Если бы Адель спела Let the night fall, получился бы очень даже неплохой саундтрек к очередному шикарному Каннингему.
Традиционно, я заглотил его, не переводя дыхание, и как обычно сотни разных мыслей обрушились на мою бренную голову. Начать хотя бы с того, что перевод названия сместил акцент в сторону еще большего пессимизма и безысходности. Начинается ночь - и впереди сразу очевидная тьма, проглатывающая тебя без остатка. "В сумерках" (ох, как жаль, что поп-культура так опошлила это дивное слово) - мне кажется, было бы гораздо ближе - ибо их темнота лишь скрадывает очертания, приглушает и притупляет ощущения, окутывает туманом и озадачивает.
Сюжет, конечно, не так масштабен и эпичен, как в других книгах Каннингема. Казалось бы, в жизни у не молодого, но не старого еще человека просто возникает легкая сумятица. Вот жил он, жил-не тужил, жену любил, бизнес строил, дочь воспитывал - и тут на пятом десятке пробивает его невиданная прежде жажда нежности и любви. Как и можно ожидать у автора, нежность и любовь эта полна гомоэротики, а выбивает фундамент из-под ног успешного мужчины юный развратный наркоман, он же племянник жены.
Глупо было бы ворчать на тему "не той любви", "неправильных чувств" и все такое. Они лишь подчеркивают ироничность бытия. Эмоции же та еще штука, рухнут на голову - и поди разберись, почему и зачем все так. И Каннингем скуповато так, с легкой небрежностью (и, очевидно, хорошим пониманием предмета) повествует, как внезапно возникшее томление сердца начинает подтачивать тщательно выстроенное здание личности, разъедая границы привычного себя - и оставляя взамен кислотно-шипящую пустоту, смешанную пополам с боязнью потерять утраченное и невозможностью получить желаемое.
И начинается ночь. Темно, мрачно, одиноко, света больше не будет. Больше не будет ни прежнего молодого пыла, ни подлинных чувств, ни хороших верных друзей рядом, ни истинных страстей - ничего. Останется только глухая, глупая, болезненная серость, с которой придется смириться, пережевывать и тянуть, как давно потерявшую вкус жевательную резинку. Жизнь полна иронии - во время приближения к сумеркам своей биографии, которую ты считаешь успешной и вполне счастливой - она швыряет тебе в лицо то настоящее, подлинное, чего, как оказывается, тебе не хватало всю жизнь. Причем делает это в самой неожиданной для тебя форме - мол, прости, дружище, но на самом деле тебе нужно вот именно это - но его у тебя уже никогда не будет.
И вот читал я Каннингема - и казалось, будто это у меня тот самый каноничный кризис среднего возраста, когда внезапно спотыкаешься на середине жизненного пути со странным вопросом "Эм, а что вообще происходит? Да и зачем это все?". И тут уже не понятно, чего тебе больше хочется: забить на глупые томления сердца и мозга и продолжать идти вперед, или же совершить некую фееричную, странную - и от того еще более притягательную - глупость, в духе бросить все и свалить пасти овец в Австралию или ухаживать за гейзерами в Исландии. Почему-то самые простые вещи на поверку оказываются самыми сложными.
Вот чего Каннингему не занимать - так это умения взбудоражить. Причем совершенно ненароком, мол, приятель, я вот тут небрежно опишу всякие сложности жизни - и оставлю тебя с ними, пусть полежат, окей? И что удивляет - вроде бы и сложности вовсе не сложности, как бы банально-тавтологично это не звучало. Просто оказывается, что people are more complex than they tend to think. И такое бесконечное удивление тому, что внезапно обнаруживается внутри себя, такого постылого и привычного, не может не удивлять.
А еще, почему-то, Начинается ночь нагоняет страх (тот самый, с гаденьким эпитетом "экзистенциальный"). Ну вот правда. И внезапно ловишь себя на одной из картинок будущего, где одинокий 45-летний ты завариваешь себе кофе в турке в небольшой кухне однокомнатной квартиры где-то на окраине - и тут НАВАЛИВАЕТСЯ ощущение того, что годы-то безнадежно про... потеряны, мечты заброшены, чувства увяли, энтузиазм угас - и останется только молча доживать.
И от этого, почему-то, становится как-то неловко и несколько страшно взрослеть.
Все как в Трудностях перевода: "Does it ever get easier? - No".