах и смысле воплощения образа работают на общий смысл произведения, но и отдельно от него, сами по себе вызывают желание пройти по Третьяковке с аудиогидом, вспомнить, как это интересно - разглядывать выражение лиц у прислуги на втором плане картины, или узор тарелки в натюрморте.

Ещё к достоинствам можно отнести язык - не вызывает отторжения, не приходится бороться с материалом, можно сосредоточится на смысле. Мне понравилось, но нельзя сказать "Читать всем, обязательно!". На любителя.

Никогда не замечал за собой тяги к искусствоведению, возможно, это как-то связано с тем, что происходит с живописью и архитектурой сейчас. Нет, чисто технически это было интересно: вот белый цвет рядом с красным цветом, это уже не белый цвет и т. п., — но затем абстрактные картинки меня утомили, они давали много уму и ничего — душе. Казалось, что вот тут-то надо включать биографические передачи про художников и скульпторов, выслушивать монологи г. Волковой, где слово "гениальный" звучит чаще, чем слово из трёх букв в подростковом кругу, но не зашло. Несколько раз я всё же брался за искусствоведческие статьи, откуда тянуло мертвечиной. Основная проблема таких статей в том, что они забывают о личном отношении, а, если не забывают, то адекватно его выразить не могут, чтобы не скатиться в пошлость. Максим Кантор не похож ни на кого.

Хотя бы тем спорным утверждением, что

В рассуждениях о картинах я исходил из того принципа, что высказывание одного человека обязано быть понято другим, причём каждым. Нет, полагаю я, условного метаязыка, нет шифра искусства, недоступного профану. Любой, в том числе непосвящённый, имеет право и возможность понимать язык живописи — ровно на том основании, на каком всякий человек может и должен понять другого.

Из этого следует несколько особенностей этой книги:
— каждая не декоративная, но образная картина/скульптура/здание имеет под собой высказывание, которое можно адекватно вербализировать без критической потери;
— произведение искусства рассматривается на нескольких уровнях: от строго конкретного (что нарисовано) через привязку к исторической ситуации и биографии художника (кто нарисовал, когда нарисовал, почему обратился к этому сюжету, с чем рифмуется в истории искусства) до метафизического (что сказано и почему автор так думает + связь с современностью, вечностью);
— не все художники удостоены внимания, а в первую очередь те, кто утверждал сострадание, гражданское достоинство, сопротивление идеологиям империй и морали сытых рантье. Это и Микеланджело, и Мантенья, и Брейгель Старший, и Босх, Ван Гог, Петров-Водкин, Руо и др.

Это далеко не всё (да и бессмысленно перечислять здесь всё), но, если попытаться выразить в целом, то в этих тридцати эссе сжата история образного искусства масляной живописи в Европе — история живописи, увиденная М. Кантором. Если вы читали его художественные произведения вроде "Учебника живописи", то вы примерно поймёте о чём речь, ведь Кантор везде говорит об одном и том же — он не разделяет себя на Кантора-художника, Кантора-литератора, Кантора-публициста, как человек Возрождения. Его статьи, знатока и нетипичного христианина, и вправду будто возвращают во Флоренцию Лоренцо Великолепного — настолько убедительно воссоздано мышление ренессансных творцов, что следующей моей прочитанной книгой будет "Божественная комедия".

Когда-то я читал некоторые из этих эссе в журнале "Story", но это не биографии — это именно философские эссе, написанные страстным художественным языком, и пометка на книге "Для широкого круга читателей" соответствует действительности.

P. S.: главный минус книги — отсутствуют иллюстрации. Полное фиаско, учитывая тематику книги.

Трудное и отчасти неприятное чтение, роман слишком злободневен. Автор описывает современную политическую оппозицию и отнюдь не симпатизирует ей. Демократия и либерализм не имеют ничего общего с равенством, которое провозглашают. О настоящем равенстве пишет один из героев книги:

"Я буду строить мир равных, я буду работать для всех людей, буду писать и жить так, чтобы каждый был равен товарищу и никто не пожелал ни крупицы сверх равной доли. Это единственное, ради чего стоит жить. Теперь я знаю, это очень опасный путь."

Метафорой этого пути и является красный свет.
Современность в книге перекликается с событиями второй мировой войны. У многих героев родственники воевали в Великую Отечественную, но не всегда с "той" стороны.
Сюжетные линии запутаны и не закончены. Размышления о судьбе России и о мировой истории двадцатого века оттесняют повествование.
Роман вошел в шорт-листы премий "Национальный бестселлер" и "Большая книга".

Прочитайте, пожалуйста, эту книгу. Вам не понравится. Но вы насладитесь настоящей современной литературой.

Не понравиться может только по одной причине - слишком уж правдиво, честно и прямо названы вещи. Вроде и сам ты ничего не крал, а совестно и стыдно - такое же чувство возникает когда читаешь наших классиков - например, Достоевского. Только тут - свежая нота. Ведь, Достоевский, он где-то там, а тут тебя носом прямо в сегодняшнюю лужу тыкают.

Поначалу я захватила ее с собой в метро - как развлечение от скуки на длинных перегонах. Прочитала с десяток рассказов - и купила набор закладок. Начала делать пометки, дальше читала уже с карандашом. Прочитав где-то треть книги - почувствовала непреодолимое желание написать автору. Есть недочеты, но дело было не в них.

Книга великолепна - это сборник небольших рассказов, заметочек на тему текущего дня. Звучит поверхностно, но, шедевр на то и шедевр, чтобы двумя страницами бросить в дрожь, заставив задуматься о самых темных уголках души. Нет, речь не только о негативе - в книге достаточно и такого... чего-то светлого, теплого, человеческого и настоящего.

Хороший автор, годный. Не пройдите мимо, не пугайтесь "большого" формата книги - это не "красный свет", набранный мелким шрифтом, здесь сделано все чтобы достучаться до читателя.

Теперь немного конкретики и спойлеров

Очень много упомянуто "культурных точек" - скульптур, истории, книг, авторов. Например, целый рассказ посвящен "Гернике". Очень много озвучено теорий и концепций(непременно, с тезисами). Очень много личных рассказов. Этакая роль простого человека в современном мире. Это идеальный на мой взгляд вариант "просто о сложном". А вещи затрагиваются очень серьезные.
И еще, поскольку речь о своерменном мире, здесь никак без политики. И, если Вы были на болотной, или наоборот, дико ее ненавидели, не бросайте книгу, когда автор прохаживается - он ругает оба лагеря. Прочитайте все, это нетрудно.

Процитировать можно всю книгу, настолько емкие эти короткие рассказы.

Знаете, чем отличается лакей от свободного человека? Тем, что лакею проблемы мира и войны не интересны - это господского ума дело; лакей думает о том, чтобы свести счеты с другим лакеем, о жратве, о новых сапогах.

о нас с вами, да-да, о вас и обо мне, о мещанахОправданием мерзости последних двадцати лет стало возникновение так называемого "среднего класса". Словосочетание это имеет в нашем мире сакральный характер, это словосочетание употребляют как заклинание бытия. Существует ничем не доказанное утверждение, будто средний класс есть гарантия демократии. В этом чудном уравнении сразу три неизвестных - это куда более заклинательное заклинание, нежели ленинское "учение Маркса всесильно, потому что оно верно."..... Сегодняшнего мещанина греет мысль о том, что его бытие (в сущности, ничем не примечательное: еда, турпоездки, писание колонок в газету, опять еда и т.п.) имеет героические аналоги в истории. Считается доказанным, что средний класс, несмотря на пустоватую жизнь, есть положительное явление в истории. Мы уверены, что нацисты, террористы, бомжы - это плохие люди, а мифический "средний класс" - это люди неплохие. И более того, есть смутное подозрение, что средний класс - двигатель прогресса всего общества в целом.
Такое мнение сложилось потому, что сегодняшний обыватель отождествляет себя со "средним классом" девятнадцатого века, с третьим сословием Французской революции, с интеллигентами и разночинцами русских городов. Это ни на чем не основанная аналогия.
.... Средний класс, третье сословие 19 века - было сословием производителей, тех людей, кто производит реальный продукт и отстаивает свое право данный продукт обозначить как ценность общего порядка.....Когда Фауст говорит: "вначале было Дело", он и выражает новую мораль, мораль Просвещения, мораль третьего сословия, которое веру заменило трудом.
Но отнюдь не труд является преференцией сегодняшнего "среднего класса", напротив - возможность избежать труда. Сознание сегодняшнего среднего класса основано на отсутствии производимого продукта, но на обслуживании символических ценностей - ни пиар-агент, ни клерк в банке, ни колумнист, ни менеджер, ни редактор, ни стартапер - они никакого осязаемого продукта не производят. Даже искусство - трудно вообразить более наглядную деятельность - уже не производит продукт, только акцию. Собственно говоря, пафос сегодняшнего среднего класса в том, что он настаивает на относительности реальных ценностей по сравнении с символическими правами.

Мне очень нравится его вИдение России.

Оборотничество - не есть что-то колдовское и недоступное пониманию. Это просто-напросто нахождение между двумя мирами, не что иное, как промежуточное состояние, то, что иные философы определяли как сумерки души. ... Рассмотрим оборотничество применимо к социокультурной эволюции человечества. В этом смысле Россия - страна-оборотень Она обращается то в Запад, то в Восток, не являясь, по сути, ни тем, ни другим.

Особый путь России....
Однако саркастический вопрос о качестве и направлении русского пути звучит столь часто, что надо на него ответить. Причем ответить надо просто - потому что этот путь очень прост.
Вопрос этот - предельно общее место, так обычно комментируют тот факт, что у России собственная история. Говорят так: ах, собсвтенная история? Неужели? Тогда скажите, хе-хе, почему же эта история такая неудачная? Может быть, следовало, бы поучиться где-то разуму, а не упорствовать в своей так называемой особой истории?
Этот вопрос из разряда мещанского: "Если умный - почему бедный", есть такая дивная фраза! Вообще говоря, самые умные люди (Сократ и Христос) были беднее олигарха Прохорова и его благостной сестры, а самые праведные люди, имевшие особый путь, - не были самыми удачливыми.
Представление о том, что особый путь не должен уступать по интересности корпоративным вечеринка - это представление бандитское: ведь бандит вступает на особый путь воровства только затем, чтобы сравняться богатством с сильными мира сего. Ему и в голову не придет, что можно отличаться от сытых - в сторону иную, нежели еще большая зажиточность.

Этот рассказ - почти целиком. Взяла не самый короткий, хотела процитировать, но фактически почти перепечатала - настолько вплетены эти мысли одна в одну - целая философская концепция в двух страницах.

Никакого пафоса - в предыдущих рассказах автор, будучи еще и художником, описывает ситуацию в современном искусстве, подробно но интересно рассказывая в том числе и о упомянутых художниках.

одинокая старость менеджера.
Свобода, как нас научили ее понимать, ведет к вымиранию западного мира.
Такая свобода не лучше, чем несвобода, а гораздо хуже.
На востоке это поняли давно, но сегодня стало понятно везде.
Свободу и прогресс истолковали как менеджмент; последние 7-10 лет Европа, по сути, была менеджером в мире: ничего не делала, суетилась - но выглядела прелестно.
Ни религии, ни философии, ни искусства, ни семьи, ни революции, ни промышленности Европа уже не производила, хотя беспрестанно напоминала о том, что эти продукты в принципе существуют, а Европа их полномочно представляет.
То есть искусство как бы имелось, называлось "концептуализм" и "второй авангард". И семья как бы существовала, в виде гражданских и однополых браков и партнерских отношений. И революция в разжиженном виде присутствовала - в виде протестных демонстраций против войны в Ираке и налогов.
Но все это было не самой продукцией, а образцами, которые менеджер по продажам достает из чемоданчика. Желаете искусство? Вот, извольте, концепт, он напоминает о том, что некогда было рисование.
Европейская философия постмодерна - есть не что иное, как посредничество между бытовой морально обывателя и категориальной философией.
Императивного бытия нет, но договорились считать, что безответственная жизнь и есть философия.
Искусство концептуализма - это простая договоренность считать каляку-маляку произведением, на том основании, что каляка-маляка напоминает о существовании настоящего искусства.
....
Детей не заводили именно потому, что дети- это реальность, а все реальное есть помеха для постмодерна.....Картину и роман ненавидели также пылко, как и детей, просящихся на горшок и мешающих зажигать в клубе авангардистов. Реальная продукция в чемоданчик менеджера не помещается.
Финансовый капитализм был соглашением делать из бумаги бумагу - и одновременно считать, что бумага воплощает ценности, которые тем временем и производят.
Но менеджерами были все поголовно. Бумага собиралась воплощать ценность искусства, но в обмен на бумагу давали другой клочок бумаги, на котором было написано, что эта загогулина представляет искусство.
Менеджер богател и жирел, а то, что и у него дети не родятся, считал поправимым: как-то оно само устроится. Вместо картин у нас будет Бойс и Кабаков, вместо книг - Википедия и Акунин, вместо страны - куча нарезанной бумаги, а вместо детей тоже что-нибудь придумаем, какого-нибудь потешного зверька заведем. Зато - свобода!
Вон на соседних улицах как плохо живут - что, в Ирак захотели?
Страх обуял менеджера, когда на соседней, крайне бедной улице население удвоилось: бедняки вообще плодятся стремительно, им время для игры в гольф беречь не надо.
И вдруг стала понятна болезненная вещь - без детей плохо. Картины, романы, философия и сделанный своими руками табурет - это тоже проходит по ведомству детей, переходит от поколения к поколению.
Попробуйте передать по наследству инсталляцию из какашек.
Надо что-то делать. Ведь обидно умирать.
Вот нарисованные картины живут веками, написанные романы люди читают тысячелетиями, цветные дети бегают по улицам и смеются.
Хорошо бы договориться с Богом, как-нибудь так устроить: мы Ему кучу нарезанной бумаги - а Он нам бессмертие."

Меня совершенно выбило из колеи предисловие от составителей. Как там они писали?

А то, что ангелы бывают нянями, об этом вы знаете? И что девочки превращаются в драконов, пираты не терпят слов с буквой «о», серые камни на самом деле серебряные и Майкл Джексон будет отмщён? И мир наш был перевёрнут когда-то, давно, ещё во времена шерстистых носорогов и саблезубых тигров, поставлен с ног на голову и так стоит на голове до сих пор?
Не знаете – вернее, знали, но, повзрослев, забыли. Потому что такие знания даются исключительно детям, как прозрение, происходящее помимо опыта, ну, иногда взрослым, упорно цепляющимся за детство, как за борт подводного корабля, совершающего срочное погружение. И эти чудесные дары вручаются по справедливости, потому что детство – волшебная пора, усыпанная пыльцой рая, и дети непременно должны быть счастливы, пусть сами они далеко не всегда осведомлены о своём счастье. Ведь вся остальная жизнь – лишь расплата за это недолгое блаженство.

Красиво, правда? Я думал и в книге будет красиво. Меня не насторожила даже фраза "Перед вами не детская книга. Перед вами книга о детях. Просим учесть это обстоятельство", а 18+ на обложке я предпочел не заметить. Ну и зря.

О детях, их неповторимом мире, который так недолго длится, о причудах и забавах тут раз-два и обчелся. В основном это первая треть книги. Прекрасен рассказ у Фрая, неплох его двойник от Старобинец, не обнаруженный мной в электронной версии рассказ Юзефовича напомнил собственное советское детство, очень порадовала меня Кучерская, Гиголашвили и Василий Аксенов (не тот, что "Остров Крым", другой). Это не все писатели с хорошими рассказами, но не перечислять же каждого поименно, указывая заслуги и недостатки.
Кстати, в литературном плане все рассказы хороши, беспомощных корябаний "молодых и талантливых" тут нет, но шьорт побери! - зачем мне после такого красивого предисловия читать беллетризованную авто(?)биографию отца М. Семеновой? Да и вообще откровенных авто-био-графий многовато. А к чему в очередной раз узнавать о том, что Сталин - мудак (а я в него так верил) от Е. Попова? Метафизика В. Богомякова, разухабистый постсюрреализм (тм) Елизарова или религиозные беснования от М. Бакулина включены в сборник по чисто формальному признаку - там есть дети. Рассуждения на тему "эта страна" или вариант - "какая страна, такие и дети" - тоже не поместились в сложившуюся у меня в голове концепцию сборника. Это всё предисловие виновато. Внушило, понимаешь, надежды, что книга пробудит добрые чувства.

Если ты, будущий читатель, хочешь светлого, доброго и чистого, прочитай рассказ Майи Кучерской "Вертоград многоцветный" и закрой книгу. Если же будешь читать всё, то имей в виду - это просто сборник очень разноплановых рассказов с героями-детьми. Не американскими, не европейскими, не азиатскими - русскими детьми. Чернуха в наличии.

Прозу Максима Кантора вряд ли назовешь беллетристикой в том самом, привычном для нас, понимании. Впрочем, и художественной прозой в общепринятом понимании я бы тоже это не назвала. Философская публицистика с налетом сатиры, порой довольно беспощадной и весьма жесткой. В сборнике "Совок и веник", пожалуй, такой беспощадности меньше. Мне так показалось, когда взялась за "Учебник рисования". И странно: при том, что "много букв" (двухтомник "Учебник рисования и впрямь огромен), быстро пролистать текст, пропустить размышления-отступления, как порой бывает, не хочется. И не получается. Может быть, дело в "прекрасном русском языке" и т.п. и т.п.? Не думаю – красоты языка тут ни при чем. Лично я, читая его тексты, напрочь забываю о языке. Помню, когда я читала Прилепина, которого кто-то умудрился назвать "живым классиком", и стиль, и язык его, и пафос мне не очень-то нравились. И автор большого доверия не вызывал. Ну да, наверное, неплох, не спорю. Но не верю. А у Кантора – не до этого. И тексты его вызывают доверие. Ты просто читаешь, смотришь на происходящее в перспективе, сверху вниз, как на пространство с высоченной горы, и думаешь – о стране, о себе, если угодно, смыслах твоей жизни, что удалось, что не удалось или удастся ли сделать. Не в бытовом, разумеется, смысле. С автором можно спорить, не соглашаться – с моими 90-ми годами я бы не стала так жестоко расправляться, как он, мне они запомнились другими моментами – но читать его не скучно, несмотря на объемы. В отличие, кстати, от того же Прилепина.
Почему я привязалась к этому сравнению с Прилепиным? Да просто потому, что он на слуху, а имя Максима Кантора, увы, отнюдь не столь популярно, хотя и как личность он намного интереснее, разностороннее и богаче. Ну еще бы – выходец из такой семьи!
Читая "Учебник рисования", предполагаю, что, когда он был издан, Кантору наверняка пришлось несладко – московская богема, образы и портреты которой представлены в романе с холодной беспощадностью, уж точно потопталась от души! Хотя, думаю, ему, с его мудростью, это по барабану : ). Теперь, глядя назад, в 90-е, на всплеск того самого авангарда, перформансов и прочего, о чем пишет Кантор, помню и свой восторг от волны выставок современного искусства, свободы слова и прочих вдруг открывшихся возможностей. Теперь – да, смотрю на это спокойнее. Все же художники, с которыми я впервые столкнулась в конце 80-х, работая над дипломом, были не такими яркими бездельниками, бездарями и профанаторами, как в романе Кантора, а очень славными людьми. Или, возможно, тогда я так думала. Иных сейчас уж нет, а другие – кто знает, где они!
Опять же, когда пересеклась с новой богемой, уже живя в другом городе, тоже думала, что ребята из модной тогда авангардной творческой группы очень славные. Время показало, что прав скорее Кантор – очень немногие из них действительно хотели служить искусству. В основном же они решали сугубо свои, личные задачи. И некоторые – именно те, что казались самыми талантливыми и непримиримыми – сделали это весьма успешно: политика, бизнес, власть над людьми, хамство и безнаказанность…
И, снова обращаясь к "Учебнику рисования", скажу, что автор плюс ко всему увлекательно пишет просто об искусстве – о грунтовании холстов, о стилях художников… Проведу параллель на сей раз с "Дзен и искусство ухода за мотоциклом" Пирсига, некогда покорившую меня. От описаний буквального бытового ухода за этим самым мотоциклом – как нужно заливать бензин, чистить его детали и прочее – невозможно было оторваться. Мне, человеку, никогда не водившему мотоцикл. Тоже происходит и с размышлениями Кантора об искусстве. А все потому, что у Пирсига речь совсем не о мотоцикле, как и у Кантора – совсем не об искусстве. Ну, или далеко не только об искусстве.
Что ж, продолжим чтение – "Учебник рисования" ждет меня.

Когда художник берется писать книгу, он, видимо, должен быть готов к критическим отзывам такого вот примерно содержания: Кантор-художник насквозь вторичен, чего же ждать от его книги? Или: понятно. что Кантор как убежденный фигуративист не может не ненавидеть абстрактное искусство. Или: творчество Кантора плетется в хвосте немецкого экспрессионизма. Причем вышесказанное - это почти дословные цитаты критика С. Шаргородского. То есть вы поняли: если художник посредственный, то и книги он может писать только непременно посредственные. Логика железная.

Постараюсь быть менее предвзятым. Роман идей, - на то он и роман идей, что с идеями, в нем изложенными, надо или соглашаться, или конструктивно их критиковать.

Вы не поверите, но Кантор убедительно доказывает, со всей скрупулезностью историка, что виноват в том, что современная Россия находится в таком неприглядном состоянии, ни кто иной, как художник Малевич и его небезызвестный “Черный квадрат”. Конечно, не лично Казимир Северинович и не конкретно это произведение абстрактного искусства тут всему виной, а некая страта населения, которую условно можно назвать художественным авангардом. Ох и досталось же от автора всевозможным “актуальным” художникам, мастерам перформанса и инсталяций! Не смотря на то, что все имена в книге выдуманы, ходят слухи, что обид после выхода канторовского опуса в свет было несть числа. Так что если вам так же, как и мне бывает противно в галереях современного искусства - “Учебник рисования” это ваше всё. Вы по крайней мере поймете, почему выставляемый бред продается на аукционах так дорого и чем отличаются носители культуры от ее переносчиков.

“Учебник рисования” (и не мне решать, хорошо это или плохо) - это сугубо диагностический текст, для которого вопрос “Что делать?” вообще не стоит. Выхода нет, господа присяжные заседатели, его вообще нет, авторитетно заявляет Максим Карлович Кантор. Ни грандиозные философские идеи и религиозный пафос старого дисисдента Соломона Рихтера, ни идеалистические художнические потуги его внука Павла, ни террор Семена Струева, ни миллиарды Дупеля-Ходорковского не спасут Россию. России больше нет. Вышла вся Россия. Остается только пить водку, как делает умный профессор Татарников, и кричать что-то там про пулеметы.

Вот зачем понадобилось автору делить искусство на гуманистическое и все остальное? Упрощение это опасно граничит с наивностью. Канторова дихотомия искусства проста как угол дома: настоящее, вечное искусство призвано учить зрителя доброму и прекрасному, а не ставя такой цели перед собой, художник отрекается тем самым от гуманистических идеалов, и творчество его становится аморальным. Если продолжить эту мысль, получится занятный парадокс: раз именно художники гуманисты “слышат шум времен", раз именно они обладают наиболее активной гражданской позицией, следовательно, именно они и составляют авангард в искусстве, тот авангард, против которого сам же автор и ополчился. “Каково искусство сегодня - такой быть политике завтра!” - восклицает Кантор, и я ему не верю. Потому что придурошные инсталяции после дюшановского писсуара расползлись по всему миру, а в ж..пе оказалась в результате одна Россия. Надо или признать за интеллектуалом право творить не для общества, а для себя, или признать, что интеллектуального искусства сегодня не существует вообще. Можно простить современному художнику Владимиру Пупкину неумение рисовать, но простить ему бескультурье куда сложнее.

Почему, спрашивается, Павел Рихтер, один из центральных в книге, яркий правдоборец, гуманист, так и не смог изменить мир посредством своих полотен, которые с безмерной тщательностью выписывал долгие годы? Только ли потому, что был один? Или, может, потому что зрители оказались не в состоянии “считать меседж” автора? Нет же, считали без проблем! Эх, не все так просто в мире прекрасного.. Фиаско Павел потерпел главным образм потому, то обличать грехи мира может лишь тот, кто сам без греха. А такие персонажи со времен палестинского плотника в мире не наблюдались.

Что до политической составляющей романа, вызывает недоумение вот что: ну ладно если автор критикует прошлых руководителей страны, это еще полбеды, но как цензура пропустила в печать неприкрытую критику и разоблачающие пассажи в адрес главного лысеющего блондина России? Неужели цензоров ввело в заблуждение название романа: раз учебник рисования, то значит и крамолы никакой нет? В любом случае, не стану отрицать, что происходящие последние три месяца в моей стране события (роман читался во время Евромайдана с ноября 2013го по февраль 2014го, а эти мысли я излагаю в марте 2014го) повлияли как собственно на восприятие “Учебника”, так и на странное послевкусие, оставленное им.

Прошло более четверти века после развала СССР, но до сих пор мне не попалась ни одна заслуживающая внимания книга о постсоветском периоде. Исходя из аннотации, думал, что «Учебник» станет приятным исключением, но как глубоко я ошибся. Этот объемный фолиант, который автор определил как хронику, на самом деле таковым не является. Это лоскутное одеяло, сметанное из отдельных перемежающихся фрагментов из жизни отдельных личностей из мира политики, искусства, журналистики, бизнеса, которые в свою очередь наполнены многословными рассуждениями об искусстве в целом, абстракционизме, авангардизме, постмодернизме в их историческом развитии. Каждая глава заканчивается разделом о рисовании. Ни о каких значимых событиях описываемого периода, а это примерно 2005 год, автор не говорит, а излагает лишь позиции основных персонажей, не высказывая отношения к ним. Некоторые моменты в этой, так называемой хронике просто абсурдны, как, например, инсталляции из собственного кала, создаваемые от А до Я публично, не говоря уже о плотской любви между художником и хорьком, причем последний был вознесен в ранг популярного политика, трагическая гибель которого тала чуть ли не национальной трагедией.
Не знаю, я мучил книгу или она мучила меня, но возился я с ней почти полгода, иногда бросая на длительное время. Некоторые страницы читал с интересом, но в основном заставлял себя. В целом впечатление от нее у меня негативное. Складывается впечатление, что на момент написания автор оценивает будущее России весьма пессимистично, считая, что она зашла в тупик, из которого нет выхода, а власть находится в руках гэбистов.

Так вот, я вам скажу что "наш ответ Чемберлену" удался. Потому что книга безусловно полемизирует, в том числе, с "Благоволительницами" Литтелла. Причем в самом конце автор сомнений не оставляет, последним абзацом практически полностью повторяя последний абзац Литтелла.
На одну из магистральных мыслей "Благоволительниц" о том что в общем-то режим Сталина от режима Гитлера отличался мало чем, Кантор отвечает четко - а вот фигушки вам. Никак не умоляя "заслуг" советской машины, нацистская хуже. И это очень внятно аргументируется, где хуже, как хуже, и даже насколько хуже и страшнее.
Ключевая разница между двумя книгами в том, что у Литтелла прежде всего роман, сильный и красивый, настоящий модернизм из 21 века. А у Кантора это прежде всего высказывание, завернутое в форму романа. Причем местами завернуто как-то криво, что ли. Нарративная стратегия все время рушится и плывет, даже в рамках одной маленькой главки. Кажется невозможно понять, кто же все-таки рассказчик, с какой позиции это подается. Но если постараться, то найти объяснение этому можно.
Действие происходит в трех пластах: начало второй мировой, современная Москва и болотные волнения, записки и воспоминания из сегодняшних дней правой руки, летописца и "технолога" Гитлера. Причем, первые 2 пласта тесно переплетаются - в современности действую внуки героев, показанных в войну, и действуют во многом повторяя путь дедов, сами того не понимая. А вот старый нацист немного выпадает, со своими дотошными воспоминаниями. Нет, формально он конечно вкраплен в общий сюжет, но все-таки очень формально. Но в какой-то момент он произносит "я и есть история". И тут плавающий нарратив глав, где повествование идет от третьего лица встает на свои места. Повествователь в остальных главах - это сама история.

Кантора можно обвинить в позиции "все негодяи, а я Д'Артаньян". Плохи оказываются все, и троцкисты и сталинисты и гитлеровцы и антигитлеровцы и англичане и болотные и власть и все и все все. Причем с каждой из позиций сложно спорить. И нет никакого решения вопроса от самого Кантора, в чем же сила, Максим. Вот только вряд ли такого ответа ждать стоит, так же как и не стоит ждать имя убийцы татарина.
И очень показательно, что такая сильная и смысловая книга прошла замеченной только в широких кругах среди узких лиц. Потому Кантор намеренно не резонирует ни с одной из популярных точек зрения, и нет резона ни у кого втащить книжку на трибуну и кричать "вот оно, чего мы так долго ждали". Что кстати случилось с "Благоволительницами".