Художник (в широком, напоминаю, смысле) чуток к любым проявлениям реальности, потому что ведёт с ней постоянный диалог (обычно тоже не шибко осознанный, но мы и процесс дыхания редко осознаём, пока с ним всё в порядке, что не мешает нам вполне полноценно дышать). И долетевшую до него критику художник тоже воспринимает как непосредственную реакцию реальности, хотя это просто глупые человеческие голоса; реальность человеческими голосами вообще довольно редко с нами разговаривает, человек для неё плохой рупор, чрезмерно искажающий послание, поэтому обращение мироздания к человеку человеческим же голосом – скорее исключение из правила, это важно понимать.
– Так вот, уязвлённый критикой художник (в широком смысле, не устану это повторять, чтобы никто не отвертелся от обязанности понимать, что речь не только о рисовальщиках) обычно приходит к выводу, что реальности его активность не нужна – если уж она так негативно реагирует. К тому же, обилие отрицательных подкреплений само по себе способно погасить любой энтузиазм. И художник постепенно сворачивает лавочку, в смысле, прекращает творческую деятельность. Или, что чаще бывает, пытается её корректировать, чтобы угодить вкусам публики и получить наконец вожделенное положительное подкрепление из уст аудитории, а это для творческой деятельности даже более страшная погибель, чем обычная приостановка её. Ну или действует, как раньше, если очень упрям, но ущерб всё равно получает, потому что всерьёз считает человеческие голоса частью своего диалога с реальностью (хуже того, ощущает их диалогом с реальностью, а не просто с людьми), делает вывод, будто она (реальность) против него, и начинает с ней враждовать. А враждуя с реальностью, особо не выживешь. Ну, то есть, можно, но довольно безрадостный будет процесс.
– Таким образом, критики добиваются или полного прекращения диалога критикуемого с реальностью, или хотя бы его искажения, а всё это ведёт или к прекращению поступления доп. пайка за творчество из Небесной Канцелярии