Отзывы на книги автора «Луи-Фердинанд Селин»

Собиралась я начать знакомство с Селином с воодушевлением, но тут просыпался на него такой град упреков, что я взялась за книгу с какой-никакой, а осторожностью. Прочитала страниц так сто, недоуменно подняла взгляд от книги и пожала плечами со словами: «И чего все всполошились?.. Нормальный парень!» Ну да. Специфический, конечно, этого не отнять, но вполне нормальный.

С отвращением героя (и автора заодно) к окружающему миру читатель сталкивается с первых страниц. Перед нами – врач, обслуживающий социальное дно, захлебывающийся от негативных эмоций, обличающий своих пациентов и просто знакомых с такой пугающей откровенностью, что поневоле взглянешь на врачебное дело с непривычного угла и посочувствуешь лечебных дел мастерам. Фердинанд, от имени которого ведется повествование, сразу отчетливо показывает нам – «сыт! всем! по самое горло!»

Далее коктейль отвращения, насилия и коротеньких, но поразительно трогательных вставок, создающих странноватое впечатление, плавно переходит в длительные воспоминания о мучительном детстве и еще более мучительном отрочестве Фердинанда. Причем переходит так, что я вплоть до последних страниц была уверена, что это всего лишь флэшбек, и скоро он закончится. Ан нет. Мы прослеживаем длинный путь от самого начала, от мальчика-Фердинанда, дитяти трудолюбивой, но больной и склонной к истерикам женщины и мужчины с разбитыми мечтами, проклинающего все и вся, но особенно – сына, который, по его убеждению, чуть не от рождения эгоист, обреченный стать преступником. По этой причине Огюст не забывает давать сыну затрещины и непрестанно говорить, какое тот неблагодарное дерьмо. Поговорить с Фердинандом по душам никто особо не пробует, на него сыплются только оскорбления и обвинения. Что бы он ни делал – все по определению плохо. Это отношение родители старательно передают другим его опекунам: владельцам контор, в которые пробуют устроить Фердинанда, хозяевам так называемого английского колледжа, куда пытаются сплавить непутевого сына. Примечательно, что те, кто составляют о Фердинанде более или менее положительное мнение, в конечном итоге оказываются либо неудачниками, либо негодяями. А ведь Фердинанд, хоть и не хочет казаться симпатягой, бывает таковым, особенно когда рядом с ним находятся детишки. Сквозь смрад грязи и жестокости четко прослеживается теплота, которую по мере взросления он начинает испытывать к младшим (теплота, если что, в самом невинном смысле, а то, читая об этой книге, да и саму книгу, чего только не подумаешь).

Ты купаешься в собственной грязи! Валяешься! Катаешься в ней! Здоровый! Бодрый! Тебе ничего не надо! Ты проходишь под звездами… как под майским дождем… Что ж! ты великолепен, Фердинанд!

Отдельно хочется упомянуть, что последним опекуном, то есть начальником Фердинанда стал фанатичный изобретатель, которому не чужд был интерес к астрономии. Хоть в целом из сотрудничества с ним не вышло ничего хорошего, я получила приятную весточку о Фламмарионе, что было очень приятно. Бонусом шли немного искаженные, но все же элементы истории воздухоплавания.

Однако «Смерть кредит» - это все-таки история становления человека. Или нестановления. Можно было бы округлить до «попыток становления», но у Селина, как и в жизни, все сложно… Скажем так: перед нами опера на тему «как я докатился до жизни такой», четко, по-моему, показывающая, что хотя окружающая обстановка не может не сыграть роли в развитии ребенка, во многом Фердинанд преувеличивает. Он хочет показать себя с худшей стороны, он ловит любой момент, чтобы захлебнуться ненавистью, он не видит и не хочет видеть ничего хорошего в людях и жизни, нет: любое впечатление нужно ему только для того, чтобы переварить его в отвращение и где-то за строками удовлетворенно кивнуть: «Вот какой я несчастный». Пусть мнение родителей о нем служило плохую службу, он крайне мало сделал для того, чтобы доказать людям их неправоту. В Англии ему были предоставлены все возможности, но он не пожелал их использовать из-за какого-то ослиного упрямства.

Кстати об Англии. В тексте имеются сомнительные моменты, только убеждающие в преувеличениях. То Фердинанд молчит по несколько месяцев, то упоминает об общении. То он учился из рук вон плохо, то вдруг пишет вполне себе умело и складно. За такие моменты глаза цеплялись не раз и не два. А правда ли ты молчал, Фердинанд? А правда ли ты такой бездарный и опустившийся, каким пытаешься себя показать?

Хотя не цепляться в случае этой книги вообще сложно. Стиль ее – ужасно неудобоваримый. Короткие, обрывистые предложения, после почти каждого из которых – троеточие! Бесконечные… Троеточия… Причем иногда даже… Разбивающие предложения!.. И так всю книгу!.. Глаза рыдают… Мозг плавится… А если не троеточия, то восклицательные знаки. Живи Селин в нашем веке, я бы подумала, что он написал книгу обычным стилем, а потом велел компьютеру заменить все знаки препинания (кроме, конечно, восклицательных знаков) на троеточия. Собственно, считаю это главным недостатком романа. Наряду с излишней слезовыжимательностью, маскирующейся под оголтелое и часто бессмысленное бунтарство.

Но в целом роман понравился вполне. История несчастной жизни Фердинанда все-таки увлекательна, кроме того, как я уже упоминала, в книге имеются коротенькие трогательные вставки, выдающие, не побоюсь сказать, романтическую натуру. Ну и что больше всего мне понравилось – это как низменные жизненные ситуации в глазах и мозгах главного героя плавно переходят в сюрреалистический психодел, сравнимый иногда даже с Лотреамоном. Так-то!.. Если бы роман не оставил еще чувство недосказанности, было бы совсем хорошо!..

Есть такое интересное, пусть и, на мой вкус, странноватое сообщество - Под Корень. На перепост их рецензии на Селина я как раз наткнулся на стене одного уважаемого мною человека. Это и подтолкнуло меня к прочтению этого писателя. И тут будет как раз рецензия на все прочитанные мною на данный момент его труды, на Селина как на автора под последней книгой его трилогии.

Скажу честно: писатель дна и бедноты, поэт улиц - это не слишком лестные эпитеты в моих глазах. Все эти слёзы над судьбами Оливеров Твистов и Девидов Копперфильдов вызывали у меня только отвращение даже в школьные годы, а именно подобные книги и приходили мне на ум, когда я видел про "автора, прочувствовавшего атмосферу низов". Мне не нужно говорить, что бедные тоже люди, которые при этом счастливее богатых, но несчастны и всё такое. Это скучно и глупо. Конечно, было очевидно, что анархичность и жёсткость, которые приписывались Селину везде, на выходе не дали бы написать ему слезливую притчу о бедненьком ребёнке, который честнее богатых. Но и этого недостаточно.

Второй причиной contra был выводок отвратительных "хрянцузских" псевдописателей, псевдофилософов и псевдодеятелей во главе с Сартром, который в своей тошнотворной "Тошноте" поставил цитату из Селина эпиграфом. Так как судьбой Луи-Фердинанда я не особо интересовался, то сгоряча подумал, что они из одной петушиной обоймы. К счастью, я ошибся, Сартр был противником Селина (с определённого момента). А это - положительная рекомендация.

Так вот, Селин и его книги, книги и их Селин. Прежде всего, это невообразимо прекрасный стиль. Мне, в общем-то, пофиг, о чём пишет Селин, если это переводит Маруся Климова. Повествование - это именно нить, а бусины на ней - это многоточия. Гюго мог написать нечто типа: "Корабль, на который меня проводил мой горбатый проводник, был видавшим виды старинным судном. Нос его, некогда выкрашенный зелёной краской, уже облез и стал покрываться ржавчиной, что придавало ему вид <вставьте мощный романтический эпитет по вкусу>. <...описание остальной части корабля на страницу..> Там я встретил капитана. Это был один из самых странных субъектов, что я видел за свою грешную жизнь. Левый висок был тронут ранней сединой, а вокруг левого же глаза собрались морщники. Это выдавало в нём старого морского волка, всегда подставляющего солёному морскому ветру свою левую сторону лица..." Ну и такое же описание неприветливости и убогости на несколько страниц, да.

Селин делает всё проще. Корабль называется "Генерал Муде", он везёт его в Африку работать на компанию "Сранодан". На другом корабле все дружно блюют, в вёдра, друг на друга, в море, в небо, всюду. Нет, я не отрекаюсь от своей разгромной рецензии на говноеда Сорокина, ни в коем случае, просто когда цвет блевотины - это небольшой штрих на общем полотне, я не вижу смысла протестовать. Ну выбрал автор такую краску для этого момента. Он художник, он ТАК ВИДИТ. И, что самое главное, автор не стал затягивать общение читателя с подобными красками. Он не ханжа и не считает, что читатель ханжа, просто Селин - адекватный человек и прекрасно понимает, что если читатель долго общается с какой-то из сильнодействующих красок, то в неё и окрашивается творчество автора. И своё творчество Селин предпочёл покрасить в цвета грязи и крови.

Самое интересное, что там нет пота, нет слёз. Ну, почти. На общем фоне это всё незаметно. Допустим, вонь от пота иногда бывает. Но пота и слёз нет. Хотя их и некуда вставить, да. Селин ничего не высмеивает, ни над чем не потешается, но не смеяться над его текстами не возможно. Весь этот юмор идёт откуда-то изнутри истории, из контекста, из противоречий. Он крайне органичен, и при расхваленном мною отрывочном стиле повествования одна "смешная" ситуация может длиться несколько страниц, складываясь из разных восклицаний автора.

Неимоверно доставляет прямо-таки рыцарская честность Селина в жизни, а потому и в книгах. И, что последовательно, это не из рыцарских побуждений она у него такая. Просто клал он здоровый болт на всех этих людей, что пытаются класть болт на него. Не верит он в де Голля, национального героя, не верит и в маразматика Петена - это не мешает ему, наплевав на всех, называть первого шарлатаном, ругая второго. Должное он тоже им отдаёт. Он просто последовательный анти-фанатик чего-либо. В этом, кстати, он доходит до фанатизма. Дешёвый каламбур, да, но что делать, если именно так мне видится эта его характеристика, которая мне дико в нём нравится.

Возвращаясь к "писателям из народа". Селин, действительно, судит как простой человек обо многом. Честный, умный, но простой. Как писали Под Корнем, "по складу характера Селин больше всего напоминает буржуа, который хочет хорошо кушать, а главной ошибкой в жизни считает занятие литературой. Оказавшись в изгнании, Селин целых три книги брюзжал, какая же откровенная сволота лишила его кофе по утрам и уютной парижской квартиры". От плачей по "миллионам убитым лично Сталиным, Гитлером, Черчиллем, Рузвельтом, Де Голлем, Петеном..." уже просто тошнит. Фердина видит, что нацисты лишили всех нормальной еды ради уничтожения евреев, цыган и прочих, видит, что цыгане спокойно разъезжают по Германии и развлекают жрущее от пуза офицерство, и делает простой и понятный вывод, который так хочется хоть от кого-то услышать: нацисты - уроды именно по этой причине. И плевать ему на все концлагеря. Как и вам, признайтесь.

Селина назвать гением мне трудно. Но это лучшее, что я прочёл за последнее время.

Дорогой читатель! Начиная рассказывать тебе о том, как найти Луи-Фердинанда Селина, для затравки сообщу тебе, как Селина потерять. Для этого надо воспользоваться поисковой машиной Интернета (я, правда, не гуглю, а дакдакгою). При наборе в поисковом окне "Селин" по-русски, лавры первой страницы выдачи практически поровну делят артист Сергей Селин (Дукалис из "Улиц разбитых фонарей") и Селин Дион (франкоканадская певица). Таков Селин наших дней. Поэтому пользуйся полным именем Луи-Фердинанда нашего Селина и удача тебе улыбнется.

Необходимо предварить рецензию дисклеймером: во-первых, речь пойдет сразу о двух книгах т. н. "Немецкой трилогии" Селина – "Из замка в замок" и "Север", во-вторых, и рецензией в обычном понимании это не назовешь. Так, характерные (для меня) размышлизмы вокруг да около. Пардоньте!

Пара слов о языке Селина. Это очень своеобразная манера письма. Такие короткие нарративчики с троеточиями в конце. Можно отчасти сравнить их с "поливами" политика Жириновского (покойного, увы). Помните?"Подонки!.. Негодяи!...". Или: "Наши!.. Солдаты!.. Омоют!.. Сапоги!.. В Индийском!.. Океане!.." Вот и у Селина нечто похожее, минус еврейский темперамент Жирика. Такое себе, местами более или менее злобное, пыхтение ветерана войны. Я прекрасно помню этот типаж, я его еще застал, инвалидов войны (той), раздраженных и бубнящих, и лезущих в магазине без очереди за костями для супа. И слегка безумных, да. Лимонов, кстати, в одном из своих эссе назвал Селина "желчным инвалидом". Селин действительно имел инвалидность, он воевал в Первую мировую.

В "Из замка в замок", а затем в "Север", говорится о злоключениях Селина и его спутников в Германии, Франции и Дании. Вы, наверное, знаете, что Селин был "коллабо", "предателем", переместился из Франции в Германию вместе с профашистским правительством престарелого маршала Петена и засел в замке Зигмаринген. Точнее, около него. Селин был там не самая важная птица, но его писательские наблюдения очень ценны. По сути, это документ, второго такого нет.

Ну, вот, Селин наш, значит, он врач по первой профессии и практику не бросал до самой смерти в 1961 г., лечил бедняков в Париже. Вот и в Зигмарингене он пытается лечить людей, а у него нет лекарств, нет даже серной мази от чесотки. Чесотка, да-с! Про вшей и блох, неизбежных спутников войны, не пишет.Видимо, у немчуры даже в 1944-м гигиена была на высоте. До определенного предела, конечно. Остается в памяти образ туалета над пивной (а напротив сортира – комната Селина и его подружки). Туда заходят и по двое, и целой кучей, срут и ссут, все это воняет, а потоки мочи рвутся через все щели к беззащитной парочке французов. Вероятно, можно назвать это раблезианским мотивом (не филолог, не читал). Или же, вся эта фактура  слегка напоминает о Гашеке.

Пожрать в пивной, кстати, было нечего, только овощное рагу и пиво. Мясо полагается только солдатам, молодым и здоровым бойцам. А они на станции, являющейся важным ж/д узлом. Разнообразная солдатня в разномастной униформе и камуфляже: немцы, французы, прибалты из всех этих легионов, украинцы и власовцы. Прибывают эшелоны, солдатня высаживается из них, набивается в станционное кафе и наяривает на пианине одно и то же – "Лили Марлен"до упаду ("Поют хорошо", – отмечает Селин.) Хоть это хорошо... Тут же и малолетние шлюшки, о нравственности которых пытается заботиться Селин. А сверху, в небе – британские и американские бомбардировщики. Прекрасно! Кошмарная картина разбомбленного Берлина в "Север"– одни качающиеся фасады, оставшиеся от домов... Сатирические портреты разнообразных эсэсовцев прилагаются. Но, честно говоря, я не ощутил "страшного человеконенавистничества", приписываемого французскому "экривану". Наоборот, иногда ему все же удавалось найти немного серной мази или, даже, морфия и облегчить чьи-то страдания.

Еще один прием автора – это повторы. К одной и той же теме он постоянно возвращается не раз и не два, пыхтя и накручивая себя, повышая и повышая градус истерики в своих "поливах". Конечно, достается недругам Селина. Это левачки всякие там французские. "Обрыгон" – это Арагон. "Тартр" – это Сартр. "Труляля" – это Эльза Триоле. "Хрюхрющев" – это Хрущев. "Хрянцузы" – это французы. "Товарисчи",– это товарищи. "Хрясь по черепу!", – сами поймете. Кстати, солидарен с Селином в его возмущении жирдяйством международных левых тех лет. Ну, товарисчу Маленкову, видимо, быть жирным было можно и даже нужно – его Сталин пытал едой. Но вот Пикассо, и Арагон, и Сикейрос-автоматчик, какого хрена они все такие жиробасы? Видимо, осетрина им поступала прямиком из советских посольств. В виде помощи угнетенному мировому пролетариату. Вот, кстати, добавлю, и убиенный ЦРУ (как недавно выяснилось) чилиец Павло Неруда тоже был жиртрест с двойным подбородком.Надеюсь, хотя бы, яд товарисчу добавили прямо в черную икру!

Но я увлекся... Есть некоторые вопросы к переводчице Марусе Климовой (Кондратович). Действительно это именно так у Селина? Трудно судить, но попробовав читать тексты самой Климовой, удивляешься разболтанному и неаккуратному стилю письма. А она ведь петербургский филолог... В общем, у меня есть сомнения.

Удивительно,но судьба Селина в чем-то схожа с судьбой русского писателя Михаила Булгакова. Судите сами: оба очень талантливы, одни из лучших. Оба врачи. И оба были "интернированы" властью и обществом или же, иначе, де факто находились в статусе военнопленных. Оба служили проигравшей войну (гражданскую) стороне. Их и жить-то оставили, скажем так, "по лимиту". "До обострения международной обстановки", как раньше говорили. Забыл сказать, оба писателя – антисемиты: Луи-Фердинанд Селин - Безделицы для погрома (не читал) Михаил Булгаков - Под пятой (Мой дневник 1923 года) (читал).

Конечно, нельзя не коснуться антисемитизма Селина. Да, он написал в тридцатые два таких памфлета. Но следует ли ставить в вину Селину Холокост? А этой, Изабелле, как ее, Кастильской, чтоли, средневековой испанской христианнейшей королеве? Или римскому императору Адриану? Можно? Вся ли мировая история вела к Холокосту и последующему образованию государства Израиль как ее кульминации? (Нас похоже учили в советской школе: и восстание Спартака, и Жакерия, и бунт Уота Тайлера – были предпосылками к оргазму Октябрьской революции. "ВОСР! ВОСР!", – ожесточенно сокращал я в тетрадке.) Тут ведь есть о чем поразмыслить... Холокост – это закономерность или случайность? Или вот еще тема, что хуже и ай-яй-яй: быть антисемитом до Холокоста, или после него? Может ли Холокост, во втором случае, повторяться? Видимо, тогда (не дай, конечно, Б-г!), по крайней мере, его станут писать со строчной буквы. Не как историческое событие, а процесс.

Вернемся к коллаборационизму Селина. Любопытно, но Западная Европа его не то, чтобы тогда простила, но переварила, "отклеив"тексты от личности. Схоже было, например, и с норвежцем Гамсуном, сотрудничавшим во время войны с квислингистами. Но это все "нацистские прихвостни". А вот процессы в Восточной Европе сейчас прямо противоположные.И здесь речь идет о коммунистических коллабо. Не скажу за все страны, но в Латвии очень известный латышский писатель Вилис Лацис практически "отменен". Досталось и Упиту. Пока конца-края этому процессу не видно и когда произойдет их реабилитация как литераторов, никто вам не скажет. А жаль, особенно Лациса – все-таки первый латышский автор бестселлеров, селф-мейд-мэн и просто неплохой писатель. И так, думаю, сейчас по всей Восточной Европе, от Эстонии до Албании. Таков зейтгест.

Последний финт, мы снова о Селине. Не все так просто с его текстами, ага. Есть мнение, что раньше их издавали зря, а теперича низзя! Селин должен быть отменен, Селин должен быть забыт. Почему? А потому что новые времена с иной повесткой.

А ведь Селина когда-то ставили в один ряд с Прустом (тут должен быть грустный смайлик, или Пепе). Читайте, пока не запретили!

Люди часто не понимают, что комедия, в которой они участвуют, закончена и они обречены!

Книга сразу пленила меня своей обложкой (что, у меня специфические вкусы? Ну и ладно), и из магазина я утащила ее прямиком в свой книжный шкаф. Кто и что такое Селин, меня в тот момент не особенно интересовало, просто хватательный инстинкт совместно с тем самым специфическим чувством прекрасного велел – бери! А потом вышло так, что «Смерть в кредит» Селина досталась мне в ДП; так и началось знакомство с автором, и мозг сходу выделил для себя отдельное состояние: хочу Селина.

«Из замка в замок» - книга странная, практически бессюжетная. Но центральный персонаж здесь все тот же – сам Селин, на момент истории пожилой врач, ненавидящий все и вся, лишь изредка позволяющий заговорить останкам совести или, скорее, внутреннему голосу, способному оценить самого Селина со стороны; впрочем, от него автор-рассказчик быстро отмахивается, считая себя в праве расточать яд, да и почему бы нет, посмотрите на людей вокруг, посмотрите на этот мир!.. Да уж, Селину есть, о чем поведать, что вспомнить – о заключении в датской тюрьме, о блужданиях по Замку, которое можно расценить и как серую, отвратительную реальность, и как сюрреалистический кошмар, к которому сам Селин оказался привязан глубоко и надолго, и о вынужденном бегстве…

Понятия не имею, к чему красуется «Отвращение к Селину» на обложке. Это можно было бы понять, может, прикрепись цитата к «Смерти в кредит» (или какому другому роману), но по сравнению с оной «Из замка в замок» как-то не изобилует чем-либо из ряда вон – так, крепкие словца, не более того. Единственное, есть опасность захлебнуться в выплескиваемой ненависти, но, по-моему, грозит это только тому, кто не хочет посмотреть на мир глазами Селина, да и просто допустить мысль, как зачастую лицемерны, жестоки и безнадежно глупы бывают люди.

Хочется отдельно отметить, что восклицательно-троеточечный стиль автора непривычен только поначалу, но для излагаемого он более чем подходит, и быстро привыкаешь, не спотыкаешься, даже какую-то особую прелесть подчас можно найти в этих прерывающихся строках.

Нет большего счастья для человека, чем служить олицетворением чего бы то ни было!.. вы можете отрезать ему голову: он олицетворяет!.. а посему голова довольная возносится на Небеса к ангелам!

Не знаю, правда ли мир делится на тех, кто ненавидит Селина лютой ненавистью, и тех, кто его боготворит. У меня он вызывает горькое понимание, часто – сочувствие, ну и, в конце концов, есть у него способность создавать извилистые лабиринты, в которых можно блуждать и блуждать. Так что пока сей спорный автор оценивается мной на твердейшую четверку и не без удовольствия созерцается на книжной полке.

«Смерть в кредит» Фердинанда Селина является своего рода приквелом к ранее написанному им роману «Путешествия на край ночи». Второй стоит в одной шеренге с такими произведениями и именами, как «Улисс» Джойса и «В поисках утраченного времени» Пруста. Роман, ломающий привычную форму. Принципы, положенные в основу его творчества, с воодушевлением воспримут Генри Миллер, Джозеф Хеллер, битники Джек Керуак и Уильям Берроуз. Пунктуация здесь служит передаче настроения, задаёт ритм и каждый знак обретает новую семантику в каждом порождаемом автором контексте. Готовьтесь к пулеметной очереди из многоточий и восклицательных знаков. Автор, изображает окружающий его мир без этики, стремясь достигнуть максимальной честности и объективности. Человек для Селина только тело, более того, оно ему омерзительно. Физиологические подробности служат цели продемонстрировать, насколько. Но дело в том, что «дух», оппозиция плоти, для него также ненавистен, потому что Селин считает мораль и этику лицемерием, чем-то искусственно созданным и ненужным. Поэтому в его книге отсутствует психологизм, психологизм для него - ложь. Для «здоровья» по Селину их нужно отринуть, к чему далеко не все готовы.

В одной из статей встретилась информация о том, что Селин считал творчество Генри Миллера «пустой болтовнёй». А.А. Аствацатуров говорит в своей лекции, что Селин, напротив, одобрил «Тропик Рака», но, не смотря на это, так и не захотел встретиться с его автором, так как лелеял свою ненависть ко всему американскому. Стоит верить второму, так как в литературном смысле два автора довольно близки. Творчеству обоих свойственная автобиографичность, оба стремились к созданию «романа нового типа», сделали ненормативную лексику нормой. По настроению роман «Смерть в кредит» особенно близок к миллеровскому сборнику, написанному в том же 1936 году, «Черная весна» но даже последний, рассказывающий об опыте депрессии, не оставляет такого тяжелого осадка, как эта книга Селина. Так же, как «ЧВ», «Смерть в кредит» заостряет внимание на детстве рассказчика. Миллер на фоне Селина может показаться слишком сюрреалистичным и озабоченным словесными украшениями и метафорами, а Селин на фоне Миллера кажется скуповатым в этом отношении. Селин рубит правду – матку, изображая всё таким, каким есть, поэтому череда событий, как и реальная жизнь, не подчинена никакой композиции. Эпизоды то связаны друг с другом, то вообще не имею точек соприкосновений; что снова роднит его с Миллером.

Книга вызывает то недоумение, то отвращение, то интерес. Удивляет, ошеломляет, путает, затягивает, отталкивает, угнетает, изводит. Простота языка здесь обманчива; на самом деле, «Смерть в кредит» непросто читать. Текст похож на внутреннюю речь, будто мысли грубо отесаны орудием литературы. Повествование ведётся от лица человека в лихорадочном бреду. Текст – массив воспоминаний. Повествование от первого лица – пропуск в голову рассказчика и, казалось бы, это обстоятельство должно только сближать с ним, но этого не происходит. Из-за отсутствия психологизма, который был так ненавистен автору. Например, у рассказчика умирает бабушка, единственный человек, от которого он не терпел унижения, но он сообщает об этом, как о факте и бесстрастно говорит о механических действиях, которые пришлось произвести в связи со случившимся. Он не испытывает скорби. Да почему, собственно, он должен? спрашивает Селин. Быть может, так он изображает «новый тип» людей, о каком писал ещё Жид в «Фальшивомонетчиках» (1925), но в отличие от последнего, критикует не его, а человека как такового. Детство и юность рассказчика относятся к слому веков, во время которого «старая гвардия» в лице родителей персонажа никак не может научиться жить по новым правилам, их торговля не может угнаться за модой, а жена Куртиаля никак не может принять то, что на смену аэростатам пришли самолеты. Нельзя сказать, что главному герою в этих условиях не комфортно. Следующую характеристику рассказчику даёт один из персонажей, Куртиаль де Перейр, «Ты не плохой, Фердинанд. Ты никакой». Автор заставляет верить в безнадёжность Фердинанда на всех фронтах. Он доводит читателя до того, что напряжение возникает от ожидания, донесёт ли главный персонаж эти чертовы сливочные сырки к обеду или нет. Он вводит читателя в заблуждение, а потом случается очень неоднозначная концовка. Антигерой, ты не антигерой. А для любителей фильмов в жанре grindhouse в книге ещё и юмор есть. Сцена морской качки, ты незабываема. Автор жмёт на нужные кнопки, возводя все рычаги до максимума. Максимум объективизма, максимум абсурда и гротеска, максимум мерзости и безнадёги. То ли манипулирует, то ли показывает, как можно играть на человеческом, что вдолблено в голову обществом. Но если после прочтения Керуака (который любил Селина до умопомрачения), хочется послать всё критикуемое автором к чертовой матери, то после Селина понимаешь, что сделать этого не готов. Что усиливает эффект омерзения от... всего. После сказанного, возможно, оценка кажется несправедливой; но она не ему, а мне, потому как я просто не знаю, что теперь со всем этим делать.

Есть посредственные писатели, нормальные, хорошие, великие и есть Селин.

Закончила читать и сразу начала снова. Сперва делала заметки, отмечала страницы с особо упоительными пассажами, а потом поддалась потоку, да и действий больше стало. Поэтому и перечитывать пришлось, т.к. после действий трудно вспомнить просто размышления или поношения кого-то.
Так странно, что некоторые Селина считают исключительно неудачником, и ещё более странно, - если мерзавцем. У меня он ещё весь впереди, конечно, вон непрочитанный лежит, но стоит открыть даже "Из замка в замок", как тут же понимаешь: нет, какой мерзавец? он прекрасной души человек, которому много всего выпало. Да, его принципы и взгляды, может быть, не толерантны. Но, несмотря на то, что он упоминал в романе послевоенную Европу, его предположения о том, какой она будет в дальнейшем, т.е. сейчас, по моему мнению, очень даже соответствуют действительности.
Загадочным образом он умеет в двух словах, без долгих пространных описаний создать такую яркую атмосферу, которую бы, наверное, никакие описания и создать-то бы не могли.

Если мы обратимся даже не к форме, которая на первый взгляд кажется весьма произвольной, а к подаче, то увидим, что это живой, активный, экспрессивный монолог. И вот тут интересно: рождается впечатление, что этой речи читатель одновременно и нужен, и не нужен. Нужен, потому что каждое слово - это обращение, зов, иногда желание понимания. Не нужен, потому что текст абсолютно самодостаточен. Всё рассказываемое - это уже пережитые события, изменяемые, может быть, только памятью и восприятием самого главного героя (а в нашем случае автора), но не читателем. Они произошли и предстают цельной глыбой, от которой Селин иногда отрывает и рассказывает нам куски, так или иначе возникающие в его сознании.

Обратите внимание: последовательно (ну почти) он начинает говорить о своём пребывании в Зигмарингене, будучи больным, лежащим в лихорадке. На болезнь легко списать откровения, выдать их за помешательство и замутнённый разум. Но у Селина, кажется, разум наоборот проясняется, когда приходится говорить о вещах, которые уже закончились, в отличие от весьма неопределённого будущего. Тут же можно отметить, что при рассказе о жизни в Ловене, Фердинанд обращает внимание не только на обитателей Замка, но и на окружающих, которые, фактически, как и Селин, не имели никакого отношения к правительству Виши, коллаборационистам и прочим. Это люди, бегущие от войны, бегущие в любое место, кажущееся им наиболее безопасным и наименее голодным. Зигмаринген, наверное, был для них неким оплотом спокойствия, хотя, конечно же, они его там не получили. Но с другой стороны, рассказывая и о министрах, о маршале, то бишь о высоких чинах, Селин не ставит ничего им в вину. Он не называет их предателями, не сетует, до чего же это они довели страну - совсем нет. Он даже даёт двум из них цианид, хотя и жалеет впоследствии.

Теперь взглянем на форму. Сначала - события текущих дней: издатели, отсутствие денег, отношение соседей, врачебная практика, его враги и недоброжелатели, возвращения к более раннему времени, ещё до Замка, - ограблении его квартиры в Париже, о Замке - только маленькие упоминания. Надо сказать, что первая часть более экспрессивная, прерывистая, даже по части грамматических структур, а не только по мозаичности приводимых сведений. В "Замковой" части те же многоточия, но и цельных предложений больше, и сам ритм как-то немного утихомиривается, хотя и синкопичность (да простят мне все, имеющие музыкальное образование, неуместное употребление термина) никуда не девается.
Интересно, что встречаются и переклички внутри текста: вот он думает, как бы хотел размозжить голову своим издателям и говорит о Хароне, а в преддверии лихорадки лодка Харона сама приплывает к нему, вместе с огромным веслом.

Еще несколько слов об особо задевших меня вещах. Во-первых, то, что само бросается в глаза, - отношение Селина к своей жене и своим домашних животным. Не то, чтобы я хотела ставить женщину и животных в один ряд, нет, но в обоих случаях это отношение настолько трогательное, что диву даёшься. Фердинанд часто говорит о том, что давно бы покинул этот свет, где с ним случилось столько всего неприятного, но боится оставить Лили, потому что она хрупкая, слабая и не сможет защитить сама себя. Честно сказать, женщина, прошедшая жизнь в Ловене, потом побывавшая в тюрьме и жившая четыре года в Дании с плохо обустроенным жильем и часто голодая, лично мне не кажется слабой. На мой взгляд, она абсолютно бесстрашна и, что, возможно, даже более важно, очень любит своего мужа, за которым, в прямом смысле, на край света готова поехать.
Очень часто упоминается его любимый кот Бебер, которого Селин почти везде носит с собой и для которого приходится искать объедки. Вообще, это интересный момент: в начале рассказа про Замок автор говорит, мол, Лили и Бебер знали Зигмаринген намного лучше его самого и могли найти любой закоулок. Но если Фердинанд постоянно его в сумке носил, где ж коту найти время для собственного изучения территории?

Во-вторых, несмотря на всё своё злопыхательство, я думаю, Селином во многих его решениях руководила какая-то необъяснимая любовь к людям. Начнём с того, какую профессию он выбрал, - врач. Это заставляло его активно участвовать в жизни Замка, и многие моменты связаны именно с медицинской деятельностью. Вспомнить хотя бы случай с роженицей в поезде - весьма показательно. После войны он не берёт деньги за свои услуги, из-за чего от него отворачиваются бывшие пациенты (вообще, довольно странная реакция, не правда ли?). Потеря доверия людей бьёт по нему не меньше, чем отсутствие денег и невозможность заплатить за электричество. И здесь же можно привести одну прекрасную цитату, которая характеризует Селина ну просто целиком:

так вот, если бы я встретил, например, там этого Тартра в агонии... я бы ему сказал: "послушай ты, кровопиец!.. жук навозный!.. дерьмо вонючее!.. давай! не распускай нюни! соберись с духом! ещё не всё потеряно!.. ты редкостная сволочь, но ведь ты же культурный человек!.."

(и это учитывая, что добрую часть книги он высказывает Сартру (а это именно он) много неприятного, а сам Сартр принимал участие в травле Селина)

В-третьих, я рассматриваю роман как повествование человека, попавшего в сложные жизненные обстоятельства. Ситуации стресса все переживают по-особому, некоторые качества характера обостряются, некоторые - расплываются, и на первое место становится только выживание. Селин рассказывает о себе, но и даёт картину того, как это делают другие. В Зигмарингене сложилась ситуация постоянного напряжения, когда военные действия не здесь, но где-то рядом и в любой момент могут сами пожаловать. Атмосфера страха, отчаяния и почти уже рухнувших, в общем-то, надежд.

Наконец, вещь, преследовавшая меня всю книгу: горечь от вынужденного изгнанничества, оторванность Селина от дома, в самом высоком смысле слова, его одиночество. Где был его дом после разорения квартиры и бегства из Франции? Да нигде. Дали писателю обрести его на новом месте? Нет. Ну и последнее его пребывание в Медоне сложно назвать очень простым - Франция его, по сути, так и не простила.

Это глубоко, это хорошо, это надо читать.

До этого произведения я не была знакома с творчеством Селина и, честно скажу, книга мне запомнится...а не это ли основная заслуга автора.
Но запомнится она как нечто для меня недосягаемое,непонятное и отталкивающее.
Я далеко не философ, возможно не умею изучать тонкие литературные материи, мне не присуще копаться в мозговых глубинах того или иного автора...может поэтому мне не удалось найти корень, стержень или суть.
Как ни странно я прочитала книгу очень быстро, но не потому что меня захватил сюжет, а просто я хотела быстрее избавиться от этого груза. Да, я не побоюсь этого слова - груз, для меня "Смерть в кредит" оказалась тяжелой ношей.
Чтобы создать что-то революционное не обязательно доводить читателя до приступов головной боли...и это не связано, лично в моем случае, со скабрезными сценами сношений или с детальным описанием физиологических процессов человека.
Мне показалось, что Фердинанд смотрел на мир через увеличительное стекло, все человеческие пороки, всю грязь общества он выложил нам в троекратно гиперболизированном виде.
За какое бы дело он не брался везде мерзость, агент по продаже ювелирных изделий,или подмастерье у журналиста, или врач, разницы нет практически никакой, дно засасывает его, отвращение, авантюры, обвинения, презрение.

В самом начале книги Фердинанд повстречал собачонку, пожалел ее, притащил в отделение. Этот момент описывается сразу после его встречи с пациентами, автор дает нам зацепку, мы можем сравнить совершенно полярные чувства, которые может испытывать Фердинанд.
Может,конечно,я ошибаюсь, но вся эта ситуация с собакой не зря автором показана в начале книги,это как бы намек на все общество, на то чем оно дышит, многие пороки и поступки от страха,страха перед жизнью...или...смертью:

Она думала, что ее хотят наказать.
Она ничего не понимала.
И никому уже не верила.
И это было ужасно.

Селин задал нигилистический тон с первых строк, он насмехался над обществом и над собой.
Хотелось схватить Фердинанда за грудки и потрясти как следует, чтобы все извилины встали не место.
И вроде бы нужно посочувствовать человеку, но с какой стати? Искать работу и обивать пороги различных контор его за руку водила мамуля. Тяжелое детство? Имеется множество книг, книг всемирноизвестных, где героям приходилось переживать и похуже, но человек становился Человеком.

Ты не плохой, Фердинанд... Ты никакой

Стоит отдельно выделить текст, стиль, в принципе я такое люблю-рваные строки, то плавное повествование, то телеграфный слог, то монотонность, сравнимая с нудностью, то словесное "гавканье". Большое количество многоточий и восклицательных знаков.
Но в общей сумятице сюжета вся прелесть этого приема сходит на нет.

Фух...я итак не мастак в написании рецензий, но на эту книгу я больше ничего не могу наскрести из своих мыслей. Сложно.
После прочтения как-то пусто и в душе и в голове.

Боже мой, как было бы приятно больше никого не видеть!.. ничего не говорить, ничего не писать, послать всех подальше... и отправиться доживать свои дни куда-нибудь на берег моря... только не на Лазурный берег!.. а к настоящему морю, к океану... ни с кем не встречаться, исчезнуть, раствориться в небытии... ну а как же хавка, милок?.. музыка играет, барабаны бьют!.. на ковер, старый клоун! и оп-ля!.. еще разок! вас, вообще-то, уже заждались! публика сгорает от нетерпения: все ждут, когда же вы наконец как следует расквасите свою физиономию!
... бум, хрясь, о ля ля!
живая речь! что ж еще сказать...

Договор смерти в кредит
По кредитному договору, заключенному между заемщиком (Фердинандом) и французским обществом (кредитором), Фердинанд получает право ныть, страдать и вступать в беспорядочные половые связи при каждом удобном случае, а в дальнейшем напечатать и опубликовать отчет в любом жанре объемом от пятисот страниц обо всем, что происходило в его голове в момент описываемых событий. Кредитор дает согласие на описание любых подробностей и деталей быта из его жизни, а также на цитирование диалогов (допускается вольное изложение).
Результатом договора является богатый жизненный опыт, алкогольная зависимость, сочувствие, восторг и признание от широкого круга читателей.
Конечно же, о таком риске как короткая (но, безусловно, по-своему яркая) жизнь, в подобных договорах никто не напишет.
«Смерть в кредит» - книга-пошаговое руководство о том, как прожечь молодость, если тебе не повезло и ты – на самом дне парижского общества, а социальные лифты сломались и в ближайшие 10 лет вряд ли заработают.
Мне сложно понять причину революционного успеха этой книги. Посмотрите, какая нелегкая жизнь у Фердинанда, он работает в больничке для бедных за гроши, пытаясь вместе с этим прийти к успеху в писательстве, но ему постоянно кто-то мешает. Быстрее и проще самому перепечатывать свои тексты, но ведь тогда у Фердинанда совсем не останется времени на познание мира и женщины. Падение нравов описано очень свободно, очень постмодернистски – потоком сознания человека, который явно страдает расстройством психики и на склоне лет вспоминает молодость, и вместе с ней – трэш, угар и множество подробностей о физиологии человека, которые, скорее всего, вызовут у вас отвращение.
Прибавьте к этому излишнее сквернословие, заявку на автобиографичность романа и стиль, такой стиль изложения, как будто из книги высыпали все слова и предложения, проехались по ним на велосипеде и вновь попытались соединить, в качестве клея использовав многоточия там, где авторская мысль явно теряется. Сюрреализм, бредовое состояние рассказчика, голод, грязь, тяжелое детство маленького мальчика.
Всё это теоретически должно вызывать у читателя жалость. Да, Селин пишет о том, как все плохо, и я, конечно, не в праве судить и говорить о достоверности, правильности и ценности выбранной автором темы, потому что кто я такая, сижу в тепле, с деньгами на проезд и еду, книжки читаю.
Меня интересует только одна вещь: дорогие люди, которые считают эту книгу революцией во французской литературе! Скажите, на вас никогда не нападали неадекватные люди на улице? Вас не зажимали в темном углу воры? К вам не поступали предложения сексуального характера от озабоченных не тем лиц?
Наверное, не стоит перекладывать личный опыт на какую-то там книжку и смотреть на все это с высоты пережитого. Но у меня почему-то не получается иначе.
Конечно, интересно почитать про то, как это делают не с тобой. Но почему-то в этой книге мне никого не жалко.
"Смерть в кредит" могла бы стать более революционной, если бы не была написана столь неряшливо и натуралистично.
То, что книгу не стоит читать за едой, думаю, упоминать излишне.