Александр…
Он шумно втягивает носом воздух, позволяя моим трясущимся пальцам расстегнуть пуговицы на его рубашке.
– Ты уверена в том, что делаешь, Агата? – по телу проходит дрожь, когда я слышу его голос, сейчас он звучит ниже, чем когда-либо, а глаза такие тёмные.
– А ты? – Мои пальцы замирают на середине, я уже вижу его голую кожу на груди, мне хочется прикоснуться к ней, но я медлю.
Его губы приоткрываются, а дыхание сбивается, тогда я расстёгиваю его рубашку до конца. Он едва ли обнажён, но теперь, касаясь каждой напряжённой мышцы его пресса, я понимаю, почему мне было так больно, когда я ударила его. Он потрясающе сложен и сейчас, в тусклом свете свечей, чарующе красив. Я не могу оторвать взгляд от того, как его кожа покрывается мурашками под моими пальцами. Моя рука такая бледная на фоне его груди, хотя его кожа тоже светлая.
Я хочу его. Эта мысль не просто вспыхивает искрой, а поднимается пожаром по всему телу, когда я чувствую его сердце под своей ладонью. Я прижимаюсь губами к его шее и едва успеваю увидеть край его чернильного рисунка, как у всех Теней Морока. Он и правда расположен не на руке, а начинается на левой груди, но уходит в сторону плеча, пока скрываясь от меня под тканью рубашки.
Александр выдыхает сквозь зубы, а я прижимаюсь к нему всем дрожащим телом, обхватывая его шею руками. Его тело такое горячее, но губы ещё горячее. Не прерывая поцелуя, он тянет меня к кровати. Секунду назад я стояла, и уже лежу на мягком матрасе, пока Александр нависает сверху. Его руки едва заметно трясутся, он всё-таки отстраняется, чтобы расстегнуть мою рубашку.
– Тебе весело? – хрипло интересуется он, замечая улыбку на моих губах.
– Удивляюсь твоему терпе… – он рвёт последние пуговицы, устав с ними бороться, – … нию…