руками.
– Царица небесная! – закричал он. – В книге написано!
– Это ещё что! – добавил я, чтобы окончательно его убедить. – А твой отец Иван Грозный убивает своего сына в Третьяковской галерее. Я сам видел. Нас Зоя Филипповна всем классом туда водила. Слово даю – убивает. Даже на ковре кровь.
Бедняжка-царевич затрясся как в лихорадке и еле слышно забормотал:
– Как же это? Сына убивает?.. Окаянный ты…
– Да ты не дрейфь, – пытался я поддержать его морально. – Не тебя убивает, а старшего сына – царевича Ивана. Жезлом убивает. Ивана жезлом, а царевича Дмитрия зарежут в Угличе.
– Сгинь! Сгинь! – закричал царевич Федя и затопал красными сапожками.
– Не пугайся, не пугайся, – старался я успокоить его. – Тебя не убьют, я это точно знаю. Ты даже царствовать будешь и кричать: «Я царь или не царь?» Сам по телевизору видел.
– Колдун! Колдун! – завопил Федя. – Нянюшки, мамушки! Боюсь!
Он упал на пол и задрыгал ногами. Я спрятался за спинку кресла и правильно сделал, потому что вбежали какие-то старухи и тётки, с криками подхватили царевича и унесли его из кабинета.
Вот и делай после этого людям добро! Знал бы – не рассказывал.
В кабинет вошёл опричник с почтовой сумкой на плече. Он спросил, где дежурный. Я рассказал, что дежурного опричника вызвал к себе царь, который чем-то разгневан. Почтальон тоже испуганно перекрестился. Я думал, что он тут же уйдёт, но он нерешительно потоптался на месте и спросил, разумею ли я грамоте. Я ответил, что расписаться сумею. Почтальон подал мне книгу, и я расписался. Тогда он вручил мне свёрнутую трубкой бумагу и объявил, что это послание князя Курбского. Сказав, что послание надо отдать дежурному опричнику, почтальон ушёл. От скуки я развернул трубку и с большим трудом стал разбирать послание князя Курбского. Читать это послание было очень трудно, но я всё же кое-как прочёл о том, что на Русь движутся несметные полчища Наполеона Буонапартия. Вот так раз! Мало всех этих приключений, так ещё надвигается война!