Читать книгу «Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества» онлайн полностью📖 — Майи Тугушевой — MyBook.
image
cover

Майя Павловна Тугушева
Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества

© Тугушева М.П., 2016

© Оформление. ИПО «У Никитских ворот», 2016

* * *

Вступление

Английский романтизм вошёл в мировую литературу, осенённый гарольдовым плащом. «Веком байронизма» назвал этот литературно-исторический период английский критик А.-Л. Мортон. Это не значит, что именно с Байроном начался романтизм на английской земле. Датой его рождения считается 1798 год, когда были опубликованы «Лирические баллады» Вордсворта и Колриджа.

В известной степени романтизм был наследником общественно-политического, философского и литературного направления – Просвещения XVIII века – и одновременно реакцией на эту культурно-историческую эпоху, обещавшую человечеству «сон золотой» наяву, разумное и благоденствующее общество, в котором царят Свобода, Справедливость и Добро. Писатели-просве-тители ополчались на все разновидности феодально-сословного и кастового гнёта, а героем их произведений была, как правило, разумная и добродетельная личность, всегда торжествующая над неблагоприятными обстоятельствами. Подобный герой был полон высоконравственного энтузиазма, который служил ему верным компасом на пути к достойной цели. Не случайно один из персонажей «Тома Джонса, найдёныша» Г. Филдинга носил имя Олверти (Allworthy), то есть «обладающий всеми добродетелями» или даже «совершенный». Этот моральный энтузиазм – некое врождённое качество, которое ведёт к конечному апофеозу добродетели даже тех положительных героев просветительского романа, которым не чужды слабости и «пороки», например, легкомысленного, но искреннего и добросердечного Тома Джонса, беззаботного гуляку. Образ Тома Джонса был преодолением однолинейности характеров, свойственной просветительскому роману, что закономерно: если философия Просвещения основывалась на идеале свободной человеческой личности, то в применении к литературе – и ýже, к литературному герою, – этот идеал логически предполагал раскованность и свободу, свободу самоосуществления не только в сфере деловой, «материальной», но и в сфере чувств, порой довольно-таки заземлённых, а это никак не совмещалось со схематизмом, тезисностью образа ходячей добродетели.

То, что просветительский английский роман, сохраняя ориентацию на некий отвлечённый идеал, тяготел к индивидуализации художественного образа в сфере чувственного самовыражения, в немалой степени подготовило наступление сентиментализма в английской литературе конца 60-х годов XVIII века и последующую победу романтизма с его акцентом на Чувство – теперь, правда, чувство идеальное, возвышенное, некую «поэзию сердца». Такой акцент не означал, что романтики были противниками разума. Напротив, цель искусства, как они утверждали, не только сделать чувство чище, благороднее и выразительнее, но и просветить Разум. Не отрицали романтики и других идеалов Просвещения – свободы, справедливости и добра. И не только не отрицали, они начали свою литературную деятельность с их прославления. Разве не ранние английские романтики Колридж, Вордсворт и Саути мечтали эмигрировать в Америку и там основать новое сообщество свободных, равных и добродетельных граждан, «Пантисократию»? Разве не Роберт Саути был автором поэмы «Уот Тайлер», героем которой явился вождь английского народного восстания? Однако современники Французской буржуазной революции Вордсворт, Колридж и Саути восприняли якобинский террор как свидетельство «падения» разума, а в якобинцах увидели «смутьянов», поправших законы христианского милосердия и добра, которые должны были стать основой нового общества. Жизнь личную, а также социально-политическую, следовало устраивать, по их глубокому убеждению, учитывая прежде всего законы «сердца» и Мировой гармонии, суть которой можно было постичь интуитивно, властью творческого «озарения», Божественного Воображения. Эти принципы нового литературного течения, в котором сочетались разные тенденции, в чём-то противоборствующие, а в чём-то дополняющие и объясняющие друг друга, были изложены Вордсвортом в предисловии ко второму изданию его «Лирических баллад».

С романтизмом пришла новая эра философского, нравственного и эстетического освоения и осмысления действительного мира, который в Англии повернулся к человеку особенно безотрадной и жестокой стороной. Неприятие реального, «коммерческого», «низменного», корыстолюбивого общества, рождённого Промышленной революцией, заменившей былые «патриархальные» связи хозяина и работника голым материальным «интересом», близорукого во всём, что касается человеческой души; стремление найти новую духовную опору в Сознании и Воображении, постигающих высшие красоту и истину в искусстве, которое, в свою очередь, провозглашалось средством познания Человека, Природы и всего сущего, – таковы были основы нового литературного направления, такова была миссия, принятая на себя английским романтизмом и английскими романтиками. При этом они были далеко не монолитной школой, исповедовавшей единое философское и политическое кредо. Да и в эстетике между ними были отличия. Разочарование и скепсис порой сопровождались бунтарством, а иногда созерцательностью, отказом от решительного действия и тягой к сохранению всего того, что казалось достойным этого, – патриархальности быта, привычек, житейского уклада. Отрицание реалистических традиций романа XVIII века, «ограниченного» в своих поисках Красоты и придающего «слишком» большое значение прозаически-чувственному опыту, сочеталось у романтиков со стремлением тоже, подобно просветителям, познать «правду жизни», смысл бытия мира действительного, даже если этот мир был отнесён в прошлое (Скотт), прикоснуться к жизни народной (понимаемой Скоттом как реальная сила исторического процесса, а Вордсвортом – как животворящий источник безыскусственных, искренних чувств). А их младший современник, Байрон, был поклонником классицистической мудрости, гонителем тех, кто поносил Разум, и в «Песне о луддитах» (1812) защищал своих отечественных «смутьянов» и «бунтовщиков», внушавших ненависть постаревшему Саути, поэту-лауреату, воспевавшему теперь не Уота Тайлера и Жанну д’Арк, но современных английских королей Ганноверской династии.

С началом XIX века романтики решительно потеснили классицистов и просветителей на книжной полке англичанина. Правда, в самые трудные дни, когда на карту ставилась судьба страны, как это было в момент угрозы наполеоновского вторжения в Англию и битвы при Трафальгаре (1805), рука англичанина чаще тянулась не к «Лирическим балладам», а к томику исторических хроник Шекспира. Творчество его было свидетельством славы минувшей и залогом будущих свершений, тем моральным фундаментом, на котором зиждилась национальная гордость англичан. Но именно с Шекспиром во втором десятилетии XIX века эту популярность стал делить романтик Джордж Гордон Байрон – новое воплощение «английского гения» и творческой силы.

Мир его неистовых, испепеляющих желаний, в котором наивысшей ценностью провозглашались свобода личности во враждебном мире, тоска по вечно недосягаемому «идеалу», трагедия смертельной борьбы в душе человека противоречивых, «роковых» чувств – любви и ненависти, протест против всякого рода «уз», «оков» и «плена», весь пафос небывалых, грандиозных, героических страстей в причудливом сочетании с разочарованием и мрачной «мировой скорбью», томлениями беспокойного духа – всё это неудержимо влекло к себе, и не только молодое поколение. Страсть, бунтарский порыв, горечь творчества Байрона импонировали многим – прежде всего тем, кто ощущал некое «мировое» неблагополучие, общественное неустройство, противоречие между свободой воли и жёсткой регламентированностью социального бытия, построенного на вопиющих контрастах богатства и бедности, бездушного торжества Закона и утеснения прав Личности.

В рамках английского буржуазного общества первой половины XIX века вызревали разнообразные формы противостояния несправедливости – социального, политического, идейно-эстетического, этического протеста. По своей природе этот протест был романтичен – бунтарский протест одиночки, в гордом презрении отворачивающейся от общества, не признающего её прав, и мыкающейся по свету, как байроновские Лара или Чайльд-Гарольд, в поисках того «уголка», где можно найти приют смятённым и «оскорблённым» чувствам. Такой протест был отвлечён от трезвого понимания причин и душевного, и социального неустройства, и часто – само-разрушителен: столь остро было ощущение «оскорблённости» и желания противостоять, и так горестно предчувствие тщетности борьбы, да и самой жизни. У Байрона, правда, сильнее была ненависть ко всякого рода «утеснителям» и желание противостоять им:

 
Встревожен мёртвых сон – могу ли спать?
Тираны давят мир – я ль уступлю?
Созрела жатва – мне ли медлить жать?
На ложе колкий дёрн; я не дремлю;
В моих ушах, что день, поёт труба, Ей вторит сердце…
 
(Перевод А. Блока)

Влияние и притягательность поэзии Байрона были так велики, что те, чьи произведения стали выходить в свет спустя пятнадцать-двадцать лет после смерти поэта, ещё испытывали воздействие его романтического наследия, хотя многое уже поблекло в образе байронического героя. В конце 30-х годов XIX века в романе «Оливер Твист» (1837–1838) Чарльз Диккенс создал почти пародию на него в лице «демонического» негодяя Монкса и саркастически отозвался о консервативных вкусах многих читателей, желавших видеть романтически приукрашенной даже самую неприглядную и часто жестокую правду жизни: «Удивительно, как отворачивается Добродетель от грязных чулок (имелись в виду «грязные чулки» проститутки Нэнси, спасительницы юного Оливера – М.Т.) и как порок, сочетаясь с лентами и ярким нарядом, меняет своё имя и становится романтикой», – напишет он позднее.

Диккенс, однако, выступал не только против того, что устарело эстетически, но и против шаблонного представления о романтическом: хотя он был одним из ведущих критических реалистов своего времени, некоторые принципы романтической эстетики были нерасторжимо слиты с его реалистическим творческим методом. Такова была одна из особенностей европейского реализма XIX века – сложное сочетание некоторых элементов романтизма и реализма при определяющем и направляющем воздействии последнего.

Таков был и характер творчества Шарлотты Бронте, чей талант развивался под известным влиянием английского романтизма1. Однако её героини уже не только романтичны в своём гордом протесте или героическом стоицизме: они же наделены достаточно трезвым пониманием окружающей социальной обстановки и не отторгают себя от общества, но требуют от него признания своих прав на свободу, счастье и творческий труд. Пуская в ход все силы незаурядной души, они стремятся отстоять своё достоинство, право на свободу чувства, не склоняя ни перед кем головы и с презрением отвергая как высокомерие и чванство, так и филантропические чувства тех, кто богаче и сильнее их. Писательница отдавала себе отчёт в том, что несчастье человека в современном мире вызвано не ударами непостижимого, коварного рока, но есть следствие конкретной социально-исторической расстановки сил. В романах Шарлотты Бронте правдиво воспроизведён дух борьбы в обществе, она заставляет усомниться в справедливости, разумности и правомочности реально сложившихся отношений между теми, кто правит, и теми, кто по своему положению должен подчиняться, но отказывается это делать. Недаром консервативный журнал «Квотерли ревью» писал после опубликования романа «Джейн Эйр» (1847):

«В книге чувствуется гордыня и настойчиво утверждаются права человека, для которых мы не находим основания ни в слове Вседержителя, ни в его произволении… Мы не колеблясь заявляем, что в «Джейн Эйр» выражены те же самые взгляды и мысли, которые… питают чартизм и смуту в нашей стране»2.

Влияние романтизма сказывалось и в эстетических симпатиях и антипатиях Шарлотты Бронте: ей, например, был ближе романтик Скотт, чем реалисты XVIII века, в частности, Филдинг. Её литературная терминология, когда она высказывает свои суждения о природе литературного творчества, иногда кажется позаимствованной из арсенала романтизма. Однако элементы романтизма в творчестве Шарлотты Бронте преодолевались «правдой жизни действительной». В её романах наглядно совершается движение литературного процесса, поворот к насущным проблемам и социальным конфликтам её времени, их критическому и реалистическому осмыслению.

«Я рассматриваю простые, по-детски незамысловатые добродетели правдивости и честности как основу всего возвышенного в характере человека. Говори, что думаешь, будь тем, что ты есть на самом деле, плати долги, в чём бы они ни состояли».

Р.-У. Эмерсон. Иллюзии.

Хауорт, старинный сельский пасторат в графстве Йоркшир, где жили сёстры Бронте, был основан англами задолго до норманнского нашествия – так гласит предание. Первое письменное упоминание о Хауорте относится к 1296 году, когда некий Годфри имел здесь земли «на четыре воловьи упряжки».

Сейчас Хауорт – всемирно известный городок с Мемориальным центром сестёр Бронте, который ежегодно посещают тысячи туристов. Летом здесь особенно многолюдно. По Главной улице, одолевая довольно крутой подъём, толпа взбирается к музею, и трудно представить, что двести лет назад, когда родилась Шарлотта Бронте, эта улица бывала пустынной, а Хауорт порой казался отрезанным от внешнего мира, заброшенным и глухим селением.

Что же влечёт туристов в сегодняшний Хауорт? Прежде всего миф о трёх романтических затворни-цах-сёстрах «не от мира сего», которых снедали смертельная болезнь и собственный талант. Может быть, поэтому бóльшая часть посетителей сначала устремляется в церковь св. Михаила, где под каменными плитами пола похоронена пасторская семья. Очевидно, для удобства обозрения плоское белое надгробие теперь вделано в стену. Скорбный перечень открывает мать, Мария Бронте. Далее следуют имена детей: Мария, Элизабет, Патрик Брэнуэлл, Эмили Джейн, Шарлотта, и завершает его pater familias – его преподобие Патрик Бронте, когда-то ирландский паренёк Пэт Бранти. Энн умерла в Скарборо – там и похоронена.

Из церкви туристы обычно направляются в скромный дом пастора. Вот кабинет мистера Бронте, вот столовая с выцветшими пурпурными шторами. Над софой, где умерла Эмили, знаменитый портрет Шарлотты кисти Д. Ричмонда, над камином – портрет У. Теккерея, любимого писателя Шарлотты. Наверху – спальни. В той, где умерла Шарлотта, некоторые принадлежавшие ей вещи: серо-зелёное платье с узкой талией и широкой юбкой, неправдоподобно маленькие чёрные туфли, крошечные перчатки и чепчики. Под стеклом – миниатюрные, величиной в спичечный коробок, самодельные книжечки. Страницы исписаны мельчайшим бисерным почерком. Чтобы разглядеть буквы, нужна лупа. Это первые литературные опыты Шарлотты и Брэнуэлла. Здесь же, на втором этаже, ещё одна маленькая спальня, бывшая детская. На стене ещё можно разглядеть еле заметные, процарапанные карандашом по извёстке, линии – всё, что осталось от детских рисунков маленьких Бронте. В этой комнатке на узкой, низенькой постели иногда сидела юная Шарлотта, глядя в окно, на кладбище. Туристы смотрят туда же и настраиваются на грустный лад. Вот так – думают они – и Шарлотта с дрожью взирала на угрюмые, поросшие мхом надгробия и размышляла о бренности человеческого бытия. Забегая вперед, скажем: вряд ли всегда. Мысли её бывали порой совсем иного свойства.

Шарлотта Бронте родилась 21 апреля 1816 года. Ей исполнилось четыре, когда в 1820 году Патрик Бронте получил назначение в этот йоркширский приход и перевёз в Хауорт семью. Старшей дочери, Марии, было семь лет. Младшей, Энн, – несколько месяцев. Здесь, в Хауорте, от мучительной болезни умерла его жена.

Страдания Марии Бронте были так велики, что перед концом, к ужасу достопочтенного супруга, её стали посещать религиозные сомнения. Чтобы дети не слышали стонов больной, их отправляли гулять под присмотром Марии. Эта хрупкая девочка после смерти матери истово пыталась её заменить и даже учила сестёр грамоте. Образованием сына Брэнуэлла, надежды семьи, Патрик Бронте ведал сам.

Властный, эгоцентричный, превыше всего ценивший свой комфорт и свой покой, Бронте редко покидал гостиную, где вкушал одинокие трапезы и готовил проповеди. Иногда он выходил к детям в столовую и наблюдал их необычные игры, в которых главным действующим лицом нередко бывал герцог Веллингтон, кумир Шарлотты. Нередко они спорили, кто самый доблестный из всех: «Веллингтон, Буонапарте, Ганнибал или Цезарь». Когда спор становился чересчур, по его мнению, громким, он «умиротворял» их. При этом он не мог не заметить, что дети его, пожалуй, одарённее своих сверстников. Однажды он сам снизошёл до «игры». Вот что он пишет после смерти Шарлотты её другу Элизабет Гаскелл, которая работала над её био-графией3: «Вспоминаю одно обстоятельство. Когда дети мои были совсем юны, старшей около десяти, а младшей ещё не исполнилось четырёх, полагая, что знания их обширнее, чем кажется на первый взгляд, и решив заставить их разговориться без излишней застенчивости, я рассудил, что этого можно добиться, если они будут скрыты от постороннего взгляда. Случилось так, что в доме была маска. Я велел им по очереди встать и смело отвечать на мои вопросы под её защитой. Я начал с младшей (Энн, впоследствии Эктон Белл) и спросил, к чему стремится ребёнок её лет. «Вырасти и познать жизнь», – был ответ. Я спросил следующую (Эмили, впоследствии Эллис Белл), что мне делать с Брэнуэллом, который иногда озорничал. Она ответила: «Вразумить его, а если он не послушается голоса разума, то высечь его». Я спросил Брэнуэлла, каким образом можно постичь разницу между умственными способностями мужчины и женщины, и он ответил: «Соотнося их способности с разным строением их тела». Затем я спросил Шарлотту, какая книга лучшая в мире. «Библия», – сказала она. «А ещё?» – «Книга Природы». Я задал вопрос Элизабет, в чём состоит лучшее образование для женщины. «В умении хорошо вести хозяйство». И, наконец, я спросил у старшей (Марии), как с большей пользой употребить время. «Приуготовляясь к вечному блаженству», – ответила она.

Возможно, я не совсем точно передаю их слова, но, во всяком случае, смысл их я передал совершенно верно»4.

Как все дети протестантов, маленькие Бронте изощряли свой пытливый ум на схоластических премудростях Катехизиса, построенного по принципу вопросов и ответов.

На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества», автора Майи Тугушевой. Данная книга имеет возрастное ограничение 12+, относится к жанру «Биографии и мемуары». Произведение затрагивает такие темы, как «известные писатели», «личная жизнь знаменитостей». Книга «Шарлотта Бронте. Очерк жизни и творчества» была написана в 2016 и издана в 2018 году. Приятного чтения!