Майкл С. Ван
Потерянные в Великом походе

Michael Х. Wang

LOST IN THE LONG MARCH

Copyright © 2022 by Michael X. Wang

All rights reserved

Настоящее издание выходит с разрешения

Trident Media Group, LLC и The Van Lear Agency

Карта выполнена Юлией Каташинской

© Н. А. Вуль, перевод, 2024

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

Издательство Иностранка^®

* * *

Марш хунвейбинов

 
Мы хунвейбины председателя Мао,
Шторма и бури закалили наши алые сердца;
Вооружившись идеями Мао,
Мы сметем всех врагов.
Мы хунвейбины председателя Мао,
Чеканим пролетарский шаг,
Мы маршируем по дороге революции,
Гордо неся на плечах тяжкое бремя.
Мы хунвейбины председателя Мао,
Авангард «культурной революции»,
Плечом к плечу с народом кидаемся в бой,
Чтоб сокрушить поганую нечисть.
Мы не боимся тяжелой борьбы,
Мы не даем угаснуть пламени революции,
Мы уничтожим старый мир,
Чтобы вечно жила наша красная страна.
 

Часть I
Ухаживания
1934 год

1

Известия об очередном вторжении гоминьдановских войск не произвели на Пина и остальных солдат во взводе особого впечатления. Сейчас их больше занимал новый боец, на этот раз девушка, которую перекинули к ним в Тецзиншань из Жуйцзиня, столицы Советской республики^[1]. Перевели ее, во-первых, по ее просьбе, а во-вторых, потому что у нее имелся боевой опыт. Во время второй и третьей гоминьдановской карательной операции она сражалась в одной из восточных дивизий, где вечно недоставало людей. Именно поэтому Политбюро приняло решение направить девушку в боевое подразделение, вместо того чтобы определить ее на работу в госпиталь или агитбригаду. Кроме того, ей самой хотелось оказаться в Тецзиншани, чтобы защищать колыбель революции. Бойцам во взводе она сказала, что для нее огромная честь встать в один ряд с теми, кто дольше всего сражался плечом к плечу с командармом Мао.

Поначалу Пин думал, что девушка просто хочет расположить к себе сослуживцев. Подавляющее большинство бойцов в прошлом были уголовниками: разбойниками или ворами, и на коммунизм им было плевать, как и на вонь, что исходила от их тел. Пин был оружейником. В прошлом, еще в Гуанчжоу, он был и бандитом, из тех, кто готов отдать плоды недельных трудов за ночь с пахнущей дорогим парфюмом проституткой. Расталкивая конкурентов плечами, он подходил к публичному дому – самому освещенному зданию на улице, швырял ружье на стойку в качестве оплаты и говорил хозяйке заведения: «Мне самую лучшую!»

У Юн был кривой нос: его сломал помещик, которому родители продали девочку, когда ей было восемь лет. У нее были узкие бедра, плоская грудь и тонкие, как побеги бамбука, руки. Пин, вручая ей одно из сделанных им про запас кремневых ружей, локтем задел ее острое плечо, когда она отвернулась. И ему подумалось, каково это – переспать с ней? От этой мысли он вздрогнул: да это все равно что возлечь с колчаном, полным стрел.

Вопреки ожиданиям, девушка осталась во взводе: делила с остальными бойцами пещеру, в которой по ночам стоял оглушительный храп, и таскала мешки с рисом, такие тяжелые, что со стороны напоминала муравьишку, взвалившего на себя камень куда больше его размерами. Под проливным дождем сооружала гнездо для пулемета. Присаживалась, как и все, у самого края обрыва, чтобы облегчиться. Как-то раз Пин увидел ее перед боем. Юн была вся как натянутая струна, готовая в любой момент броситься вперед и разнести в клочья гоминьдановцев. Наверное, в этот момент у него и зародились к ней чувства.

Что пробудило в нем влечение? То, что девушка постоянно находилась рядом? Вряд ли, ведь в этом случае, полагал Пин, он бы давно влюбился в одну из юных крестьянок, что торговали на базаре, или в кого-нибудь из женщин постарше, которые стояли на раздаче пайков в Зале пролетарской диктатуры. Нет, загадка привлекательности Юн крылась в чем-то другом. Пин с удивлением обнаружил, что она действительно искренне – так истово, что аж завидно, – верит словам руководства. Вернувшись из боевой вылазки, Юн посещала все партийные собрания, круглые столы и лекции, которые проводили на холме. Она шикала на окружающих, призывая к тишине, когда громкоговорители в очередной раз разражались белибердой, призывая бойцов изучать труды Маркса и Энгельса. Глаза Юн подергивались поволокой, а сама она едва не пускала слюну, когда агитаторы под красными серпасто-молоткастыми знаменами принимались чесать языками. Пин понял: завоевать ее расположение – все равно что покорить Китай. Само ее естество вибрировало в унисон с идеей создания нового, справедливого общества. Что ж, чтобы завоевать сердце Юн, придется, как сказали бы вожди, одержать победу на идеологическом фронте.

Руководство заявляло, что присутствие девушки благотворно влияет на подразделение. Это раньше, в прежние времена, женщин насильно принуждали к замужеству. Теперь браки будут заключаться только по доброй воле, по любви. В каждом взводе было по одной, а то и по две девушки, и у таких, как Юн, имелось много поклонников. Естественно, никто не говорил напрямую о своих чувствах, но Пин-то не слепой. Он все понимал по косым взглядам и фальшивым улыбкам. «Дай-ка я помогу тебе нести лопату». «Чой-то мне сегодня много каши дали, давай с тобой поделюсь». «Чего торчишь под проливным дождем? Иди сюда, присядь ко мне под дерево!» Сослуживцы были головорезами, такими как и он сам, лишившимися хозяина наемниками в раздираемой междоусобицами стране. Пин решил, что не станет оказывать Юн знаки внимания столь же неуклюже, как остальные, но при этом пока не мог придумать подход похитрее. Пусть из-за нее пока соперничают другие. Сейчас солдаты напоминали Пину стадо ослов, ломящихся к выходу из загона.

Она была недостаточно красива, чтобы привлечь внимание кого-то из начальства, но снизойдет ли до кого-нибудь из них, простых пехотинцев? Сможет ли Пин привлечь ее внимание тем, что он был мастеровым – единственный из всего взвода? Он ведь как-никак оружейник, а это наверняка станет козырем. Да и вообще, откуда ей еще брать патроны?