Она поглаживает живот. “Я никогда этого не сделаю, – произносит она вслух в чистой тихой комнате, – никогда”. Она любит жизнь, безнадежно любит; во всяком случае, в отдельные моменты; и кроме того, это фактически убило бы ее сына. И мужа, и второго ребенка, который еще только формируется в ней. Они бы никогда не пришли в себя после такого. Ни один приступ ярости или депрессии, ни одна самая дикая выходка живой жены и матери не идут с этим ни в какое сравнение. Это было бы злом, злом в чистом виде. Это пробило бы брешь в эфире, в которую бы ухнуло все, что она создала: размеренные будни, освещенные окна, стол, накрытый к ужину.