Отзывы на книги автора «Людвиг Витгенштейн»

Трактат Витгенштейна.

"Знающий не говорит, говорящий не знает". - Дао дэ цзин

Витгенштейна (дальше В.) и Хайдеггера (дальше Х.) можно считать самими крупными философами 20 века. Х. определил развитие континентальной европейской философии а В. – аналитической, которая стала особо популярной в Великобритании и США. Они родились в один год (1889), но ни разу не встречались. Многие сожалеют об этом, утверждая, что диалог этих мыслителей мог продвинуть философию на новый уровень. Мне трудно представить это. Для Х. (по крайней мере, периода «Бытие и время»), то, чем занимался В. было бы несущественным т.к. мало касалось бытия, а для В., то чем занимался Х. скорее всего было бы абсолютной бессмыслицей.

В. был действительно уникальным человеком. Будучи сыном самого богатого человека Вены, он отказался от наследства и анонимно (!) отдал все свои деньги деятелям культуры, а сам уехал работать сельским учителем в глубинку. Кто из читателей так сможет сделать?
«Логико-философский трактат» - это главное произведение «раннего» Витгенштейна. Он состоит из 7-ми афоризмов, которые развиваются и объясняются другими афоризмами. Сам трактат много говорит о логике, но самое главное в нем – это мистическое, недосказанное, то о чем нельзя говорить и о чем В. промолчал. Именно эту, вторую часть трактата В. считал самой важной, но ее современники как раз и не поняли.

Наиболее важными положениями Трактата я считаю следующие:
1.«Мир состоит из фактов, а не вещей» (объект, предмет). Это означает, что мир состоит не из объектов, а из того, что с этими объектами случается, происходит т.е. из фактов. Соединение разных объектов и есть атомарный факт. Сложные факты (молекулярные) состоят из других простых фактов, но атомарный (простой факт) состоит из простых объектов. Наука изучат, поэтому, не объекты, а процессы т.е. то, что с ними происходит. Следует, однако, отметить, что когда В. говорит о факте или вещи, он рассматривает его в логическом, а не в физическом пространстве. Он сразу отделяется от эмпирики. Факт или вещь у В. – это просто логические категории, поэтому он и не приводит эмпирических примеров простого объекта или факта. Это не означает, конечно, что он отрицает объекты в физическом пространстве, просто В. считает, что логическое пространство является более фундаментальным, нежели физическое.

2. Язык и мир. Язык человека описывает мир, т.е. факты. У языка, по сути, только одна функция – описательная. Но поскольку язык описывает факты, то применение языка к тому, что не является фактом бессмысленно. Границы языка таки образом ограничиваются описанием фактов.

3. «Границы моего языка означают границы моего мира».

Маленький прямоугольник – это границы языка. Эти границы определяют границы мира – большого прямоугольника. За границами большого прямоугольника (мира) также что-то может быть, но мы не можем это осмыслить и выразить в мысли т.к. границы нашего мира определяются нашим языком (маленьким прямоугольником). Собственно говоря, вопрос, почему наш язык определяет границы мира – это то, чему посвящено 2/3 объема Трактата.

4. В языке существуют три типа предложений:
- осмысленные (апостериорные) – это те наши предложения, которые описывают факты, они являются образами («картинами») фактов. Истинность или ложность этих предложений зависит от их соответствия действительности (фактам). Таковы положения естествознания, эмпирических наук. Осмысленность у В. – это способность соответствовать или не соответствовать фактам. Совокупностью всех истинных Мыслей (предложений) является Картина Мира.
- лишенные смысла (априорные) – это, например предложения логики и математики. Предложения математики носят чисто умозрительный характер и никаких фактов не обозначают, но их истинность очевидна для нас. Предложения логики также относятся к этой категории, их нельзя верифицировать, но они очевидны, поскольку говорят о самом языке.
- бессмысленные – это те предложения, которые описывают то, что выходит за границы языка-мира. Бессмысленные предложения пытаются выразить то, что находится за границами мира (большого прямоугольника). Таковы предложения, которые формируются в философии или религии. Но, поскольку такие предложения выходят за рамки языка (мира) то они являются бессмысленными. В отношении них нельзя сказать, истинны они или ложны, поскольку тому, о чем говорит философия (например, Бог, субстанция) нельзя найти соответствующего факта в действительности. Например, предложение «Аллах акбар» для В. будет абсолютно бессмысленным, поскольку мы здесь пытаемся описать то, что выходит за границы языка.

5. «Смысл мира должен лежать вне его». «Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя; это – мистическое».
Здесь самое интересное. В., говоря о бессмысленности философских или религиозных предложений, не говорит о том, например, что Бога нет. Бессмысленные предложения не могут быть истинными или ложными, ведь это признак осмысленных предложений. Он лишь хочет сказать, что мыслить, выражать в языке то, что находится за границами мира бессмысленно. Это невыразимо в языке, но оно может показать себя. То, что находится за границами мира – постигается иррационально (интуиция, чувствуется, какой-то мистический опыт и т.п.). Но это невыразимо в мысли (языке).

6. «Мир не зависит от моей воли. Если добрая и злая воля изменяет мир, то она может изменить только границу мира, а не факты, не то, что может выражаться в языке. Короче говоря, при этом условии мир должен вообще стать совсем другим. Он должен, так сказать, уменьшаться или возрастать как целое. Мир счастливого совершенно другой, чем мир несчастного. Смерть не событие жизни. Смерть не переживается». Этика находится за пределами мира. О ней нельзя говорить осмысленно, но на способна придать фактам хоть какую-то субъективную ценность, смысл, поскольку в самих фактах никакого смысла нет. Поэтому, мир счастливого другой, нежели мир несчастного, ведь у них разное отношение к фактам. Воля не может изменить факты мира, ведь между моей волей и миром нет логической причинной связи. То, что я хочу не стареть не значит, что мир ответит мне вечной молодостью. Поэтому, в отношении к фактам мира, нам остается только принять достойную этическую позицию, которая и предаст нашему существованию смысл. Для В. философия – это не теория (она невозможна) а деятельность, движение воли, способ жизни.

7. «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Невозможно говорить о том, что лежит за пределами нашего языка (мира), но это является самим важным для нас. Решение всех научных вопросов мало что дает для фундаментальных проблем нашей жизни (есть ли Бог, в чем смысл жизни, кто «Я», этические проблемы и т.п.). Поэтому, мы можем об этом помолчать, постигая запредельное иррационально.

Решил ли этим В. все проблемы метафизики? Да, по-своему решил. Решил просто и гениально. Но его ответы мало что нам дают.

«Стало быть, я держусь того мнения, что проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то ценность этой работы теперь заключается, во вторых, в том, что она обнаруживает, как мало дает то, что эти проблемы решены». – Людвиг Витгенштеин.

Трактат Витгенштейна.

"Знающий не говорит, говорящий не знает". - Дао дэ цзин

Витгенштейна (дальше В.) и Хайдеггера (дальше Х.) можно считать самими крупными философами 20 века. Х. определил развитие континентальной европейской философии а В. – аналитической, которая стала особо популярной в Великобритании и США. Они родились в один год (1889), но ни разу не встречались. Многие сожалеют об этом, утверждая, что диалог этих мыслителей мог продвинуть философию на новый уровень. Мне трудно представить это. Для Х. (по крайней мере, периода «Бытие и время»), то, чем занимался В. было бы несущественным т.к. мало касалось бытия, а для В., то чем занимался Х. скорее всего было бы абсолютной бессмыслицей.

В. был действительно уникальным человеком. Будучи сыном самого богатого человека Вены, он отказался от наследства и анонимно (!) отдал все свои деньги деятелям культуры, а сам уехал работать сельским учителем в глубинку. Кто из читателей так сможет сделать?
«Логико-философский трактат» - это главное произведение «раннего» Витгенштейна. Он состоит из 7-ми афоризмов, которые развиваются и объясняются другими афоризмами. Сам трактат много говорит о логике, но самое главное в нем – это мистическое, недосказанное, то о чем нельзя говорить и о чем В. промолчал. Именно эту, вторую часть трактата В. считал самой важной, но ее современники как раз и не поняли.

Наиболее важными положениями Трактата я считаю следующие:
1.«Мир состоит из фактов, а не вещей» (объект, предмет). Это означает, что мир состоит не из объектов, а из того, что с этими объектами случается, происходит т.е. из фактов. Соединение разных объектов и есть атомарный факт. Сложные факты (молекулярные) состоят из других простых фактов, но атомарный (простой факт) состоит из простых объектов. Наука изучат, поэтому, не объекты, а процессы т.е. то, что с ними происходит. Следует, однако, отметить, что когда В. говорит о факте или вещи, он рассматривает его в логическом, а не в физическом пространстве. Он сразу отделяется от эмпирики. Факт или вещь у В. – это просто логические категории, поэтому он и не приводит эмпирических примеров простого объекта или факта. Это не означает, конечно, что он отрицает объекты в физическом пространстве, просто В. считает, что логическое пространство является более фундаментальным, нежели физическое.

2. Язык и мир. Язык человека описывает мир, т.е. факты. У языка, по сути, только одна функция – описательная. Но поскольку язык описывает факты, то применение языка к тому, что не является фактом бессмысленно. Границы языка таки образом ограничиваются описанием фактов.

3. «Границы моего языка означают границы моего мира».

Маленький прямоугольник – это границы языка. Эти границы определяют границы мира – большого прямоугольника. За границами большого прямоугольника (мира) также что-то может быть, но мы не можем это осмыслить и выразить в мысли т.к. границы нашего мира определяются нашим языком (маленьким прямоугольником). Собственно говоря, вопрос, почему наш язык определяет границы мира – это то, чему посвящено 2/3 объема Трактата.

4. В языке существуют три типа предложений:
- осмысленные (апостериорные) – это те наши предложения, которые описывают факты, они являются образами («картинами») фактов. Истинность или ложность этих предложений зависит от их соответствия действительности (фактам). Таковы положения естествознания, эмпирических наук. Осмысленность у В. – это способность соответствовать или не соответствовать фактам. Совокупностью всех истинных Мыслей (предложений) является Картина Мира.
- лишенные смысла (априорные) – это, например предложения логики и математики. Предложения математики носят чисто умозрительный характер и никаких фактов не обозначают, но их истинность очевидна для нас. Предложения логики также относятся к этой категории, их нельзя верифицировать, но они очевидны, поскольку говорят о самом языке.
- бессмысленные – это те предложения, которые описывают то, что выходит за границы языка-мира. Бессмысленные предложения пытаются выразить то, что находится за границами мира (большого прямоугольника). Таковы предложения, которые формируются в философии или религии. Но, поскольку такие предложения выходят за рамки языка (мира) то они являются бессмысленными. В отношении них нельзя сказать, истинны они или ложны, поскольку тому, о чем говорит философия (например, Бог, субстанция) нельзя найти соответствующего факта в действительности. Например, предложение «Аллах акбар» для В. будет абсолютно бессмысленным, поскольку мы здесь пытаемся описать то, что выходит за границы языка.

5. «Смысл мира должен лежать вне его». «Есть, конечно, нечто невыразимое. Оно показывает себя; это – мистическое».
Здесь самое интересное. В., говоря о бессмысленности философских или религиозных предложений, не говорит о том, например, что Бога нет. Бессмысленные предложения не могут быть истинными или ложными, ведь это признак осмысленных предложений. Он лишь хочет сказать, что мыслить, выражать в языке то, что находится за границами мира бессмысленно. Это невыразимо в языке, но оно может показать себя. То, что находится за границами мира – постигается иррационально (интуиция, чувствуется, какой-то мистический опыт и т.п.). Но это невыразимо в мысли (языке).

6. «Мир не зависит от моей воли. Если добрая и злая воля изменяет мир, то она может изменить только границу мира, а не факты, не то, что может выражаться в языке. Короче говоря, при этом условии мир должен вообще стать совсем другим. Он должен, так сказать, уменьшаться или возрастать как целое. Мир счастливого совершенно другой, чем мир несчастного. Смерть не событие жизни. Смерть не переживается». Этика находится за пределами мира. О ней нельзя говорить осмысленно, но на способна придать фактам хоть какую-то субъективную ценность, смысл, поскольку в самих фактах никакого смысла нет. Поэтому, мир счастливого другой, нежели мир несчастного, ведь у них разное отношение к фактам. Воля не может изменить факты мира, ведь между моей волей и миром нет логической причинной связи. То, что я хочу не стареть не значит, что мир ответит мне вечной молодостью. Поэтому, в отношении к фактам мира, нам остается только принять достойную этическую позицию, которая и предаст нашему существованию смысл. Для В. философия – это не теория (она невозможна) а деятельность, движение воли, способ жизни.

7. «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Невозможно говорить о том, что лежит за пределами нашего языка (мира), но это является самим важным для нас. Решение всех научных вопросов мало что дает для фундаментальных проблем нашей жизни (есть ли Бог, в чем смысл жизни, кто «Я», этические проблемы и т.п.). Поэтому, мы можем об этом помолчать, постигая запредельное иррационально.

Решил ли этим В. все проблемы метафизики? Да, по-своему решил. Решил просто и гениально. Но его ответы мало что нам дают.

«Стало быть, я держусь того мнения, что проблемы в основном окончательно решены. И если я в этом не ошибаюсь, то ценность этой работы теперь заключается, во вторых, в том, что она обнаруживает, как мало дает то, что эти проблемы решены». – Людвиг Витгенштеин.

Труд, который стал переломным в моём отношении к аналитической философской традиции, ибо я отделяла её жирной демаркационной линией от континентальной философии, тяготея ко второй. Людвиг Витгенштейн - представитель аналитической традиции, член "Венского кружка", гений. Впрочем, последнее обстоятельство делает его несколько нетипичным представителем среди подобных. Но не скажу, что сильно этому удивлена. Ведь проблема не в направлении интеллектуальной мысли, а в однобоком её понимании.

Тут традиции хотя бы называются по-разному, принуждая профессиональных философов примыкать к одной из них по типу мышления и преобладания в твоём "эгрегоре" и/или пояснять, где, собственно, проходит та самая демаркационная линия, и насколько она жирная. И континенталисты  гораздо больше преуспели, в скрытой форме вскрывая главные причины такого разграничения, пока аналитики недоумённо пожимали плечами. Сложнее с семиотикой и, уж точно, теорией познания эпистемологией. И если семиотика и есть семиотика, независимо от того, ограничивается ли она знаками на письме, или стремится видеть знаки во всём, то эпистемология безраздельно правит, не имея в виду герменевтическую составляющую понимания (истинная герменевтика - теория и практика понимания - Гадамера, Хайдеггера..., а не современные её интерпретации). Согласно Витгенштейну, "теория познания есть философия психологии". А это не может быть принято как научная теория, и до чёткого обозначения, что эпистемология - это теория именно научного познания, которая должна знать область своего применения, исключив дискриминацию по отношению к другим формам, готовность не созрела. Например, искусство, где истинное познание происходит не в теории, а на практике. Высокое невозможно постичь, прочитав самый что ни на есть умный, но доступный по содержанию текст. Истинная герменевтика, по сравнению с ею же, не выходящей из рамок традиционной эпистемологии, обязательно и традиционно делает акцент на ценности творческого познания как основе любого познания. Подведу под обозначенную ситуацию принцип достаточного основания, который также понимается двояко (иное понимание у Шопенгауэра "О четверояком корне закона достаточного основания"), и, я думаю, становится понятно, где собака зарыта (здесь же у Витгенштейна "6.34. Все подобные суждения, включая принцип достаточного основания, закон непрерывности в природе и принцип наименьшего действия и т. д., суть априорные прозрения форм, в которых воплощаются суждения науки.").

Это была присказка.

Дальше свой отзыв я хочу построить с использованием ряда значимых, на мой взгляд, как красные флажки положений трактата и последующей моей трактовки. Трактовка трактата. Тра-та-та. Но прежде нужно пояснить, что слово "образ" повсюду вместо "картины" есть точный перевод мысли Витгенштейна в другом переводе, но поскольку тут везде используется слово "картина", то я и помещаю цитаты в том виде, в котором они представлены в издании, которое читала (сверяясь с немецким оригиналом).

2.173. Картина изображает свой предмет извне. (Ее точка зрения есть форма представления.) Вот почему картина изображает предмет верно или неверно.

О чем это? О разности восприятий информации извне разными людьми (это происходит посредством неодинаково устроенной сенсорной системы). Одни могут воспринимать картину (образ) верно, другие неверно. Для этого существуют априорные условия.

2.174. Однако картина не может выйти за пределы своей формы представления.

Вот именно. Всё зависит от рамок восприятия каждого конкретного человека. Нельзя вообразить того, что вообразить не в состоянии.

2.182. Каждая картина одновременно является логической картиной. (С другой стороны, далеко не всякая картина является, к примеру, пространственной.)

2.2. Картина имеет общую логико-изобразительную форму с тем, что она отображает.

А тут конкретные атрибуты, которые делают рамки восприятия шире, а восприятие образа целостным. Мышление должно быть не просто логическим, а пространственным и изобразительным. Всё то же образное мышление, на котором я повсюду набиваю оскомину на зубах (у других).

4.121. Что находит свое отражение в языке, язык не может представлять.

Что выражает себя в языке, мы не можем выразить посредством языка.

Языка не всегда хватает, чтобы выразить образ. О том же нам расскажут серьёзные исследования по семиотике. Впрочем, прежде чем говорить о невербальных знаках выражения смысла, стоит крепко усвоить сначала то, что и пределов языка, которые существуют, мы достигаем не всегда, поскольку не имеем в виду изначальный, "выветрившейся" по Шкловскому образ "мёртвых слов". Которые по сути своей метафоричны. А там и "нулевая степень письма" Ролана Барта забрезжила с его вертикальным измерением и "зола" Деррида (как метафора отживших смыслов, утерянных этимологий), там же и "ризома" Делёза и Гваттари как "некультурное" растение мгновенно перевоплощает любую иллюстрацию о целостном мышлении то ли в садово-огородное хозяйство, а, скорее, ... в просторы нетронутой природы, где не ступала нога человека, но логическая мысль проникнет повсюду до пределов нами же установленных "просторов"!

4.01. ...Суждение представляет собой модель реальности, какой мы воображаем себе последнюю.

Насколько вообразили, настолько и поняли - нельзя понять что-то во всём его n-D объёме, не умея воОБРАЗить и прочувствовать образ целиком на всей его пространственной протяжённости, а от этого напрямую зависит и логика. Это подтвердит и Кант с его априори - тут и скрывается момент восприятия образа, предшествующего рациональной обработке информации (у Витгенштейна априорное заведомо логично, поскольку устроено согласно объективной логике, заданным законам и, как мы понимаем, согласно более объективной логике, чем почти наощупь ищущая, но крайне нескромная по отношению к самой себе логика человека); и Гегель с его абсолютным познанием и основанной на нём абсолютной (объективной) логикой, сделав обязательной её составляющей метафизику (не очень удачный ход, но речь о том же - о широте восприятия); по ассоциации приклею сюда Фуко с "Метафизикой герменевтики"; Ницше с его "дионисийскоаполлоническим гением", Эдгара Морена с его сложностностным мышлением и др.

Так демаркационная линия между гениями с лёгкой руки Витгенштейна растаяла как дым. На то они и гении.

Труд, который стал переломным в моём отношении к аналитической философской традиции, ибо я отделяла её жирной демаркационной линией от континентальной философии, тяготея ко второй. Людвиг Витгенштейн - представитель аналитической традиции, член "Венского кружка", гений. Впрочем, последнее обстоятельство делает его несколько нетипичным представителем среди подобных. Но не скажу, что сильно этому удивлена. Ведь проблема не в направлении интеллектуальной мысли, а в однобоком её понимании.

Тут традиции хотя бы называются по-разному, принуждая профессиональных философов примыкать к одной из них по типу мышления и преобладания в твоём "эгрегоре" и/или пояснять, где, собственно, проходит та самая демаркационная линия, и насколько она жирная. И континенталисты  гораздо больше преуспели, в скрытой форме вскрывая главные причины такого разграничения, пока аналитики недоумённо пожимали плечами. Сложнее с семиотикой и, уж точно, теорией познания эпистемологией. И если семиотика и есть семиотика, независимо от того, ограничивается ли она знаками на письме, или стремится видеть знаки во всём, то эпистемология безраздельно правит, не имея в виду герменевтическую составляющую понимания (истинная герменевтика - теория и практика понимания - Гадамера, Хайдеггера..., а не современные её интерпретации). Согласно Витгенштейну, "теория познания есть философия психологии". А это не может быть принято как научная теория, и до чёткого обозначения, что эпистемология - это теория именно научного познания, которая должна знать область своего применения, исключив дискриминацию по отношению к другим формам, готовность не созрела. Например, искусство, где истинное познание происходит не в теории, а на практике. Высокое невозможно постичь, прочитав самый что ни на есть умный, но доступный по содержанию текст. Истинная герменевтика, по сравнению с ею же, не выходящей из рамок традиционной эпистемологии, обязательно и традиционно делает акцент на ценности творческого познания как основе любого познания. Подведу под обозначенную ситуацию принцип достаточного основания, который также понимается двояко (иное понимание у Шопенгауэра "О четверояком корне закона достаточного основания"), и, я думаю, становится понятно, где собака зарыта (здесь же у Витгенштейна "6.34. Все подобные суждения, включая принцип достаточного основания, закон непрерывности в природе и принцип наименьшего действия и т. д., суть априорные прозрения форм, в которых воплощаются суждения науки.").

Это была присказка.

Дальше свой отзыв я хочу построить с использованием ряда значимых, на мой взгляд, как красные флажки положений трактата и последующей моей трактовки. Трактовка трактата. Тра-та-та. Но прежде нужно пояснить, что слово "образ" повсюду вместо "картины" есть точный перевод мысли Витгенштейна в другом переводе, но поскольку тут везде используется слово "картина", то я и помещаю цитаты в том виде, в котором они представлены в издании, которое читала (сверяясь с немецким оригиналом).

2.173. Картина изображает свой предмет извне. (Ее точка зрения есть форма представления.) Вот почему картина изображает предмет верно или неверно.

О чем это? О разности восприятий информации извне разными людьми (это происходит посредством неодинаково устроенной сенсорной системы). Одни могут воспринимать картину (образ) верно, другие неверно. Для этого существуют априорные условия.

2.174. Однако картина не может выйти за пределы своей формы представления.

Вот именно. Всё зависит от рамок восприятия каждого конкретного человека. Нельзя вообразить того, что вообразить не в состоянии.

2.182. Каждая картина одновременно является логической картиной. (С другой стороны, далеко не всякая картина является, к примеру, пространственной.)

2.2. Картина имеет общую логико-изобразительную форму с тем, что она отображает.

А тут конкретные атрибуты, которые делают рамки восприятия шире, а восприятие образа целостным. Мышление должно быть не просто логическим, а пространственным и изобразительным. Всё то же образное мышление, на котором я повсюду набиваю оскомину на зубах (у других).

4.121. Что находит свое отражение в языке, язык не может представлять.

Что выражает себя в языке, мы не можем выразить посредством языка.

Языка не всегда хватает, чтобы выразить образ. О том же нам расскажут серьёзные исследования по семиотике. Впрочем, прежде чем говорить о невербальных знаках выражения смысла, стоит крепко усвоить сначала то, что и пределов языка, которые существуют, мы достигаем не всегда, поскольку не имеем в виду изначальный, "выветрившейся" по Шкловскому образ "мёртвых слов". Которые по сути своей метафоричны. А там и "нулевая степень письма" Ролана Барта забрезжила с его вертикальным измерением и "зола" Деррида (как метафора отживших смыслов, утерянных этимологий), там же и "ризома" Делёза и Гваттари как "некультурное" растение мгновенно перевоплощает любую иллюстрацию о целостном мышлении то ли в садово-огородное хозяйство, а, скорее, ... в просторы нетронутой природы, где не ступала нога человека, но логическая мысль проникнет повсюду до пределов нами же установленных "просторов"!

4.01. ...Суждение представляет собой модель реальности, какой мы воображаем себе последнюю.

Насколько вообразили, настолько и поняли - нельзя понять что-то во всём его n-D объёме, не умея воОБРАЗить и прочувствовать образ целиком на всей его пространственной протяжённости, а от этого напрямую зависит и логика. Это подтвердит и Кант с его априори - тут и скрывается момент восприятия образа, предшествующего рациональной обработке информации (у Витгенштейна априорное заведомо логично, поскольку устроено согласно объективной логике, заданным законам и, как мы понимаем, согласно более объективной логике, чем почти наощупь ищущая, но крайне нескромная по отношению к самой себе логика человека); и Гегель с его абсолютным познанием и основанной на нём абсолютной (объективной) логикой, сделав обязательной её составляющей метафизику (не очень удачный ход, но речь о том же - о широте восприятия); по ассоциации приклею сюда Фуко с "Метафизикой герменевтики"; Ницше с его "дионисийскоаполлоническим гением", Эдгара Морена с его сложностностным мышлением и др.

Так демаркационная линия между гениями с лёгкой руки Витгенштейна растаяла как дым. На то они и гении.

После многословных, тяжелых и запутанных немцев читать Витгенштейна - просто наслаждение. Более лаконичной, насыщенной и упорядоченной философской работы я, кажется, прежде в руках не держал. На мой личный вкус форма изложения трактата без преувеличения идеальна, только за нее одну автор должен был получить вечную благодарность потомков.
Я не буду пересказывать содержание хотя бы потому, что это невозможно: титанический объем мыслей, на который Гегель или Кант не пожалели бы нескольких увесистых томов, и так уже сжат в семьдесят страниц. Скажу только, что рисуемая Витгенштейном картина иногда выглядит довольно странной. Он полностью отрицает причинность. Если говорить, что первый гвоздь в крышку гроба причинности вбил еще Кант, то Витгенштейн ее в землю закопал и надпись написал:
"5.1361. События будущего не могут выводиться из событий настоящего. Вера в причинную связь есть предрассудок."
Но несмотря на отдельные перегибы, Витгенштейн чудо как хорош. Он почти ничего не доказывает, тезисы Витгенштейна так же независимы друг от друга, как его "атомарные факты". Но за всеми этими лапидарными пунктами чувствуется бездна взвешенного и отброшенного. И в эту бездну ты погружаешься уже сам, ориентируясь по скупым инструкциям вида "6.373. Мир не зависит от моей воли."
Дух захватывает от мысли, как глубоко ты сможешь погрузиться с помощью этого путеводителя.

После многословных, тяжелых и запутанных немцев читать Витгенштейна - просто наслаждение. Более лаконичной, насыщенной и упорядоченной философской работы я, кажется, прежде в руках не держал. На мой личный вкус форма изложения трактата без преувеличения идеальна, только за нее одну автор должен был получить вечную благодарность потомков.
Я не буду пересказывать содержание хотя бы потому, что это невозможно: титанический объем мыслей, на который Гегель или Кант не пожалели бы нескольких увесистых томов, и так уже сжат в семьдесят страниц. Скажу только, что рисуемая Витгенштейном картина иногда выглядит довольно странной. Он полностью отрицает причинность. Если говорить, что первый гвоздь в крышку гроба причинности вбил еще Кант, то Витгенштейн ее в землю закопал и надпись написал:
"5.1361. События будущего не могут выводиться из событий настоящего. Вера в причинную связь есть предрассудок."
Но несмотря на отдельные перегибы, Витгенштейн чудо как хорош. Он почти ничего не доказывает, тезисы Витгенштейна так же независимы друг от друга, как его "атомарные факты". Но за всеми этими лапидарными пунктами чувствуется бездна взвешенного и отброшенного. И в эту бездну ты погружаешься уже сам, ориентируясь по скупым инструкциям вида "6.373. Мир не зависит от моей воли."
Дух захватывает от мысли, как глубоко ты сможешь погрузиться с помощью этого путеводителя.

Невероятно глубокая по своей сути работа, затрагивающая основы человеческого мышления, логики и философствования. Истинно научный труд, исследующий природу языка, незримую, но неотъемлемую связь между мыслимым нами миром, существующим единственно в нашем воображении, и опытом взаимодействия с реальностью, которую создаваемая в воображении картина мира приближает и моделирует.

Используя привычный логике аппарат, автор предлагает вниманию читателя такую строго формальную систему описания мира (того внешнего, познаваемого нами через опыт, который обычно является предметом изучения естественных наук), которая позволяет, поднявшись над мышлением, порефлексировать относительно его природы. Так, философ обращает наше внимание на то, что, описывая окружающий мир средствами языка - который, являясь порождением мира, не способен выйти за его рамки и потому неспособен описать нечто, миру не принадлежащее, - мы остаёмся ограничены средствами выбранного описания. Говоря о мире и познавая его таким образом, мы будем навсегда оставаться в пределах познаваемого мыслимого мира, не замечая и даже не осознавая тех из его проявлений, которые невозможно выразить в языке.

Принято утверждать, что Бог создал всё, что противоречит законам логики. Истина в том, что мы не можем сказать, как выглядит нелогичный мир.

Прелесть описанной автором модели устройства языка состоит ещё в том, что она наиболее полно, обобщённо и точно конкретизирует основные блоки ментальных конструкций, которые неизбежно использует язык при описании мира. Внутренние взаимосвязи между отдельными сущностями, объектами и элементами этого описания вынесены на свет, что позволяет сделать их видимыми и заменить скрытую в нашем мышлении невидимую структуру, объединяющую все элементы в единое целое и содержащее в себе всё многообразие возможностей воплощения.

Книга содержит огромное количество ссылок на идеи других философов позитивистской школы (само собой, участников Венского кружка, и, конечно, преимущественно Б.Рассела и Г.Фреге). Строго формализованная, последовательная и структурированная, поклонникам философии науки в целом и позитивизма в частности она подарит истинное наслаждение. Если вопросы научного мышления, логика и язык абстракция представляют для вас интерес, а философия науки привлекает исследованием метауровня познания, я горячо рекомендую для знакомства эту работу. Помимо того, что классический монументальный труд, приобщающий как к позитивизму, так и к анализу мышления, он дарит массу приятных минут и поднимает основополагающий вопросы, предлагая собственный взгляд на восприятие реальности.

Смысл мира должен находиться за пределами мира.

Концепция где "язык как игра" соответственно "жизнь как игра", оказали сильнейшее воздействие на философию и гуманитарные исследования XX столетия. (важно)

Книгу взяла ради интереса, возможно меня завлекло "создание теории построения искусственного "идеального" языка, основанного на языке математической логики"..или ещё один философ. Этим я хочу охарактеризовать себя, как читателя весьма не заурядного и интересующегося дебрями.

Книга монотонная, пока вы не подхватываете Игру в логическую цепочку. Примеры весьма просты и последовательны. Наиболее поражает, как (почему, из-за чего, зачем, в чем смысл)) автор решил об этом начать думать.

Мы уже живём по языковым правилам, и вот он отматывает назад.. и начинает выяснять откуда взялась А.., затем В+С=D. Как мозг додумывает происходящее, если А и B,C,D.. это общеизвестные понятия, или вещи в нашей жизни. Как мы понимаем последовательность, как доносим другому человеку о своих желаниях, как тот "другой" понимает, что мы именно это имеем ввиду...

Интересно.

Каждый последующий шаг, с обсуждением вопроса пронумерован. Можно остановиться и обдумать, или перечитать, законченные объяснения. Из минусов верстки: Не хватает визуального разделения пробелами, после каждого вопроса.

"Рассмотрим иной случай.
Когда я говорю: "N мёртв", тогда что-то наподобие следущего может быть связано со значением имени "N": Я верю, что жил некий человек, которого я (1) видел в таких-то и таких-то местах, который (2) выглядел так-то (изображение), (3) делал то-то и то-то и (4) носил имя "N" в общественной жизни.
- Если спросят, что я подразумеваю под "N", я должен перечислить всё или часть этих характеристик, причем по разным поводам разные.
Таким образом, моё определение "N", возможно, будет "человек о котором верно всё сказанное". - Но если что-то окажется ложным? - Готов ли я признать суждение "N мертв" ложным, пусть ложными, как выяснится, будут лишь второстепенные для меня подробности? Но где пролегают границы второстепенности? -Дай я определение имени в таком случае, мне бы следовало его изменить."

Если это не из профессиональной вашей деятельности, то читать постепенно и время от времени, оч полезное занятие. Советую всезнайкам и просто интересным ( и интересующимся) людям.