© Горохов М.Ю., 2022

© Лапин А.А., 2022

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2022

⬥

Широкие ладони 17-летнего Шурки, казалось, еще сжимают шершавую дубину, подвернувшуюся под руку в порыве праведного гнева. А перед задумчивым взором, устремленным в окрестные яблоневые сады из-под навеса крохотной сельской автостанции, не разгорается душный августовский полдень, а кипят страсти недавней драки – стенка на стенку. Когда Александр вместе с горсткой приятелей ринулся на разборки с кавказцами – шабашниками с местной стройки, избившими их дворового товарища. И как это случалось с ним в приступе ярости – не стал считаться ни с возрастом противников, которые были года на три постарше, ни с их численным превосходством. Просто с налету дал в зубы одному, потом – другому. А затем схватил первый попавшийся дрын и устремился в атаку, обращая врага в бегство.

В итоге кто-то из родственников поверженных хулиганов пожаловался на избиение в милицию. Обстоятельствами заинтересовались в РОВД. Направили в их поселок Янтарный своих сотрудников. Наведывались на танцы в местный ДК и дружки побитых: выясняли, кто был среди нападавших. Участковый начал искать встречи с участниками этой потасовки – ходить по домам, опрашивать родителей. И на семейном совете Лапины решили: надо Сашке от греха подальше отправляться к старшей сестре – в далекую Алма-Ату.

И вот теперь ему приходится спешно покидать родные места. Унося в руках с еще ноющими костяшками лишь небольшую сумку со сменой белья и парой рубашек. В кармане брюк – 40 родительских рублей. А в сердце – воспоминания о трудовом, но счастливом детстве, проведенном на фоне прекрасной природы. Среди дорогих ему, любимых людей.

Ожидая автобуса в райцентре – станице Прохладной Кабардино-Балкарской АССР – он испытывает, быть может, самое жгучее в своей жизни чувство досады – из-за нелепой необратимости происходящего. Разочарование от несбывшихся надежд. И вероятно, растерянность – перед полной неопределенностью будущего.

Откуда простому сельскому парню знать, что там – в этом будущем – его ждет большая и удивительная жизнь. Да не одна, а сразу несколько, начатых им с чистого листа. Всякий раз – в новом качестве. А еще взлеты и падения. Нескончаемые путешествия. Журналистские открытия. Победы в любви и в бизнесе. И наконец, успех большого писателя.

Прошлое же тем временем закрыло за ним дверь отъезжающего от вокзала «Икаруса». И через боковое стекло взмахнуло на прощание рукой отца, который с утра пораньше привез его сюда на стареньком 412-м «Москвиче».

Глава 1
Отец

Отца Александра Лапина звали Алексеем. А деда – веселого, гулящего, сгинувшего в Гражданскую (на чьей стороне воевавшего, уже и не узнать) – Александром. Прадеда – тоже Алексеем. Такая в их роду традиция: в каждом поколении называть сына в честь деда. Но когда она появилась, неизвестно.

– Люди мы не восточные. Из родового строя уже вышли. И предков своих толком не помним, – сетует Лапин. – Хотя казаки, к которым я принадлежу по материнской линии, должны знать семь предыдущих поколений. Советское прошлое все это похерило. Такие бури и штормы прошлись по нашему народу. Волей партии, правительства и самой истории людей так перекидывали и перемешивали, что связи эти оборвались.

Но об отце своем он точно знает, что родом тот с Севера. Из Черевковского района Архангельской области. С берегов реки Сухона (левый приток Северной Двины). Где из ближайших городов – Котлас. А из средств к существованию – по большей части дары природы. Которые нужно еще добыть.

В щуку – из ружья

Сельским хозяйством в тех суровых краях особо не занимались. Мужики были рыбаками, охотниками. Что еще делать в северных лесах? И все отцовские рассказы об их образе жизни стали для Александра будто собственной историей.

Как ходили на зверя. Или в деревне устраивали соревнования на меткость. Как Алексей бил белку в глаз. Или охотился на соболя. Даже рыбу – и ту умудрялся подстрелить из ружья. Правда, однажды прицелился в здоровенную щуку и спустил курок. Но ствол при этом нечаянно окунул в воду – и его разорвало прямо в руках. Хорошо, отделался испугом.

Совершенно естественно там воспринимались вещи, которым сегодня, по отзывам людей воевавших, учат спецназовцев. Например, как ночевать в лесу на морозе, без укрытия, и не замерзнуть? Срубишь дерево – разделишь на три куска: два – снизу, один – сверху. Получается «донья». Зажжешь ее. И когда земля снизу прогрелась – сдвигаешь в сторону, а на это место кладешь свой тулуп. Ложишься рядом с огнем. Только не забывай поворачиваться.

Этими навыками таежных охотников обладали даже подростки. И когда старший брат Алексея все-таки замерз насмерть в лесу, все горестно недоумевали. Как же так? Парню было немногим больше двадцати. Но опыта уж точно хватало. Когда пропавшего нашли – лицо его, как и весь он, было удивительно белым. Так со слов отца и врезалась эта страшная картинка в память Александра много лет спустя.

Всего же в семье было шестеро детей: три сына и три дочки. И как-то справлялись. На зиму в основном запасали рыбу. По рекам шла треска, которую сейчас подают как деликатес. А тогда ею даже собак кормили. На огороде сажали рожь – пшеница там не растет. Сеяли лен. Держали коров.

Думал, водка сладкая

Уже на рубеже веков Александр Лапин ездил в Архангельск. В музей деревянного зодчества. И видел там огромные дома из исполинских сосен. Где все, включая двор, закрыто. Клети для скотины, сено – тоже под надежной кровлей. Не дом, а действительно крепость. И просто ахнул: вот как жили северяне в древние времена!

Кстати, сегодня он ужасно не любит утверждений о том, что русский народ всегда пил. И с этим стереотипом яростно боролся, затевая в тех же 2000-х антиалкогольную кампанию. По словам его отца, в их деревне пьянства никогда не было. Только осенью, после окончания работ – когда уже морозец прокрадывается в избу – могли позволить себе немного расслабиться. Под песни и хорошую закуску. И никогда не давали рюмку молодым.

Сам Алексей не пробовал спиртного лет до 18. Думал даже, что водка – сладкая. И вот однажды запряг лошадь, отправился в соседнее село. Мороз – минус 20. И вдруг видит: лежит на заснеженной дороге берестяной кузов – кто-то обронил. А в нем – десять литровых бутылей. Такое вот счастье привалило. Думает, отвезу домой. Но отчего ж, наконец, не попробовать? Так почти целую бутыль и выпил – легко шло на холоде. И упал на дно саней. Лошадь притащила его обратно полумертвого – еле откачали. Но с тех пор всю жизнь желудком маялся. Позже пришлось даже язву вырезать.

Но, слава Богу, уцелел. Как и остальные дети. Каждый потом пробивался сам. Брат-хитрован подался в Москву. Сестры разъехались: кто в Архангельск, кто в Таллин, кто куда. Одна из них уже во время войны как-то наведалась к Алексею погостить. А уехав, прихватила с собой ценные вещи. Обокрала. Лет через десять пришло от нее повинное письмо. Но это было уже позже.

Приписал год школы, чтобы стать шофером

А в родной деревне отцу Лапина, можно сказать, повезло: получил образование в четыре класса. Когда вырос, подался в Котлас трудиться на лесопилке. Потом устроился в пожарную команду. Работали. Тренировались: лазили по лестницам. Тогда же в их части появилась первая машина.

Алексей потом рассказывал сыну: «Бывало, смотришь на шофера. А тот в кожаной куртке, ботинки английские. Зарплата у него тоже хорошая. Ничего не скажешь: специалист высшего класса. Не работа – мечта! А мы носимся как угорелые».

В итоге приписал он себе год образования (в шоферы брали, если было не меньше пяти). И пошел на курсы. Отучился. И сам стал водителем на пожарке.

Затем отправился в армию. И так же шоферил на полуторке. В кузов ее грузили спаренные пулеметы Максима – сразу четыре ствола с одновременным спуском. Получалась зенитная установка. Сама машина слабенькая. Сядет расчет из трех человек, погрузит боеприпасы – и уже рессорами цепляет. На ней и служил.

Потом демобилизовался. Стал возить военного прокурора. Дали ему «Виллис». Оказался в Прибалтике. Там и встретил войну. Они как раз находились в приграничных районах. Отец позже вспоминал: все как начали бежать! Драпанули – только пятки сверкали. Прокурор тоже кричит: «Собирай вещи!» В общем, немцы, по его словам, шли, как нож в масло.

Добежали они так примерно до Ленинграда. Прокурор отправился записываться по своему ведомству. А водитель с «Виллисом» угодил под бомбежку – опять попало в живот. И снова его разрезали. А потом – списали. Белый билет: отвоевался. Так вышло, что молодой, но уже негодный.

«Брось его, Маруська – казака найдешь!»

Возвращаться на Север он не захотел. Рассудил просто: там сейчас как прокормиться? С голодухи ноги протянешь. В итоге побрел по свету. И решил осесть на Кавказе: и тепло, и сытнее. Тем более война сюда еще не пришла. Вдали от фронта люди еще жили своей обычной жизнью. Как по Толстому.

В станице Нагутской Ставропольского края устроился работать кузнецом (благо люди тогда все умели делать своими руками). Встретил мать. Была она младше на пару лет. Но уже вдова с двумя детьми на руках: мальчиком и девочкой. Муж-казак погиб в финскую войну 1939–1940-го. Сама она тоже казачка. Маленькая, черная. А отец – длинный, русоволосый.

Сразу невзлюбили его местные станичники-кубанцы, потомки славных запорожцев, у которых даже язык – и тот был свой, непонятный. Говорили: «Брось ты его, Маруська. Казака найдешь!»

Но так и поселились они в ее избе.

Война тогда шла на севере. Немцы рвались к Москве. А на Кавказе появились только в 1942-м, когда направились на Сталинград. Взяли Ростов, Краснодар… И в это время родители Лапина попали в оккупацию.

Наши войска освободили их станицу в 1943-м, когда гнали гитлеровцев обратно от Сталинграда.

Но после этого Лапины окончательно переругались с местными казаками и перебрались из своей станицы в поселок Янтарный. Там существовал совхоз «Прималкинский» – свиное племенное хозяйство, которое славилось в масштабах всего СССР.

Водителем здесь устроиться не получилось: все машины были на войне. Поэтому отец опять пошел работать помощником кузнеца: мужиков мало – дело нужное.

Вместо жены два года провел в лагерях

А уже после Великой Отечественной, примерно в 1946-м, произошла история, описанная Александром Лапиным в романе «Русский крест». Тогда еще действовал так называемый закон о трех колосках. Мать взяла пару початков на совхозном поле. А с соседкой не поделилась – та и написала куда следует. Пришел участковый, кукурузу изъял. Сравнил с той, что росла на их собственном огороде. Оказалось, сорта разные. Начал составлять протокол на мать. Тут отец возмутился: «Если ее в тюрьму, то детей куда?» А их тогда было уже трое: в 1943-м родился Михаил, старший брат Александра.

В итоге глава семьи взял вину на себя. И посадили его на два года – фактически дали срок по количеству кочанов. В том числе и поэтому его младший сын не испытывает сегодня к советской власти никакой любви. Но он в ту пору еще не родился. А отцу предстояло снова отправиться на север. Только теперь уже на лесоповал.