Глава 1

Когда тебе уже надели корону, можешь позволять себе любую скромность

Время тянулось, состояние моего внутреннего, магического резерва ощутимо менялось. Сила, что я раз за разом накапливала и берегла во внутреннем мире, стала восприниматься как нечто совершенно мне чуждое. В тайном уголке сознания, вокруг маленькой, пиратской хижины из Чудесада вместо прохладной магии океана густым киселём плескался яд, разрушающий тело, драконий огонь вновь становился обжигающим, беспокойным и опасным. Коварство начатого ритуала обнаружилось в восприятии измёнённой заклинаниями багбира энергии из моего внутреннего магического хранилища, как враждебной, опасной для жизни, от которой мой организм неуправляемо и неотвратимо начал избавляться.

Нонфейри. Как же страшно утратить магические способности тому, кто жив лишь занятиями магии. Я гнала мысли о том, как буду проживать короткий, людской век, с чередой болезней и быстрой старостью, хотя в последние месяцы такие мысли уже не раз меня посещали. Тогда я допускала, что силу мага отнимет повелитель, хотя бы для того, чтобы раз и навсегда освободиться от случайно возникшего беспокойства в лице сильфийской принцессы. Я давно догадалась, что именно об этом хотела предупредить мама, когда упоминала о возможности стать счастливой без магии.

Язык не слушался, я даже плакать не могла. Было страшно, больно до жути и ещё обидно. И обижалась я исключительно на себя:

«Скудоумка! Попёрлась на отбор в гоблинскую академию, а попала на алтарь! Что же я наделала?! Если бы у меня была возможность сказать им кто я на самом деле! И что? Они бы остановились? На это не стоило и надеяться. Скажите мне, что жену самого влиятельной персоны магического мира решились похитить, и я сама не поверю. Ни один гоблин на такое добровольно не пойдёт, как и не поверит, что высокородная дама Эвиладель ди ла Легестель (всего двадцать дней назад ставшая первой леди Элинии), носит синюю форму Данзиранской академии, а не расхаживает в роскошном наряде, обмахиваясь веером во дворце великого Даромира ди ра Легестель, главы Содружества, повелителя Зари (регалии которого на официальных приёмах перечислялись несколько минут)».

За мысленными ругательствами о невезении и собственной глупости, чередовавшимися с молитвами всем известным мне божествам, пришло понимание, что боль утихает, а моя магия, и так не однородная по своей сути, вновь начинает преображаться, завиваясь на потоках извлекаемого драконьего огня узлами драгоценной энергии.

«Так вот о каких бантиках говорил повелитель!» – Сплетаясь узлами, колтунами и комьями метомагия тормозила извлекаемый заклятием огонь драконов, поэтому Грах проводивший ритуал, до сих пор не распутал и трети из собравшейся в тугой клубок светящейся силы, которую жаждал приобрести таким бесчестным путём.

Он подхватывал и тянул огонь, а мой редкий дар останавливал процесс, вывязывая причудливые плетения. На обнадёживающей мысли, что возможно вместо занятий магией у меня в расписании всё же не появятся вязание и вышивка, течение магического ручейка и вовсе остановилось. Буквально пары ударов сердца хватило на то, чтобы без раздумий полностью уйти в себя, ныряя в своё магическое сознание.

На воображаемых бревенчатых стенах маленькой хижины отразилось влияние заклинания, они казались истлевшими, изъеденными пламенем. Огонь драконов сквозь эти щели сначала проникал внутрь хижины, а потом через дверь выходил уже из меня, попадая в исписанные символами заклятья, загребущие лапы багбира.

Не знала, что умею ненавидеть, но этого синекожего гада захотелось увидеть на погребальном кострище:

«Вернуть бы контроль над магией, я бы его силовыми линиями удушила! Да я согласна его без магии да гнутой саблей в капусту мелко порубить. Сначала он заберёт огонь, затем обнаружит редчайшую энергию метамага, а она неотделима от магического начала – искры, которая обеспечивает мои способности к магии. Даже если Грах пренебрежет прирученной мной силой океана, она меня не спасёт. Данный вид энергии слишком пассивен, чтобы с её помощью повелевать нитями природной магии для активации заклинаний, а без магического начала не возможно что-либо адаптировать под своё тело. Я стану нонфейри и, как существо лишенное связи с природной магией, проживу не более ста лет, но и эти годы покажутся мне мучмтельно долгими».

«Если только…», – идея перетащить драконий огонь в воображаемую пещеру, созданную для управления энергией амулета Зари, а потом устроить основательный обвал на месте выхода из неё, казалась спасительной, это был хоть какой-то шанс сохранить силу. Мысленно я перешла в пещеру и представила пламенеющий клубок драконьей силы в её центре. Магию океана переместить не пыталась, а вот радужную энергию и даже хижину разместила по разные стороны от огня.

«Закроюсь так, что ритуал придётся начинать взломом, то есть больше, чем с начала. Легко теперь не сдамся», – я устроила на удивление реалистичный обвал, а, закончив, довольная содеянным, открыла глаза, и только что руки от пыли не отряхнула, да и то, кажется, только потому, что они по-прежнему были связанны двойными путами: магическими и верёвочными.

«Успела!» – сердце, окрылённое надеждой, забилось в бешеном ритме. – «Даже время осталось, можно придумать, кому ещё помолиться в новом приступе боли». – О том, что будет больно и даже очень напомнили обнаружившиеся ранки на нижней губе, похоже мной не раз прокушенной. Имеется у меня такая привычка, кусать губы в порыве свойственного мне упорства. Того самого упорства, которое ранее проявлялось беспросветной вредностью упрямого ребёнка, и как ни странно теперь, оно же не позволило противнику узнать, как в заклятии Безмолвия тщетно взывает к милосердию новая королева Элинии. Пытку я выдерживала с завидным, внешним спокойствием, на которое прежде не была даже способна (но пока в Данзиранском общежитии бессонными ночами напролёт заставляла себя поверить, что я королева целой страны, как-то незаметно перестала себя с термитами ассоциировать). Я выбрала слишком большую цель: быть для целого магического мира достойной уважения женщиной и соправительницей, как моя мама для Исильгарда. А это уже далеко не роль самого яркого из бесполезных насекомых, которыми играли на уроках. Это совсем другая категория отношения к миру, где ответственность за себя появляется первым из приличествующих статусу достоинств.

Поэтому в момент, когда Грах вновь сосредоточился на ритуале, а моя голова наполнилась тянущей болью, я не закричала, а, стиснув зубы, стала молиться Хроносу. Именно этот никогда не унывающий бог помогал любому существу не терять интереса к жизни. И слова возобновлённого заклятия извлечения силы не сработали.

Рот багбира перекосился от усилий ухватить и вытянуть хоть каплю моей магии, до этого тонкой паутинкой перетекавшей к нему. Под приближающийся шум (который, видимо, и отвлёк его от ритуала) и последующий грохот, его лицо вытягивалось в неверии. Глаза с прозрачной, белёсой радужкой и горизонтальным зрачком, казавшиеся до отвратности неправильными, вспыхнули злобой и отчаянием. Далеко не сразу багбир понял – шанс обогатиться чужими способностями им окончательно упущен. Вместо потока магии обнаружился большой облом и ещё один облом, гораздо большего размера, надвигался из другой части зала, которая на данный момент становилась крошевом из камня, гоблинского мяса и костей.

Моя голова, запрокинутая с края грубо отёсанного алтарного камня, меня не слушалась, отчего картинка происходящего доходила перевернутой. С трудом приняв происходящее за реальность, краем глаза проследила, как вслед за магическим вихрем, сметавшим камни, размазавшим гоблинов словно нож масло, влетел огромный, золотой дракон. Очередной, особенно яркий всполох света, и Грах былинкой на ветру отлетел в сторону, повис, придавленный чистой силой Гелиоса к одной из трёх уцелевших стен.

Наконец, я смогла сделать свободный вдох, слегка повернула голову и не пропустила момент, когда светящаяся магией, ящероподобная форма приняла очертания широкоплечей фигуры повелителя, которая всем без исключения, показалась ещё более угрожающей, чем его новая, драконья ипостась. Ибо даже огромный, крылатый дракон не мог выглядеть таким разъяренным, каким в тот миг был сам медноволосый эльф.

Несколько гоблинов отделявших его от багбира, чей статус легко угадывался наличием грубого венца на лысой голове, не воспринимались им ни малейшим препятствием на пути к цели. Оказалось, папочка Граха был свидетелем бесчестного ритуала отнятия моей силы. Ещё раньше, чем ко мне пришло узнавание, к немногим оставшимся в живых гоблинам пришло твёрдое осознание, что, несмотря на их отчаянное сопротивление, каждому из них, медленно, но верно, грозит убиение в виде отсечения головы. От неожиданного, драконьего явления лицо царя застыло в изумлении, его охранники заняли оборонительную позицию, а дракон, ставший суровым воином, устранял стражников по два, три за один взмах мечом. Шаг, свист метала, и под булькающие звуки головы последних охранников издали при падении одновременное «бух» на пару секунд обогнавшее «шмяк» их тяжелых тел. Занеся меч в последний раз, повелитель остановил его у шеи царя. Не оборачиваясь, закрыл разлом за своей спиной стеной огня, прямо перед целым войском, спешащим для спасения руководства, крайне неудачно одаренного щедротами Гофриций, притащившей им меня.

– Даромир Друг, – обратился к повелителю багбир. – Почему не предупредил, что зайдёшь?

– Не планировал, пока ты!… не взял!… МОЁ!!! – слух резало его словом, как острым ножом.

– Драконий огонь не пылает иначе, если его дал ты. Я не мог знать!

– Я не о магии. Ты выкрал мою женщину!

– Женщина?! Эта девчонка? Темники нашли редкость, сын всего-то, изучить хотел…

– Она… моя… жена!!! – и повелителю Зари сразу поверили. Он вон какой сильный, такой куда бы жену не поселял, даже в академии разные, любому гоблину это правильным кажется.

Да ещё учитывая, что эти слова он прорычал, не поверить в них было просто невозможно! Мне с моего места не видно было, но показалось, что повелитель опять драконом оборачивался. Такой звук эльфийское горло не выдаст. «Ой! Наверное, опять жрать хочет!» – То есть, как я успела узнать в Данзиране – кушать некрасиво. Так иногда парни выражаются. Я сама разок слышала, когда при нашем появлении в столовой им пришлось доедать в спешке. И они, давясь, жрали. То есть, побросали вилки, забыли про этикет и хлебали ложками какой-то суп с неудобной для быстрого поглощения, длиннющей лапшой.

– Спасибо, что объяснил! А то, как понять? С виду сильфийская дева, а приглядишься – замужняя драконица. Думал, умом на старости лет тронулся, – нарочито благодарно пробасил царь Тхета, заметно прогнувшийся в спине, дабы отклониться, во избежание более тесного знакомства шеи с остриём меча. Однако и эти несколько движений челюстью стоили ему тонкой струйки крови расплывшейся темно-фиолетовым, почти чёрным пятном на светлом одеянии.

– И защитная магия рода Риар не подсказала? – подозрительно тихо вопросил повелитель, и только гоблины не поняли, что это он от факта, что я его жена так зол.

– Промолчала, гадина? – царь угрожающе бросил ругательство в сторону Гофриций, распутавшей защиту, и опять крайне миролюбивое повелителю: Давай решим недоразумение? Скажи, как искупить?

– Издохни!

Категоричное предложение было принято с обречённой готовностью:

– Заслужил, – согласился царь и, снизойдя до просителя милости, предпринял попытку договориться об уступке: Оставь в живых наследника, и я велю ему служить тебе!

Встречные условия были озвучены резко и решительно. Багбир принял каждое: и клятву верности принёс, и охрану границ Элинии обещал, и даже патрули в Пустошь.

– Клянусь! – в который раз повторял царь.

– Живи и отвечай за клятвы сам!

Повелитель повернулся к наследнику Тхеты, тот дернулся, как от удара и застыл. Яркими вырезами на месте глаз, носа и сжатого в попытке сдержать стон рта пробилось свечение. Оно исходило от лица Граха, как от уродливого фонарика, сотворённого на Духов День. Чистый, совершенно белый, магический отсвет становился ярче, собираясь комом в горле багбира, пока не прорвался вместе с удерживаемым до последнего стоном боли.

– Не твоё! – бросил повелитель. Мимоходом забравший силу драконов, он приближался к алтарю.

– Клянусь заслужить, Владыка! – клятва багбира сопровождалась алчным взглядом фанатиков Златодара, которым он воззрился на своего нового кумира. Оба гоблина преклонились перед силой превосходившей все мыслимые и немыслимые представления о повелителе Зари.

«Вот тебе, негодяй! Ты тут язык заклинаниями чуть не стёр и пальцы в жестах ломал, а мой муж, не глядя, мою магию вместе с частью твоей по щелчку пальцев взял. А почему же мне сразу не вернул? Наверное, её сначала нужно от гоблина почистить». – Мой неопытный оптимизм не знал безвыходных ситуаций, поэтому, когда магия послушно впиталась в руку повелителя, я уже твёрдо поверила, что объект нашего с гоблинов подражания подошедший ко мне, торжественно вручит мне моё неосмотрительно утраченное, магическое богатство.

Верёвочные путы, державшие руки и ноги опали, но тут вмешалась деканша Жозель Гофриций:

– Жен в академиях не учат! – Она зачем-то сама нарвалась на суровый взгляд, но не остановилась. – Я носила ей записки от ректора, эта…, – многозначительно-пренебрежительный взгляд на меня, – путалась с ним.

– Не суди по себе. Нужно было дать тебе подохнуть, когда ты предала впервые!

– Уж лучше смерть, чем жить такой, как я! – согласилась заколдованная женщина, возможно, своей последней тирадой именно смерти она и добивалась.

– Ваше Светлейшество! – я закричала, спрыгивая с алтаря. Ноги подкосились, я упала, вытягивая руку в останавливающем жесте: – Не убивайте её! Она не хотела мне смерти и была вынуждена так поступить!

– Предать тех, кто не отвернулся?

– Ей обещали помощь. Она поверила профессору Снипрхинипронсе.

Лицо повелителя стянула судорога, ярость, взятая под контроль, пока ещё довлела над светлой мыслью уступить моей просьбе.

– И дальше ты живёшь строго по моим правилам? – озвучил он условие нашей новой сделки. Внимание повелителя, как и всех присутствующих, теперь, было приковано ко мне.

– Давайте обсудим, – попробовала торговаться, и тут же сдалась. Тело деканши заметно поднялось над полом, удерживаемое смертоносной силой. – Ладно! Ладно! По Вашим правилам! – Блеснул портал, и Жозель исчезла.

– Друг, – воззвал к повелителю царь Тхетельситапрохса, – твоя женщина вправе требовать компенсацию.

– Говори! – приказал мне повелитель. И мне показалось, что с такой злостью он даже с гоблином не разговаривал.

Благополучное завершение незапланированного визита было бы прекрасной наградой за мои страдания. И я потребовала не раздумывая:

– Заклинание Клю…

– Зачем красавице какое-то заклинание?! – меня перебили на полуслове. – Прими это! – Между мной и царём возникла куча гоблинского добра: рулоны тканей, шкурки бедных животных, очень пушистых и красивых при жизни, сундуки с откинутыми крышками, одни с золотыми монетами, другие притягивали глаз доверху наполненные чем-то блескучим, мигавшим огоньками отражений пламенеющей силы, которая по-прежнему закрывала дыру в стене. Обнадёженный моим невольным интересом, царь приблизился к одному из этих сундуков и зачерпнул пригоршню камней.

– Таких… – он подбросил десяток, играющих красными отблесками камней на ладони от чего по комнате мгновенно забегали сотни огоньков, – … больше не найдёшь, сколько не ищи. Сундук полный красных адамантов, чистейшей воды. Самые магоёмкие накопители энергии. Внуки будут воспевать твой мудрый выбор, женщина.

– Ключ! Покажите, как проникать в структуру заклинаний! – проговорила решительно и неприклонно.

Но долгие уговоры принять предлагаемые царём сокровища смог прекратить только вид теряющего терпение повелителя. А я, как назло, опять себя ярким термитом почувствовала. Ну, да. Красненькое такое, полупрозрачное, мелкое членистоногое, теперь не по своей воле ещё и с короной на башке. Возможно, царю было трудно поверить, что женщина не согласилась принять его бесценные дары ни по отдельности, ни все разом, или гоблин был не в состоянии оценить моё желание обладать не золотом и драгоценными камнями, а тем, что у них ценили только способные к магии мужчины. Но скорее всего, хитрец до последнего момента надеялся сохранить секрет.

– Хочешь Ключ? – подтверждая моё право выбора, он всё же переспросил. Я кивнула, и тогда с его пальцев сорвалось тончайшее плетение, по форме действительно напоминавшее ключ или скорее неказистую, длинную отмычку со сложной, трёхконечной бородкой. Я с интересом уставилась, разглядывая структуру заклинания, которую, к очередному потрясению багбиров, сначала сноровисто зафиксировала в пространстве, окружив силовым полем, а потом окрасила по методу ректора.

То, что меня без меня замуж выдали, да ещё и королевой сделали, я всем уже простила, однако, услышав грубовато-витиеватое поздравление со свадьбой, поморщилась и едва сдержалась, не без труда подавив в себе желание с гоблинской же вежливостью ответить «и тебе того же», сосредоточилась на изучении только что полученной редкости.

Именно передняя часть плетения Ключа придавала стабильность взломанной цепочке заклинания-цели, не позволяя ему активироваться. Скорее всего, прекрасно зная способности гоблинов сопротивляться магии, повелитель сражался, используя только артефакт Зари и физическую силу. Я подумала, что наука изменять формулы, перенаправлять или даже останавливать заклинания, на долгое время оставляя их в неактивном виде, могла бы оказаться очень полезной даже в кулуарах королевского дворца и постаралась запомнить все детали.

– Всё! – тот, кто считал иначе, сказал, как отрезал. Далеко не бережно, обхватив мою спину и колени, повелитель подхватил и прижал к себе. Я не возражала: «Схватил, значит надо!», спросила только:

– Если забуду, напомните формулу?

Оставив мою просьбу без ответа, он открыл портал и шагнул в большую, полупустую комнату, где стоял массивный, письменный стол и несколько тяжелых стульев.

Строгая обстановка кабинета, без мягких диванов и кресел, была полностью в духе хозяина. То, что это гостиная в покоях повелителя подсказывали знакомые размеры комнаты и расположение дверей из белёного дуба. Я посмотрела на них с грустной усмешкой. Здесь они служили отменно, а рядом в точности такие же двери несколько месяцев скрывавшие от мира нежеланную постоялицу, едва ли можно было назвать надёжной защитой от нравоучений повелителя.

«Кажется, для него вообще не существует преград. И где же тогда скрыт оракул, если без ключа Пяти Первых к нему не попасть даже такому сильному магу? И поможет ли добытый нами гоблинский Ключ?» – При воспоминании о разгроме, учинённом во дворце багбиров, вновь возникло двойственное чувство. Этот огромный мужчина пугал меня своим видом и властностью, но я не могла не восхищаться его силой, умом и смелостью.