Я видела Одиссея в таком настроении. Мельчайшее несовершенство мира выводило его из себя – людское расточительство, медлительность, глупость, и природа досаждала ему тоже – жалящие мухи, покоробленная древесина, колючки, рвущие плащ. Когда мы жили вместе, я все это сглаживала, окутывала его своим волшебством и божественной силой. Может, поэтому он был так счастлив. Идиллией назвала я нашу с ним жизнь. А правильнее было бы, как видно, иллюзией.