Цитата из книги «Детство. В людях. Мои университеты»

когда Цыганок выбежал на двор, Григорий, присев на куль сандала, поманил меня к себе: – Подь сюда! Посадил на колени и, уткнувшись теплой, мягкой бородой в щеку мне, памятно рассказал: – Дядя твой жену насмерть забил, замучил, а теперь его совесть дергает, – понял? Тебе все надо понимать, гляди, а то пропадешь! С Григорием – просто, как с бабушкой, но жутко, и кажется, что он из-под очков видит все насквозь. – Как забил? – говорит он, не торопясь. – А так: ляжет спать с ней, накроет ее одеялом с головою и тискает, бьет. Зачем? А он, поди, и сам не знает. И, не обращая внимания на Ивана, который, возвратясь с охапкой дров, сидит на корточках перед огнем, грея руки, мастер продолжает внушительно: – Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего не любят, они ему завидуют, а принять не могут, истребляют! Ты вот спроси-ка бабушку, как они отца твоего со света сживали. Она все скажет – она неправду не любит, не понимает. Она вроде святой, хоть и вино пьет, табак нюхает. Блаженная как бы. Ты держись за нее крепко