С тех пор, когда случайно в клей
Я пальцем попадаю,
Или в башмак, спеша скорей,
Не с той ноги влезаю,
Иль гирей многофунтовой
Я придавлю мизинец свой,
Я плачу в страшном горе.
Мне вспоминается тогда
Старик, пропавший без следа,
Чья голова как лунь седа,
Чья речь журчала, как вода,
Чей взор был ясен, как звезда,
Глаза горели ярче льда,
Кто тихо восклицал: «Беда», –
Сгибаясь словно от стыда,
Кто говорил не без труда,
Как будто бы во рту еда,
Кто, словно ворон из гнезда,
Зловеще каркал: «Никогда!» –
Храпя, как буйвол, иногда,
В давно прошедшие года,
Усевшись на заборе.