Дольше я не выдержал:
– Постоянный стук и гул здесь, должно быть, почти невыносимы после леса?
Он быстро взглянул на меня – маленькая победа! – и снова отвел взгляд. Его маленькие глаза были светло-орехового цвета. Бровей почти не было. Мой вопрос повис в воздухе.
Затем Найт заговорил – по крайней мере, я увидел, как движутся его губы. Он держал трубку слишком низко, под подбородком. Последний раз он пользовался телефоном так давно, что уже забыл, как это делается. Я жестом показал ему, что трубку нужно держать выше. Он поднял ее ко рту и повторил:
– Это же тюрьма.
И снова погрузился в молчание.
У меня было столько вопросов к нему, но все они вдруг оказались не к месту – слишком наглые, слишком личные. Я задал самый нейтральный из них:
– В какое время года вам больше всего нравилось жить в лесу?
Найт выдержал паузу, явно стараясь сформулировать ответ.
– Я принимаю каждое время года таким, какое оно есть, – сказал он наконец. Его голос был глухим, каждое слово давалось с