Цитаты из книги «Аркадия»

Весна провоцирует всплеск оптимизма в мире. Внутри него тоже прорастает такой усик. Он каждый день видит женщин в слишком ранних балетках и прокламирующих надежду легких пальто. Скоро, очень скоро, переборов протесты своего застенчивого сердца, он подойдет к какой-то из них и начнет разговор. Вам очень идут цветы, скажет он хорошенькой, в цветастой блузке. Или, чтобы не смущать, может быть, просто: Привет! – что звучит, как распахнутое окно.

Сам он в свои четырнадцать переход из Аркадии в неприветливый Внешний мир пережил еле-еле. Ему было одиноко. Уродливые городские деревья, голуби, запекшаяся моча на стенах. Он ни с кем не был знаком и растрачивал время, гуляя по многу часов. Улицы Куинса под углом втыкались одна в другую; парки выглядели пародией на природу. Он чувствовал себя уязвимым, незащищенным. Сплетение историй, та личная мифология, которая всегда окутывала его, стала невидима, и никто здесь не знал, что он был чудо-дитя, маленький хиппи Крох, сын Эйба и Ханны; никто не слыхивал про падение Эйба, про легендарную силу Ханны, про сказочную встречу с Вердой снежной ночью; не знал о несчастьях с малышом Фелипе, и с Прытким Старпёром, и с Днем Кокейн; они вообще совсем ничего не знали.

Он наводит порядок в фотолаборатории, гадая, куда девались его мечты. Не так уж огромны они были; не так уж и неподъемны, чтобы не реализовать. Наследие Аркадии проявлялось еще и в том, что его представления о счастье не совпадали с общепринятыми; им двигало стремление к безопасности и надежности, к жизни, в которой есть кров и любовь, и довольно денег на книги и на еду, а в качестве роскоши – поиск истины средствами искусства.

Женщины у реки. Поют. Это первое, что Крох помнит, хотя он тогда еще не родился. Не родился, но помнит вьющуюся через горы дорогу и привал среди желтых цветов, смыкавших лепестки, когда дети к ним прикасались. Уже в сумерках, миновав поворот, Караван вышел к зеленеющей реке и остановился на берегу на ночь. Стоял синий весенний вечер. Холодало.