Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Книга «Первые слова. О предисловиях Ф.М. Достоевского» Л. Бэгби вышла в серии «Современная западная русистика» издательства «Библио Россика» тиражом всего 500 экземпляров. И данная работа определенно заслуживает серьезного разговора и подробной рецензии, поскольку является крайне любопытной. Именно так. Книгу Л. Бэгби сложно назвать хорошей или плохой, но она точно стоит внимания с точки зрения предмета своего исследования, научного метода ее автора и некоторых изложенных им теорий. Кроме того, я нашла в ней несколько огорчивших меня ошибок, о которых тоже будет справедливо поговорить в рамках рецензии.

Прежде всего скажу, что я довольно скептически отношусь к современной русистике (западной или любой другой). И дело тут вовсе не в том, что я питаю какие-то предубеждения касательно иностранных ученых, исследующих нашу историю или искусство. Вовсе нет. С огромным уважением я отношусь к людям, которые, будучи представителями совершенно других национальностей и культур, изучают русский язык, нашу историю и литературу на очень высоком уровне, чтобы читать в оригинале шедевры русских писателей и анализировать их. В рамках моей литературоведческой практики, я ознакомилась с трудами некоторых американских, английских, итальянских и японских исследователей творчества Достоевского (и не только). Рецензии на несколько подобных книг я уже публиковала ранее. Однако, с сожалением приходится заявить, что в 90% случаев иностранные авторы не чувствуют нашу литературу на том уровне, чтобы говорить о произведениях такого великого гения, как Достоевский. Часто им не хватает понимания нашей истории, менталитета, культуры и действительно сложного языка, чтобы сказать в своих исследованиях что-то по-настоящему серьезное. Книга Льюиса Бэгби стала весьма приятным исключением, поскольку я едва ли не впервые встретила иностранного автора, который смог рассказать мне что-то, о чем я еще не читала ранее или что не исследовала сама. А это уже само по себе весьма ценно для меня.

Первое, что привлекает в книге «Первые слова. О предисловиях Ф.М. Достоевского» - это предмет ее исследования. Когда автор выносит в отдельную категорию для изучения предисловия к произведениям какого-то писателя и изучает их с поистине маниакальной придирчивостью, разбирая буквально по слогам (да, даже не по словам или предложениям) – это потрясающе. И, пожалуй, самая главная ценность книги Бэгби заключается в том, что благодаря данному исследованию, я сама в рамках моей достоевсковедческой практики обратила внимание на предисловия в произведениях Ф.М., как на отдельную категорию его творчества. Прежде я всегда изучала предисловия Достоевского, как часть текста, но благодаря этой книге я поняла, что они являются одним из безусловных маркеров, по которым я (в рамках моего метода исследования) работаю с произведениями Достоевского. К теории Бэгби это не имеет никакого отношения, это моя личная методика. Я выделяю у Достоевского несколько маркеров в произведениях, которые всегда (безусловно) раскрывают важные элементы его текстов. С помощью этих маркеров (сюда можно отнести хронологию, топонимику, ономастику в целом, нумерологию, особенности внешности персонажей, отчасти и цитаты, отсылки или реминисценции из области искусства, исторические цитаты и другое) Достоевский шифровал то, о чем не хотел или не считал правильным писать напрямую. Теперь я понимаю, что и предисловия он использовал с той же самой целью и теперь я буду анализировать их совсем иначе. Именно книга Л.Бэгби демонстрирует такой подход и это уже делает ее ценной в рамках литературоведения, потому что даже в российском достоевсковдении никто прежде не создавал обстоятельных исследований, посвященных именно предисловиям в текстах Достоевского (по крайней мере, я даже не слышала о подобных работах).

Теперь разберем плюсы и минусы данной книги. Начнем с плюсов. Первый и самый главный я уже указала выше. К другим несомненным достоинствам исследования можно отнести его строго научный вектор, книга «Первые слова. О предисловиях Ф.М. Достоевского» - это полноценное научное исследование, которое обладает научной новизной, подано с использованием профессиональной терминологии, рассматривает действительно сложные и малоизученные конструкты произведений Ф.М. Это не типичный нон-фикшн текст и это не развлекательная книга для массового читателя, наверное поэтому она и вышла таким маленьким тиражом.

Далее стоит отметить структуру книги. Она достаточно продуманная, а текст невероятно лаконичный. Серьезно, всего на 232! страницах автор сумел раскрыть то, на что у некоторых наших маститых российских филологов и профессоров ушли бы тома (благодаря «воде» и псевдонаучным разглагольствованиям, которые у нас так любят). Бэгби же вначале вводит в своей книге эпиграф, который очень мне понравился, так как изящно раскрывает концепцию его научной теории касательно предисловий Достоевского и сразу дает некую интригу для читателя. Далее в коротком вступлении излагает особенности его метода, поясняет значение некоторых терминов и понятий и приступает к анализу самих предисловий. Все. Никаких «одно и потому же».

Всегда ли удачными были исследования Бэгби? Заканчивая разговор о плюсах книги «Первые слова. О предисловиях Ф.М. Достоевского», скажу, что по-настоящему ценные вещи автор сказал по поводу предисловий к «Запискам из мертвого дома», «Запискам из подполья», «Бобку» и «Кроткой». Было кое-что весьма любопытное по «Братьям Карамазовым». Рассказ о предисловии к «Запискам из мертвого дома» получился наиболее вдохновенным и интересным. Автор действительно детально проанализировал предисловие, выловив в нем множество важных деталей. Подстрочное примечание к «Запискам из подполья», которое Бэгби классифицировал, как предисловие, также было проанализировано детально. Выводы лично мне были интересны и полезны. Разбор предисловия к «Братьям Карамазовым» был уже гораздо менее любопытным, но и в нем есть полезные детали, которые (скажу честно) я подметила не из текста Бэгби, а из своих соображений, тут автор скорее сумел обозначить правильные вопросы, на которые, правда, не сумел дать правильные ответы. Тем не менее, разбор предисловия к «БК» все равно был интересным. Все остальные разобранные автором предисловия, увы, не были показаны им достаточно интересно и осмысленно. Об этом поговорим далее.

Из минусов. Во-первых, раздражала некоторая зацикленность Л.Бэгби на строгих научных концепциях в рамках анализа типа предисловия. На мой взгляд, это было несколько излишним и чрезмерное заострение внимания на том, говорим ли мы просто об акториальном предисловии или об акториальном фикциональном предисловии не придавало тексту книги живости. Далее некоторая путаница с "повестями" и "романами". Дело в том, что Бэгби весьма странно классифицирует многие произведения, которые, даже исходя из их объема, являются повестями, как романы. Возможно, это ошибки переводчика. В любом случае, это выглядело несколько странно и особенно для книги, автор которой отлично знает русский язык и является маститым исследователем.

Далее весьма разочаровали абсолютно ложные выводы Бэгби касательно повести «Село Степанчиково и его обитатели». Автор просто не попытался понять это произведение вне рамок подхода филолога. Он сумел определить, что повесть «гоголевская», т.е. что именно Гоголь является ключом к пониманию, но, увы, не сумел понять, о чем в повести на самом деле идет речь. Отсюда и его абсолютное непонимание всего текста, который он истолковал, как сугубо комический. На самом деле, «Село Степанчиково» - одно из самых сложных и гениальных произведений малой прозы Достоевского, которое не просто было написано для возвращения на большую литературную сцену после каторги и ссылки, а вмещало в себя целый пласт соображений Достоевского касательно личности Гоголя и всех тех сложнейших загадок, которые эту личность окружали и которые я тоже отдельно изучаю уже не первый год. Данная повесть (и предисловие к ней, в том числе) заключают в себе зашифрованное послание и, конечно, поверхностное комичное повествование о туповатых героях и тиранствующим над ними самодуре Фоме Опискине – лишь самая вершина айсберга. Увы, Бэгби увидел только ее одну.

Теперь же хочется приступить к комментарию по самой слабой части работы Л.Бэгби- анализу предисловия к роману «Бесы». Собственно, в фактическом смысле в этом романе вообще нет предисловия, но Бэгби определяет как таковое первую главу романа. Что же, это его исследовательское право. В рамках рецензии я не стану углубляться в выводы автора (кому интересно, пусть прочтет книгу), но укажу на некоторые фактические ошибки, которые допустил Бэгби и которые демонстрируют не слишком хорошее знание им текста романа «Бесы». Меня это расстроило, потому что такие ошибки очень серьезно подпортили впечатление о книге.

На стр. 147 автор пишет о том, что Николай Ставрогин и Петр Верховенский были учениками Степана Трофимовича Верховеского. Это не так. Учеником был только Николай Всеволодович. Петр же со своим отцом виделся всего пару раз в жизни и никогда не был его учеником. Зато Степан Трофимович обучал Лизу Дроздову (Тушину) и Дарью Павловну Шатову.

Далее на странице 159 Бэгби пишет (цитата):

Лебядкин вместе с женой Марьей Тимофеевной и ее служанкой убиты наемным убийцей Федькой …..

Это очень постыдная ошибка, потому что Марья Тимофеевна приходится сестрой Лебядкину, но уж никак не женой. Если это промах редактора или переводчика книги, то также очень печально, что все это в итоге попало в печать. Кстати, в книге, встречаются еще и опечатки.

Далее на странице 160 Бэгби пишет (цитата):

Марья Шатова и ее новорожденный ребенок умирают от послеродовых осложнений…

На самом деле, Марья Шатова и ее ребенок умирают из-за глупости первой, когда она, в припадке после родов, идет бродить по холоду по улицам города с ребенком на руках. Ребенок простужается и умирает.

Рассуждения Бэгби касательно Антона Лаврентьевича (хроникера из романа «Бесы») выглядят несколько притянутыми за уши, и хотя я согласна с тем, что роль этого героя значительно недооценена нашими исследователями, едва ли ее назначение таково, как думает Бэгби.

Таким образом, в случае с книгой «Первые слова. О предисловиях Ф.М. Достоевского» мы имеем дело с работой, которую нельзя назвать однозначно хорошей или плохой. Это работа любопытная и во многом уникальная, рассматривающая крайне важную и интересную тему, что уже ценно само по себе. Однако, данная книга, увы, имеет ряд слабых сторон и даже ошибок.

В целом, я очень высоко оценила исследования Л. Бэгби, потому что они оказались полезными лично для меня, как для литературоведа. Повторюсь, едва ли это доступная книга для массового читателя, едва ли она идеально написана, едва ли все предположения и теории автора были в достаточной мере им осмысленны, но работа все равно получилась заслуживающей внимания.

предисловия в мировой литературе всегда занимали важное место в восприятии текста. это доказывает хотя бы то, что знаменитые предисловия вальтера скотта и вовсе были опубликованы отдельным томом.

в этом смысле невозможно обойти стороной федора михайловича, хотя, стоит признать, льюис бэгби не обделяет вниманием и других русских писателей, из которых русскоязычный читатель мог забыт в.т. нарежного, написавшего 'российского жилблаза', определенно намекая на французский плутовской роман лесажа 'похождения жиль бласа'. такое погружение американского исследователя в русскую культуру не может не удивлять и восторгать. бэгби штрихами охарактеризует предисловия некоторых русских писателей: нарежный, аки маленький марсель, страстно желает быть принятым в высшее общество; "желчное перо лермонтова не щадит никого" в скандально известном ироничном предисловии "героя нашего времени"; гоголь же кажется тревожным, что неудивительно, если вспомнить его болезненную реакцию на критику его ранних произведений и отъезд в италию на целых тринадцать лет и так далее. но какова была цель иллюстраций предисловий других русских авторов - неясно, если бэгби никак не показал связь достоевского с предшествующей культурой.

впечатляет и глубокое знание языка бэгби, если он даже способен обратить внимание на говорящие фамилии героев и даже домыслить следующее: видоплясов меняет фамилию на танцев, и

'ни рассказчик, ни достоевский не высказывают эту рифу вслух. но ее легко предположить - 'засранцев'.

занавес.

касаемо 'записок из мертвого дома' - возмутительно, что он называет их романом, поскольку это повесть. русскоязычного читателя поражает, как бэгби гиперболизирует ужасы, творящиеся в "записках". в том-то и дело, что лагерь здесь изображен скорее как санаторий, ведь первоначально "записки" не хотели печатать потому, что, как отмечает игорь волгин, лагерь изображен слишком уж мягко, чего доброго энтузиасты носа кажут. поэтому достоевкий в дальнейшем несколько огрубляет текст, хотя он действительно не слишком впечатляет современного читателя, читавшего 'гулаг' солженицына и тем более 'колымские рассказы' шаламова.

глава под названием 'игра с авторскими идентичностями' в полной мере отображает тему авторской полифонии, хотя это слово у бэгби напрямую не фигурирует (что удивительно). на примере предисловия 'братьев карамазовых' куда лучше видно наличие нескольких авторских идентичностей, многоголосье автора, а не только героев:

'как ни странно, выглядит это как диалог между двумя голосами о том тексте, который они намерены создать'. 

что подчеркивает ту же преемственность: любимый достоевским в. гюго представляет в предисловии  'последнего дня приговоренного к смерти' драматическую сцену.

примерное разделение авторского многоголосья:

'рассказчик-хроникер (имплицитному автору, выступающему в качестве его наставника). начиная жизнеописание моего, алексея федоровича карамазова, нахожусь в некотором недоумении. а именно:  хотя и называю алексея федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен наш алексей федорович, что вы выбрали его своим героем? что он сделал такого? кому и чем известен? почему я, читатель, должен тратить время на изучении фактов его жизни?

имплицитный автор (рассказчику-новичку). последний вопрос (для вас. -л.б.) самый трудный; я могу только ответить (вашим читателям  и от вашего имени. - л.б.): 'может быть, увидите сами из романа'.

рассказчик-хроникер (обеспокоенно). ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего алексея федоровича?'

это и дальнейший анализ двухстраничного предисловия достоевского ввергает в изумление. как всегда, достоевский, имея кратчайшие сроки для сдачи романа, чтобы заработать денег, не только тонко следит за хронологией романа ("бесы", например), но и успевает написать такое короткое, но такое блестящее предисловие.

бэгби несколько уходит от темы, занимаясь разбором хроникера из "бесов", показывая ненадежность антона лаврентьевича, то, что он не брезгует распространением слухом, то, что он - всевидящее око, рассказывает даже о том, свидетелем чего не был. самая скандальная мысль: может ли быть такое, что антон лаврентьевич - тоже одна из пятерок петра верховенского?.. будучи главным рассказчиком, так легко скрывать то, о чем не хочешь говорить. впрочем, бэгби тут же опровергает эту крамольную мысль, указывая на работы других исследователей, опровергающих подобную точку зрения.

тяжко вздыхая от съедающих подозрений касаемо честности хроникера, переходим к степану трофимовичу.

'степан трофимович, которого мы при первом прочтении должны считать (как позднее выяснится, необоснованно) центральным персонажем произведения'. 

почему же необоснованно? можно подумать, в произведении обязательно должен быть один главный герой (что, конечно, не так, чего стоит 'война и мир' л.н. толстого с его троицей). так и здесь: не зря ф.м. достоевский так расписывает биографию степана трофимовича, поскольку верховенский и ставрогин, два главных героя, связаны: степан трофимович нашел то, что искал ставрогин: веру. из читающего 'что делать?' пожилого протеже варвары петровны и непутевого отца он превратился в человека, в первый раз осмысленно понимающего текст евангелия и потому укротившего свой дух. и там, где верховенский пусть и незадолго, но познавший нечто важное перед смертью, покидает мир, ставрогин выбирает иной путь, 'чтобы доказать, что он ничто', говорит бэгби. и это кажется одним из самых внятных и коротких объяснений самоубийства ставрогина. он - ничто, раз совершил самый тяжкий грех - обидел малого от сего мира. и даже заверения тихона не помогут. но не стоит и забывать о бахтиновской версии: ставрогин не кается, поскольку он кривляется со своей печатной исповедью, где надо бы несколько в слоге подправить. какое это раскаяние, когда ты стоишь спиной к народу.

таким образом, современная западная русистика действительно впечатляет, хотя и не смотрит на текст с точки зрения человека, прожившего несколько лет, несколько превратно толкует некоторые аспекты,  но это только дает исследователю взглянуть на текст с другой точки зрения и найти то, чего не смог бы русскоязычный литературовед.