Смириться с новостью было непросто. Обезьяны мне никогда не нравились, особенно которые с красной жопой. Гадость какая!
Но когда новость про обезьян была худо-бедно усвоена и переварена, мне сразу же стало очень легко жить среди людей.
Прежде меня очень мучил вопрос: почему почти все вокруг мудаки и сволочи?
Ну, положим, слово «мудак» было мне в ту пору неизвестно, но мудаков от этого меньше не становилось. Только больше. (Не узнав тайного имени, как нечисть такую заклинать? То-то же.)
Но тут все вдруг встало на свои места. Если люди у обезьян родились – что ж, тогда с них и спросу никакого быть не может. И так все гораздо лучше, чем следовало бы ожидать. Мне-то прежде казалось, что они не стараются совсем быть хорошими, а тут ясно: еще как стараются. Пупок рвут буквально.
Любить людей стало легко. Требования к ним свелись к минимуму. Говорит членораздельно, жопа не красная – вот и молодец. Можно дружить.
Позже, классу к восьмому, что ли, теория про обезьянорожденных была подвергнута критическому анализу. Вера моя в Чарльза Дарвина, проживавшего, если кто не знает, в месте под названием Даун-Холл, поизносилась. И любить людей снова стало непросто. Хотя, конечно, возможно.
Но это уже совсем другая история.