Стог сена – и в этом странность и своеобразная надежда картины – венчает зеленый цветущий куст. Из копны соломы (то есть из скошенной и засохшей травы) пророс живой зеленый куст. У куста сидят лютнист и певцы-трубадуры; за их спиной целуются крестьяне (кстати сказать, эта пара целующихся крестьян с буквальной точностью воспроизведена в брейгелевском «Деревенском празднике»). Жизнь, проросшая из никчемной веры, жизнь, преодолевшая лицемерие и дрянь навязанного образа быта – это не совсем не христианская доктрина. Она не противоречит духу христианства, но вряд ли соответствует букве Писания. И нет никого из средневековых схоластов, с кем мы могли бы сопоставить это почти гедонистическое утверждение. Мне приходят на ум Джованни Боккаччо, Омар Хайям, возможно, Арнаут Каталан, возможно, Гвидо Кавальканти, конечно же, Франсуа Вийон – но, что еще важнее, из этого куста, выросшего на стоге сена, выросли Брейгель и ван Гог.