Отзывы на книгу «Даниэль Штайн, переводчик»

2012 год. Россия. Йошкар-Ола.
Самой себе, читающей это послание спустя время, и всем, кто прочтет его, если такое случится.
Это была моя первая прослушанная от начала и до конца аудио-книга. Нет, попытки были и раньше, но ни к чему не привели, книги в таком формате не шли. А эта... эта не пошла, полетела, сразу же и до самого окончания. Все, что могла, я делала под эту книгу. Ну это, разумеется, касалось работы физической, не мыслительного процесса, так как мысли мои в процессе прослушивания были заняты только книгой. Маленький МР3-плеер путешествовал со мной по всей квартире, съездил в командировку. Регулярные переключения от главы к главе, дальше, дальше, часть первая, вторая, 1,2,3,... часть пятая... Конец. Как?! Я перепроверила. Точно. Все. Даниэля больше нет. Силы автора исчерпаны. Все, что книга имела мне сказать - она все сказала.
Удивительно, но я уже давно решила, что аудио-книги не мое, что чтением это назвать невозможно. Сознаюсь, была не права. Когда я слушала этот роман Людмилы Улицкой, я много думала, а это для меня очень важно, я успевала думать даже в процессе заслушивания мыслей героев. Единственное, что было плохо - я не успевала записывать, я не могла выделить интересную цитату (как плохо это слово сочетается с этой книгой), мысль, фразу. Ну и не нужно, я чувствовала, что взяла от книги очень много, что слушала ее на высоком уровне погружения.
Вера. Многогранное понятие. Лаконичное слово. Бог. Слово еще короче, насыщение неведомой глубины. Неведомой потому, что единых мер для его познания не существует. Всяк его меряет по-своему, а потому не абсолютно, но от души. От души любит, от души ненавидит, от души скрывает свое к нему отношение.
К этой книге не может быть однозначного отношения. Ведь она и сама - коллаж, паззл, калейдоскоп людских судеб, мнений, убеждений, ценностных ориентаций. Она как разбитое зеркало. Тысячи осколков, очевидно родственные, но столь же очевидно не имеющие шансов снова стать единым целым.
У рассказов в коллаже есть связующее звено - судьба Даниэля Штайна, человека, который был и не был на самом деле. Был, потому что это утверждает сама автор, знакомая с ним лично. Не был, потому что таких людей не один и не два, это собирательный образ человека, пламя, горящее внутри которого, сумело вырваться наружу и согреть многих и многих людей, знакомых с ним или просто встречавшихся на его пути. И дело не в особенности этих людей, как мне кажется, а в том, что сама жизнь создает эти точки экстремума в людской среде, эти исключения, лишь подтверждающие правила.
Как все непросто, все путано в той области человеческого естества, что мы называем душой. Вот вроде и стремимся все к общему полюсу, но приходим туда в одиночестве, на своем пути тщательно оттачивая формулировки для обозначения топографии местности, ведущей к пункту назначения. И в конце пути понимаем, что знаки, актуальные для нас, пустое для многих других, ведь у них свои условные обозначения. Условные...
Я не знаю, как объяснить, ЧТО это за книга. Вот вроде столько написала, а не знаю. Можно использовать стандартную формулировку "О ...": о вере и неверии, о Боге и религии, о добре и зле, фашизме, евреях и еврействе, Израиле и народах Израиля, мужестве и слабости, чистоте и экзальтации, о ЧЕЛОВЕКЕ и ЧЕЛОВЕКЕ. Сложнее всего человеку с самим собой. Справиться с внутренним солнцем трудно. НЕ сожжет, так иссушит.
...
После окончания прослушивания почему-то очень хотелось помолчать.

Тошнит. Просто тошнит от этой книги.
Читать уже не в силах, дослушиваю аудио-вариант. Осталось еще 5 часть, но все уже ясно.
Самое забавное, что все религиозные дебри - это меньшее, что меня раздражало.
А меня дико раздражало как
читателя:
-Жуткая монотонность книги. Все говорят и пишут одним языком - языком Улицкой.
-Простые ответы на сложные вопросы. А всего их два ответа - молитва (желательно в новой конфессии или религии) и поездка в Израиль. Помолились? Съездили? Проблема решена!
-Аморфность, юродивость, никчемность, жалобность (зла не хватает на определения) - ВСЕХ героев. Паноптикум уродцев, доведших сами себя до подобной жизни.
(Спойлерно!)Яркий пример - Эва Манукян - 40-50 летняя жалобливая жопосидельница:
Муж завел любовницу, сын признался в том, что он гей, мать-ярая коммунистка перед смертью приняла христианство. Все вокруг нее что-то да делают, блин, живут! А она только и может, что строчить жалостливые письма единственной престарелой подруге! Перемещается и делает что-либо только по необходимости, при этом обвиняя всех вокруг в своей просранной жизни.
И в книге куча таких! Но у них явно все будет хорошо, ведь они по возможности молятся и ездят (живут) в Израиль(е).
культуролога
- выборочное освещение особенностей, социального, политического и психологического влияния религии и церквей на человека и общества. Практически смешение понятий вера, религия, церковь. Пренебрежительное отношение к взаимосвязи монотеизма и язычества. Игнорирование преемственности и архетипов.
- Абсолютное неумение передачи этнических и национальных особенностей. Полное отсутствие ментальности у героев. Все персонажи наделены советской еврейской интеллигентской ментальностью - будь то немцы, поляки, американцы и т.д.
- Главная и основная претензия: полная информационная изоляция героев!!! Очень сложные практически всемирные проблемы освещаются только с богословских позиций (иной литературы в книге вообще не упоминается) или собственное кривенькое дохождение до чего-либо своими мозгами (будто живут в пещерах). А большинство героев живут не за железным занавесом. За вторую половину двадцатого века написаны сотни исторических, культурологических, социологических, психологических и других трудов - по многим волнующим персонажей проблемам (от еврейского вопроса до проблемы современных войн, изоляции человека и т.д.). Но это все просто игнорируется в книге. Люди (даже самые образованные) живут в вакууме религии. Юродивая ограниченность даже в этом - не расширяется границы их мира, а безбожно сужает.
Киндер, кюхе, кирхе, блин!

Осталось закусить удила и постараться дослушать книгу. Три балла за хорошую структуру романа и все-таки временами бойкий язык Улицкой.

Я прощаюсь с писателем. Людмила Улицкая не смогла, на мой взгляд, вытянуть тему, подняться на новый уровень. Она так и осталась творцом бабских (хоть раньше и хороших) романов.

UPD Для всех, кто считает меня мерзопакостным антисемитом из-за фразы "Все персонажи наделены советской еврейской интеллигентской ментальностью":
Советская ментальность - это особый тип полиэтнической и полисоцио-культурной ментальности, своеобразный синтез, возникший на территории бывшей Российской империи в период СССР и продолжающийся до сих пор. Синтетическая природа вкупе с главенствующей идеологией создало новый тип человека, для которого этнические и идеологические и социо-культурные доминанты переплелись в теснейший кубок, который иногда совершенно не возможно распутать.
Я думаю, не будете отрицать, что люди старшего поколения и младшего, оба называющие себя, например, русскими, отличаются по мировоззренческим системам. И дело не только в проблеме "отцов и детей". Просто наиболее старшее поколение обладает советской русской ментальностью (так же как есть и татарская советская, бурятская и т.д.). Т.е. люди одновременно отождествляют себя и с этносом и с идеологией. И это неразрывная связь.
По поводу "интеллигентской" - опять же идеологическая составляющая, с опорой изначально на социально-политическое положение, а затем на классовые противоречия, выделяет особый социальный тип людей - интеллигенция. Посмотрите на весь мир - нигде нет такого понятия. Т.е. это практически автохтонное название выделившийся группы со своим собственным мировоззрением, ценностями и взглядом на мир.
Поэтому я не считаю это выражение шовинистическим, а лишь очерчиваю границы социально-культурной группы, про которую пишет Улицкая. И пишет она про нее хорошо, когда выдерживает культурно-географическо-временные границы, а не распространяет ее на все народонаселение планеты.

Улицкая, несомненно, очень тяжеловесный писатель.

Тяжеловесный до той степени, что просто подавляет героев своим вышколенным, обтекаемым чеканным языком, расплющивая личности персонажей и воцаряясь в них различными ипостасями Люси. Странная, очень неудачная, пожалуй, пришла ей в голову мысль - сделать роман-мозаику из чужих писем, диалогов, дневников и прочих персональных записей. А в результате вышло так, что совсем разные люди с совершенно разными житейскими историями отличаются зачастую одним лишь заголовком главы. Ну хоть стреляй, не могу поверить, чтобы фанатичная польская коммунистка, мечтательная немецкая девушка, священник-вольнодумец и еще пару десятков людей штамповали настолько гладкие письма и записки, отточенные духом увядающего аристократизма и унылой до зубной боли вежливостью, межующей с вульгарным стародевичеством.

Книга явно претендовала на глубинное переосмысление трагедий, больших и малых, исторических и личных, любовных и социальных, политических и религиозных. Но что-то мне подсказывает, что форма в этом случае превозмогла смысл: в иных проблемах чувствуется слащавая нарочитость, приторная надрывность, тщательно смакуемая и обсасываемая в разных письмах разными не слишком удачными масками одной и той же Люси. Улицкой этого показалось мало - и она включила в книгу еще и личную корреспонденцию, мол, как мне тяжело писалось, как я страдала, читая про убийства евреев. Неужели это для того, чтобы убедить читателя в драматичности и трагизме сюжета? В глубине проблематики?

Доминирование авторской личности в других часто превращает мотивацию поступков персонажей в парадокс: Улицкая, очевидно, знала, куда собирается завести тех или иных героев, однако в их переписках и прочих документах объяснение событий часто превращается в Ulitskaya ex machina - мол, притяну за уши как-нибудь, будет еще драматичнее, ага. Муж изменяет? Хм, маловато будет, добавим-ка мы автокатастрофу, да покровавей. Сын гомосексуалист? Давайте вынудим женщину страдать от собственной толерантности. Беременность в 15 лет? Как-то не слишком душевно, давайте еще гидроцефалию забабахаем. Первая беременность после 40? Почему бы не добавить сюда синдром Дауна, да еще сдвинуть родителей на религиозной почве? Не хочется быть циником, но после хладнокровного описания массовой резни и убийств евреев во время войны, книга начинает выдавливать из тебя слезы нарочитым трагизмом мирной жизни.

Не особо хочется поднимать в рецензии тему религии - не считаю себя достаточно компетентным в подобных вопросах, но все же мне кажется, что слишком уж все упрощено в духовных вопросов у многих героев. Вопросы духовности подменяются вопросами философии, истории, политики, психологии - как бы тесно не было бы все переплетено, странно в книге про человека веры саму веру смешивать с мутным коктейлем социального. Меня очень заинтересовал антитринитизм Даниэля - даже не само отрицание Троицы, а скорее идея того, что охочие до философии греки свели христианство к богословию, то есть, к догматизму и восхищению религиозному как блестящим интеллектуальным конструкциям. Но едва ли это заслуга Улицкой.

Тема еврейства, несомненно, болезненная и объемная, осталась загадкой. Так, можно увидеть и идею деконструкции еврейства и его искуственности в Израиле, например, а можно - и безудержное восхваление традиций и практик этого народа. Несомненно, доля истины в том, что еврейская проблематика - одна из ключевых тем европейской истории, есть, однако, слишком много тумана в этой области. Гораздо живее смотрятся евреи по отдельности - люди со своими достоинствами и недостатками, живые и действующие, чем некий абстрактный народ, который понес немало страданий.

И Даниэль Штайн (это, что ли от Петр - камень - и на камне этом я воздвигну церковь свою?) как-то теряется за дамской перепиской, девичьими фантазиями и суховатой стилистикой донесений и рапортов. Несомненно, человек должен был быть прекрасный, невероятно харизматичный и бесконечно светлый. Улицкая как-то ловко обошла двойственный морально-этические вещи, на которых я стопорился в описаниях военной жизни Штайна - и как-то получилось, что все было правильно. Вот как-будто так и надо. Пожалуй, в этом случае герой оказался посильнее автора - и ей пришлось пригасить его свет, накинув дымку всеобщего обожания и дерзкой правильности.

Странно и немного обидно от того, что книга, посвященная человеку, дарившему свет и радость окружающим, погрязла в смрадном полумраке недодуманных и непрочувствованных драм. Идеи, стоящие за текстом, во многом прекрасные и сильные. Люди, стоящие за этими событиями, несомненно пережили немного, и должны были бы стать гораздо ярче, сочнее, живее. Перефразируя Троцкого, толстый зад беллетристики подавил духовность.

Возьмите рецензию на «Зелёный шатёр», моё отношение к Улицкой совершенно не поменялось после прочтения «Даниэля Штайна». Не знаю, стоит ли второй раз повторять всё то, что вызывало отторжение при прошлой встрече с автором: однообразный монотонный язык (хотя в этом романе и заявлена полифоничность, которой нет и в помине), ровный, хороший, грамотный, но безудержно тоскливый; однообразие персонажей; какая-то подспудная «сытость» и сознание собственного мастерства, с которым не говорят о темах рваных и дерущих душу. Плюс в этот раз добавилось:

1) совершенно невнятный главный герой, который должен бы быть ярким спасителем, но вместо этого запоминается хуже всех, смутно оставляя воспоминание о том, что он носил свитер;

2) псевдоисторизм. Конечно, всё это основано на реальной истории, что должно бы давать плюс, но почему-то не даёт. Лучше бы кого-нибудь своего выдумала, ей богу;

3) преклонение перед всем еврейским, которое хлещет через край. Еврейский колорит сам по себе достаточно любопытен, но иногда его количество и самодовольство от «избранности нации» действительно бывает излишним;

4) слишком очевидные символы, как будто автор недооценивает способности читателя к размышлению. Даниэль Штайн, переводчик, «переводчик» же, мои маленькие и убогонькие, вы ведь догадались, надеюсь, что он не только переводчик по профессии, но и является посредником между религиями, нациями и цепочкой человек-господь? Если не догадались, то я ещё напомню.

Я всё, конечно, злобствую, объективно роман неплохой, но по мне — безумно скучный, серый, неприятный, не дающий пищу ни уму, ни сердцу, не дарящий ни развлечения, ни блаженства от работы над мыслью автора. Впрочем, мне говорят, что я выбрала для знакомства два самых-самых «не по мне» романа, надо прочитать ещё «Медею…» и окончательно определиться, стоит ли рассматривать госпожу Улицкую как хоть сколь-нибудь ценного для себя автора.

P.S. Прочесть реальную биографию Даниэль Руфайзена было гораздо интереснее. Серьёзно.

Если воспринимать книги как встречи, то эта оказалась довольно странной. Сперва, конечно, вы легко входите в этот эпистолярный роман вместе с интеллигентными ностальгирующими дамами, которых объединяют воспоминания об ужасах Холокоста. Без истерик и экзальтаций письма рассказывают нам о жизни, которая, конечно, не могла быть лёгкой. Однако страница за страницей всё расширяющаяся компания героев превращается не пойми во что: то ли в религиозных фанатиков, то ли в интеллектуальных импотентов, то ли в обыкновенных мещан. Пошлость, избегаемая чеховскими помещиками, нашла здесь уютный уголок, процветает и даже подаёт голос. Это сама Людмила Улицкая с одинаковыми интонациями пытается нам что-то сказать. Месседж несложен. Сотни таких же вы видите ежедневно: человек важнее идеи, любовь искупляет всё, терпимость – залог счастья и т.д. Ценность данных сообщений сопоставима с тиражируемыми банальностями из социальных сетей, вроде: “настоящая женщина должна…”, “в жизни нужно…”, “хороший мужик – это не тот, который…”. Неотличимые персонажи говорят сходными голосами, и даже их реакции одинаковы – бездействие, словоблудие, уныние.

Метод скрепления всех сюжетных линий тоже давно известен, например, из таких фильмов, как “Магнолия” или “Вавилон”. На первый взгляд независимые судьбы многих людей мистически завязаны на человеке/событии, в данном случае это Даниэль Штайн, еврей, работавший переводчиком в гестапо и спасавший жителей гетто. Такой приём косвенно намекает на существование некой силы судьбы, или предопределённости, управляющей нашим миром, возможно, бога, если не созидателя, то повелителя. Неустроенные, мечущиеся герои пытаются понять, что же происходит с их жизнями, и, не в силах сделать это, обращаются к религии.

В какой-то момент становится понятно, что бог придуман в утешение людям, перенесшим немыслимые, абсурдные страдания. Хорошо если бы вера их, подобно Штайновской, была созидательной, душевной, сочувственной. На поверку же она мешает одним в достижении личного счастья, у других отнимает разум, третьих приводит к ненависти. То же происходит и с пресловутым “еврейством” героев. В конце концов, вся компания превращается в подобие передвижного дурдома, где все герои вопиют о собственном расстройстве, а дело жизни единственного достойного человека терпит крах.

Нет сомнений, что перед нами актуальный роман. Но – в смысле его спекулятивности. Здесь и проблема евреев, и религия, и война, и страдания, и эмиграция, и “совок”, а над всем этим мудрый автор, как кукловод дёргающая героев за ниточки. Вот мои несчастные герои, дорогой читатель, почитай и повздыхай. Но не надо нас учить людей любить, Людмила, не надо.