Венецианская маска…

… Благородный роскошный 18 век, эпоха барокко, шик Венеции того времени, роскошно вычурно разнаряженные дамы и кавалеры в помпезных нарядах, дорогих украшениях и с обилием пудры на причёсках и париках, мчатся позолоченные кареты с лошадьми, гондольеры учтиво предлагают знатным дамам и господам свою помощь в преодолении каналов Венеции…

… А возле старого, покрытого гипсом и украшенного гипсовыми скульптурами и скамейками дома на этих скамейках расположились те, кто никогда не сможет позволить себе такой роскошной образ жизни, девицы и юноши из бедных сословий, что стали по воли судьбы куртизанками и альфонсами. В те времена их было легко отличить по маленькой детали: только «жрецы и жрицы любви» в те времена носили рубиновый перстень. Все они сидят по-разному, с противоположными эмоциями, ведь у каждого своё горе, которое привело к такой некрасивой профессии, и у каждого своё отношение к своему блудному образу жизни. Есть и те, кто вполне доволен. А что? Сыт, нарядно одет, ни в чём не нуждаешься, не сильно утруждаешься…

… Но большинство всё-таки воспринимают свой непристойный образ жизни с тяжёлой душой, чуть ли не со слезами смиряются со своим крестом, таких не осуждать не хочется, а пожалеть…

… Вот, из ребят второго типа, сидит молодой человек. Молодой, но точно, сколько ему лет, по внешности не скажешь. Что-то между семнадцатью и двадцатью двумя. Красив, волны русых волос собраны лентой, тонкие черты лица, большие глаза табачного цвета, лицо, как и у других, слегка прикрыла венецианская маска, а он, нервничая, то поднимал руку с рубинным перстнем демонстративно, то быстро её прятал. Зависимости от того, проходящая мимо него дама была достойной кандидатурой в пассии или чем-то не подходило юноше…

… Джовано Казанова, да-да, дорогие мои любимые читатели, этот смущенный юноша, не кто иной, как в будущем самый популярный авантюрист и любовник-альфонс Казанова, сейчас сидел на скамейке смущённый и униженный, нервно теребя то рубиновый перстень, то венецианскую маску. Рядом с ним невозмутимо стоял его лучший друг, такой же куртизан Ромео.

– Ромео, я не понимаю, почему на нас не обращают внимание? Ну, ведь и красив, и молод, что ещё этим графиням, герцогиням и маркизам нужно? Чего не хватает-то? – заныл тихо Джовано.

– Сиди тихо и не возмущайся! – слегка недовольно фыркнул Ромео – Посмотри, сколько у нас конкурентов! Понял всё теперь? А нам нужны деньги, так что сиди без возмущений и красиво улыбайся!

– Понял, молчу… – с обидой тихо протянул Джовано, а сам мысленно мечтал: «Так в моей жизни будет не всегда, я верю, что обязательно найду хорошую работу и перестану быть альфонсом, что у меня будет семнья, и я навсегда расстанусь с рубиновым перстнем и ненавистой маской, и уже мне не придётся стыдливо прикрывать лицо…»…

Ода истинной силе духа или царю Фёдору Алексеевичу Романову

… Много лет назад девчушкой-школьницей я прочитала историческую книгу Ключевского и узнала о тебе, царь всея Руси Фёдор Алексеевич Романов, сын славного русского царя Алексея Тишайшего и его первой жены Марии Ильиничны, которая передала почти всем своим детям, тринадцати детишкам, страшную болезнь, неизлечимую врождённую форму цинги с осложнениями. Настоящий бич первых представителей династии Романовых …

Ты был старшим их сыном, гордостью своего народа и царской семьи, и умён, и образован, твоим главным и лучшим учителем был великий Симеон Полоцкий, пророчивший тебе престол. А ты лишь мило ребячливо смеялся, ты не думал, что отец отправиться в жизнь вечную так быстро…

… Нет, ты не хотел ведь так рано становиться царём, тебе нравилась твоя жизнь царевича, любимая библиотека, уж у такого книгочея и полиглота, как ты была шикарная библиотека с книгами на разных языках, даже на латыни. А ещё, удивительно, любимая… конюшня! Ты ведь обожал верховую езду и своих многочисленных породистых лошадок, ты умел заботливо обойтись со своими питомцами: и почистить, и напоить, и накормить, а особенно любил арабского скакуна Гарпона. Вы с ним были одного характера: жизнерадостные, смелые, бесшабашные.

Да, ты тяжело воспринял уход отца, потому что понимал, как сейчас ответственность ляжет на тебя. Ведь ты и так царевичем из-за этой страшной цинги, что передалась по наследству и тебе, полжизни проводил прикованным к постели, обострения болезни случались часто и могли длиться и месяц, и два. Да и, когда обострений не было ,и ты ходил своими ногами и жил обычной жизнью царевича, всё равно опасность погибнуть никуда не исчезала. Каждый твой день в жизни был ещё одним сражением за самое простое право: жить на этой земле. И всё. А, став царём ты будешь воевать каждый день не только за свою жизнь, но и за благополучие своей Родины.

… Да, Фёдор, тебе было больно и унизительно, когда тебя несли в кресле с ручками до церкви, чтобы миропомазать на царство, ведь во время обострения ты не мог пройти даже такое расстояние, а толпа, вместо сочувствия, издевалась:

– Ой, да что это за царь?! Выглядит, как тощая колченогая коза!!!

Но ты не уронил, ни слезинки, ты никому не показал свою боль, при всей жизнерадостности у тебя была стальная сила воли или, что я называю силой духа. Ты сам, без чьей-либо помощи карабкался за жизнь, и страной ты управлял умело, все твои указы , новшества приносили видимую пользу Руси. Ты действительно был великий царь и великий человек, ведь при всех своих страданиях ты любил жизнь, свою страну, свою семью, даже мачеху Наталью Кирилловну и маленького сводного братишку Петрушеньку, будущего царя Петра Великого, ты стал ему достойным примером для подражания, твоей любви, твоих слабых силенок больного человека хватало на всех. У тебя была воистину широкая душа.

… Да, ты постоянно терпел боль, твоя болезнь никуда не исчезала, но ты служил Отчизне, рьяно доводил до конца все государственные важные дела и новшества, ездил на Гарпоне, играл Иваном и Петрушей, ухаживал за своей женой прекрасной Агафьей, словно не замечал трости в руках и боли в теле. Ты смеялся, радовался жизни, заботился о целой стране сквозь боль. Да, ты смеялся, когда тебе было больно, просто потому что, если бы не был таким смешным, ребячливым бесшабашно озорным, ты бы погряз в унынии. Смеялся любой опасности в лицо, будто вообще не умел бояться. Настолько привык к боли и к риску погибнуть в любую минуту Надеюсь, мои любимые дорогие уважаемые читатели сейчас тоже сделали свои выводы из этой оды…

. Вот это действительно, великая сила духа, которая спасла тебя, и многих, кто, как ты, жил неизлечимой болезнью. Я всегда восхищалась такими, как ты!..

И, собственно, я сейчас красиво пела эту оду тебе и силе духа, потому сама в самые тяжёлые моменты жизни вспоминаю тебя и учусь, хоть, чаще всего безуспешно, у тебя главному навыку: смеяться, любить, радоваться через боль, страдания и слёзы…

Пришли все эмоции и чувства в гости ко мне…

… Как-то созывала всех на званый я обед, стол нарядной скатертью с подсолнухами накрыла, в вазу букет из астр, роз и ромашек поставила, и салфеточки белые, и чайный сервиз нарядный, и чай ароматный разлила. А сколько угощений! И салаты редкие, и фрукты, и десерты вкусные, и бутерброды разные, и с сыром, и с красной икрой, и с паштетом поставила. Я ждала необычных гостей: разные чувства и эмоции решили собраться за беседой у меня.

… Вот, и первая гостья пришла, моя очень близкая подруга, леди Спокойствие. Как всегда, безупречна и в строгом тёмно-синем деловом юбочном костюме с женственной блузочкой и кожаной сумочкой, в которой всегда порядок, она с милой улыбкой осторожно зашла и произнесла:

– Здравствуй, Людмила, можно ли к тебе?

– Конечно! – радостно воскликнула я, – Мы с тобой в дружбе, Спокойствие, ты всегда долгожданный гость у меня и часто помогаешь, и часто скучаю по тебе! Садись к столу…

– Благодарю тебя, но, извини, прошу заметить, если бы была более рассудительной и менее мнительной, я бы приходила в гости намного чаще… – тихо и мелодично ответила леди Спокойствие и села кушать фрукты и пить ароматный малиновый чай.

Тут на пороге моего дома появилась вторая гостья, мадмуазель Счастье, моя лучшая подруга, как всегда, была прекрасна. Её красивое женственное оранжевое платье с женственным болеро развивалось, как и золотистые кудри с яркой заколкой, личико украшала лучезарная улыбка, кругом сразу зазвучал её чудесный нежный звонкий смех, а руках она держала нарядную коробочку с ленточкой.

– Здравствуй, здравствуй, милая Людмила, а посмотри, какой я тебе подарок приготовила! – воскликнула Счастье.

Я приняла коробочку с подарком, открыла, а там лежал чудесной красоты жемчужный браслетик, о котором я давно мечтала.

– Спасибо тебе, милая мадмуазель Счастье, – ответила я, – садись за стол, угощайся любимым зефиром, мы ещё с тобой побеседуем, но только почему, если мы настоящие подруги, ты редко приходишь ко мне?

– Ну, – протянула, скромно отведя взгляд, Счастье – Извини, я не хочу никого обидеть, я очень занятый человек, я не могу всегда и везде успеть, но я стараюсь…

Тут пришла и третья гостья, маленькая девочка Удивление с пшеничными косичками с яркими лентами, рыжими веснушками на деском милом личике в ярком зелёном летнем платье и принесла мне в подарок букет из одуванчиков со словами:

– Здравствуй, Людмила, этот букетик – тебе за то, что ты не разучилась удивляться интересным вещам, коре кажутся некоторым людям мелочами, не потеряла интереса к краскам жизни…

– Спасибо тебе, Удивление, – ответила я, принимая одуванчики, – Только я тебя очень-очень прошу, как добрую девочку, пожалуйста, пусть сюрпризы, что ты преподносишь, будут всё-таки приятными, а не досадными. Потому что, иногда ты приносишь такие сюрпризы неприятные, что очень обидно. Ты больше не будешь меня обижать?

– Я очень постараюсь, но не могу обещать… – ответила Удивление и поскакала ко всем гостям баловаться сушками.

Тут пришла ещё одна гостья, мадам Печаль, скрюченная седая, но со вкусом наряженная с серое платье с ниткой жемчуга и тёмное пальто и робко спросила:

– Здравствуй, Людмила, можно тоже пройти? Я… не на долго…

– Спасибо, мадам Печаль, что вы не надолго, а то, без вас невозможно Счастье, но, когда вы гостите слишком долго, становится невыносимо тяжело… – вежливо изрекла я.

– Не волнуйся, Людмила, я назойливо мучаю только вредных, злых и глупых людей, а с таким хорошим людям, как ты, я стараюсь не слишком надоедать, и спасибо, что признала, что без меня, без капельки дёгтя, не бывает бочки мёда, как в мудрой поговорке, не было бы счастья, да несчастье помогло…

Вот таких гостей принимала я, а кого из эмоций и чувств позовёте в гости на званый обед вы, дорогие мои любимые читатели?

Монолог жалостливого солдата…

(творческая фантазия по мотивам романа «Фаринелли»)

…Эх, служба солдатская, вроде и благородная ты, а как же не служить-то своей родине и своему королю! На это и отвага, и пылкая преданность присяге и родине нужна, благородное это дело…

Но только есть в этом деле один нюанс: всё мужество это ты проявляешь только на войне или ответственных заданиях короля, когда действительно нужен героизм, а такие моменты случаются та-а-ак редко, что я вспомню пару таких эпизодов только из молодости. Когда же всё спокойно, тебе приходится выполнять такую жутко неприятную работу, как сидеть конвоиром в тюрьме, или стоять на посту, за порядком в городе наблюдать, или, самое тяжёлое для меня, быть исполнителем наказаний, когда король приговаривает кого-то к публичному высечению розгами на помосте на площади. Не знаю, как другим, солдатам, некоторые говорят, что даже любят это дело, чтобы силу свою продемонстрировать на наказуемом, посмеяться, а я так не умею, я не люблю такую обязанность, а иногда некоторых ребят мне очень даже жалко.

Вот, помню, дня два назад мне был отдан приказ, что я буду на помосте на главной придворцовой площади сечь в то утро оперного певца Фаринелли, триста ударов. Ну, я, скрипя сердцем, лавку на помосте поставил, ведро с раствором и розгами приготовил к назначенному времени. Тут на площади столько много народа всякого собралось разного сословия и дохода посмотреть на публичное наказание! Яблоку негде было упасть…

… А тут мне и на наказуемого указали. Ой, как сердце у меня от жалости сразу вздрогнуло! Я не ожидал, что мне такого на скамейку положат худосочного юношу. Такой ещё молоденький! Совсем, как маленький невинный Ангелочек, очень жалко его стало мне. А что делать? Как ни жалко, а свою работу мне нужно выполнить…

Я дал ему специальную тонкую намоченную рубашку для наказаний, тот сменил свою нарядную рубашку с кружевами на рубашку для наказаний. Я смотрю, а король ещё не нанял своё место, я и сказал юнцу:

– Нужно постоять здесь немного, подождать его величество, потом начинать наказание…

… И смотрю на Фаринелли, что стоял рядом со мной в этот момент на помосте, и сердце у меня сжималось, так я сочувствовал ему. Стоит он и одновременно