Так что любая форма сострадания или жалости признавалась проявлением слабости. Если эсэсовец ощущал, что им начинают овладевать такие чувства, это было знаком: враг сумел его одурачить. Нацистская пропаганда учила, что враг может затаиться в самых неожиданных местах.