Ежемесячный литературно-художественный журнал
До 1943 г. журнал выходил под названиями “Вестник иностранной литературы”, “Литература мировой революции”, “Интернациональная литература”. С 1955 года – “Иностранная литература”.
Журнал выходит при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации, Министерства связи и массовых коммуникаций Российской Федерации и фонда “Президентский центр Б. Н. Ельцина”
© “Иностранная литература”, 2011
Сергей Гандлевский. Я имею честь и удовольствие представить собравшимся новый перевод “Гамлета”, сделанный превосходным поэтом Алексеем Цветковым, а поговорить с переводчиком на данный предмет я попросил более чем известного ученого Алексея Вадимовича Бартошевича. Я же веду эту встречу на правах сотрудника журнала “Иностранная литература”. Книга должна вскоре выйти, там под одной обложкой два новых перевода – Цветковский “Гамлет” и “Макбет” в переводе другого превосходного поэта – Владимира Гандельсмана, которого, к сожалению, сейчас здесь нет. Нынешняя встреча организована “Новым издательством”, выпускающим книгу, и журналом “Иностранная литература”. Слово Алексею Цветкову.
Алексей Цветков. Я скажу несколько очевидных вещей: почему, собственно, я стал переводить “Гамлета”, который переводился уже раз двадцать, как минимум. Переводческая работа – это никогда не законченная работа. В русской переводческой практике есть такая печальная традиция, что раз, допустим, Диккенс переведен, то он у нас уже есть. У нас, конечно, его нет, потому что Диккенс, как и Шекспир, существует только по-английски, только на своем языке. Все, что мы можем сделать, – это добиться посильного приближения, чтобы сделать автора доступным русскому читателю, а в случае Шекспира – и театральному зрителю. Всегда на любом переводе лежит отпечаток, во-первых, своего времени, во-вторых, конкретного переводчика. Как бы добросовестно, как бы компетентно он свое дело ни сделал, он это сделал на языке своего времени. Никто из нас, переводчиков Шекспира, не пытается имитировать Шекспира в переводе просто потому, что в русском языке для этого средств нет. Такого языка, который был во времена Шекспира, в России в ту пору просто не существовало – русской литературы тогда в полном смысле не было. То есть мы переводим на язык более или менее своей эпохи, как если бы мы были современниками Шекспира. Когда я делал свою работу, я держал в уме два наиболее известных перевода: это перевод Лозинского и перевод Пастернака. Насколько я могу судить, перевод Лозинского сделан точнее, но там, к сожалению, есть некоторые стилистические недочеты.
Перевод Пастернака сделан более художественно, но с меньшим вниманием к подлиннику и, очевидно, худшим знанием английского языка. Пастернак отчасти старался это выдать за вольную фантазию на тему “Гамлета”, но для тех, кто сверялся с оригиналом, очевидно, что это написано не Шекспиром. Я попытался по мере сил избежать недостатков и вольностей Пастернака и художественных огрехов Лозинского, не знаю, насколько мне это удалось. Кроме того, я попытался учесть одну важную вещь: текстологию. Русский человек, когда ему в руки попадает Шекспир, сразу начинает говорить что-то вроде: “А почему она вот так, а почему он вот так?” Толкование – не задача переводчика, задача переводчика – перевести и, по возможности, насколько ему позволяет знание языка и образование, вникнуть в текстологию. Текстология Шекспира огромна, она безбрежна, и я абсолютно не претендую на то, что я ее объял, но главная проблема ясна: “Гамлета” как такового не существует – существуют три версии по числу изданий и существуют своды, компиляции. Так вот, компиляцию надо брать авторитетную, то есть составленную людьми, пользующимися известностью в шекспироведении, которые сделали это с хорошим знанием и пониманием источников. Я взял за основу не просто какое-нибудь школьное или популярное издание, а издание Фолджеровской шекспировской библиотеки в Вашингтоне, которая не издает полных собраний Шекспира, как “Arden” или другие, но – отдельные пьесы, компилированные и с хорошим комментарием.
Сейчас я, наверное, что-нибудь представлю. Первым – монолог Гамлета – это когда пришли актеры, и один из них прочел историю про Гекубу:
…Теперь один.
Какой же я прохвост и низкий раб!
Не жутко ли, что этот лицедей
В фантазии, в своей поддельной страсти
Так душу подчинил воображенью,
Что как бы врос в свой образ без остатка,
До слез в глазах, до ужаса в лице,
До срывов голоса, и каждый штрих
Послушен замыслу. А повод кто?
Гекуба?
На кой она ему и кто он ей,
Чтоб слезы лить? И что бы сделал он,
Имея повод к действию и страсти,
Как у меня? Он затопил бы сцену
Слезами, опалил бы речью уши,
Сводя с ума виновных, ужасая
Свободных и в соблазн вводя невежд,
Он изумил бы зрение и слух.
Тогда как я, безвольный негодяй,
Витаю в тучах и ни слова молвить
Не в силах, даже в пользу короля,
На чье имущество и жизнь злодейски
Простерли руку. Разве я не трус?
Кто скажет мне “подлец” и двинет в челюсть?
Кто вырвет бороду, швырнет в лицо?
Оттянет нос? Впихнет мне в глотку ложь
До самых легких? Бросит мне упрек?
Ха!
О, Боже правый, поделом, ведь я
Лишь голубок, в ком мало нужной желчи
Карать порок, не то бы я давно
Откармливал стервятников окрестных
Начинкой негодяя. Да, подлец —
Бессовестный, неверный, похотливый!
О, мщение!
Ну я ли не осел? Смельчак не я ли?
Сын гнусно в гроб сведенного отца,
Кому велели мстить и ад, и небо,
Переливаю злость в слова, как блядь,
И руганью, как кухонный мужик,
Врачую душу. Горе мне, позор!
Ворочайтесь, мозги! Я вот слыхал,
Что в ходе представления злодеев
Иной из равновесья эпизод
Так выбивает, что они потом
В своих злодействах сами сознаются.
Убийство безъязыко, но найдет
Свой орган речи. Пусть актеры завтра
Сыграют перед дядей нечто вроде
Отцеубийства. Послежу за ним.
Возьму с поличным. Если побледнеет,
Дальнейшее понятно. Эта тень,
Что мне явилась, бесом быть могла,
А бес завлечь горазд. Возможно, он
Там слабость разглядел во мне, а слабость —
Его конек, он властелин над ней,
Нашлет проклятие. Нет, я найду
Потверже довод. Пьеса – вот, сынок,
Для королевской совести силок.
Следующий монолог, который я прочту – это известный монолог “Быть или не быть”. Тут я хочу сделать еще одно замечание: моя задача, как я ее видел, заключалась не в том, чтобы сочинить что-то вольное на тему “Гамлета”, а сделать это с максимальной точностью, которая называется “эквилинеарность”. Это значит “соблюдение”. У Пастернака временами бывает вместо девяти строк пятнадцать, хотя это ничего не добавляет к красоте оригинала. И даже при его поэтической технике, которую у Пастернака смешно отрицать, никакого труда ему бы не составило сделать вот именно так… ну, вот он почему-то этого не делает. Кроме того, у Шекспира есть строки, где не соблюдается размер, есть строки-кусочки, неполные строки. Все эти вещи я стараюсь соблюдать. Я это говорю потому, что у Шекспира ямб монолога начинается не с обрыва, а с начала строки:
Так быть – или не быть? Вот в чем вопрос:
Достойней ли в душе служить мишенью
Пращам и стрелам яростной судьбы
Или противостать морям тревог
И пасть, противостав? Скончаться, спать
Спокойным сном и увенчать кончиной
Тоску и тысячу природных язв,
Которым плоть наследник – вот о чем
Мы только грезим! Умереть, уснуть,
Быть может, видеть сны – но здесь загвоздка,
Какие смертному посмертно сны
Приснятся вне телесной оболочки?
Мы в тупике, подобный оборот
Чреват крушением всей долгой жизни.
Кто снес бы времени позор и розги,
Гнет подлости, презренье гордеца,
Отвергнутую страсть, лень правосудья,
Чиновный раж, всю череду обид,
Отмеренных достойным от ничтожеств,
Коль выход – в обнаженном острие
Кинжала? Кто бы кротко нес поклажу
Усталой жизни, корчась и кряхтя,
Когда бы страх посмертного безвестья,
Неведомой страны, из чьих пределов
Возврата нет, не убивал бы волю,
Не звал терпеть знакомую беду,
А не спешить навстречу неизвестным?
Так нас рассудок превращает в трусов,
Так слабость умозренья истребляет
В нас всей решимости врожденный пыл,
И дерзость всех поступков, как в потоке
Теченье, разбивается на струи,
Теряя имя действия. – О, нимфа,
Офелия, сочти в своих молитвах
Все прегрешения мои!
А теперь монолог Клавдия, когда тот остается один и пытается отмолить свои грехи, а Гамлет в это время получает возможность его убить, но не хочет убивать после покаяния.
Моих деяний смрад восходит к небу,
На нем печать предвечного проклятья —
Братоубийство. Не идет молитва —
Хоть воля и намеренье остры,
Вина сильней и волю одолеет,
И, как зачинщик двух совместных дел,
Ни к одному не в силах приступить,
Бросаешь оба. Чертова рука —
Пусть вся от крови братской заскорузла,
Тебя ли не отмоет дождь небесный
До снежной белизны? На что и милость,
Как не затем, чтоб миловать злодейство?
Что есть молитва, не двойная ль сила,
Нас от паденья предостерегать
Иль падшего прощать? Тогда молюсь.
Грех в прошлом. Но какая же молитва
Подстать? “Прости мне подлое убийство”?
Нельзя, коль я уже заполучил
Все, для чего затеял преступленье:
Корону, Данию и королеву.
Как быть прощенным, не вернув добычи?
В юдоли нашей проклятой порой
Преступник развращает правосудье
И делится награбленным с судьей
Для подкупа. Но неподкупен суд
Небес. Его законы коренятся
В его природе, вот где мы должны
Представить язвы своего злодейства,
Все без утайки. Как же быть? Пытаться
Раскаяться? О, смертный мрак души,
Что тщится выбраться из бездн греха
И вязнет глубже. Ангелы, на помощь!
Колени – оземь. Ты, стальное сердце,
Расслабься мягче нежных мышц младенца.
Все может обойтись…
И последний отрывок, это когда Гамлета отправляют в Англию, и он видит: идет на Польшу войско Фортинбраса. Он просит спутников обождать чуть-чуть и произносит этот монолог:
Как все против меня вступает в сговор
И гонит мстить! Что значит человек,
Коль все достоинство его природы —
Еда и сон? Животное, не больше.
Возможно ли, что тот, кто создал нас,
С предвиденьем и памятью вручил нам
Способности и разум божества
Для праздной траты? Даже если это
Забвенье скотское, или отсрочка
Трусливая в избытке умозренья,
В котором мудрости едва на четверть,
А трусости на три? Я не пойму,
Зачем живу, чтоб молвить: “Сделай так!”
Ведь повод есть, и сила есть, и средства
К поступку. А примеров всюду тьма.
Допустим, это доблестное войско
Изнеженного принца, чья гордыня
Божественным возбуждена огнем.
С презрением, наперекор испугу,
Торопятся, пренебрегая смертью
И всей своей судьбой, – чего бы ради?
Яичной скорлупы! Величье жеста
Не в достоверном поводе к отваге,
Для мужества хорош любой пустяк,
Коль ставка – честь. И кто же я тогда?
Отец – загублен. Мать – с пятном позора,
Смятение в рассудке, кровь кипит,
И все насмарку. Видеть со стыдом
Презренье к гибели у стольких тысяч,
Которым за мираж, за отблеск славы
Не жалко лечь в могилы – за клочок
Земли, где даже строй не развернуть,
Где места не сыскать для погребенья
Всех павших. Полно! С этих пор
Одна месть в мыслях – или в крови.
Алексей Бартошевич. Вообще, строго говоря, я не филолог, не специалист по переводу, я занимаюсь историей театра. И я занимаюсь историей Шекспира в постановках разных веков, включая наш собственный. И в качестве человека, связанного с театром, я должен сказать, что тот перевод, который вам сегодня представлен, по-моему, в высшей степени интересен с театральной точки зрения. Что я имею в виду? Я думаю, что у многих вызвало не то что недоумение, но удивление то, как переведено начало самого знаменитого на свете монолога. Не “Быть или не быть”, а “Так быть или не быть”. Я попытаюсь прокомментировать эту строчку, как я ее понял. Во-первых, это самое слово “так” очевидно создает ощущение некоторого процесса, продолжения хода мысли. Обычно же монолог понимается или читается как некоторая остановка в действии, когда выходит главный артист на сцену, становится в эффектную позу и начинает “Быть или не быть”. И вот это самое “так” мне кажется очень уместно. С другой стороны, что, может, даже важнее, в театре шекспировского времени (это маленький театроведческий комментарий) монологи читались в публику. Представления о том, что у Станиславского называется “публичным одиночеством”, не существовало. В сущности, Гамлет спрашивает у публики:
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Иностранная литература №03/2011», автора Литературно-художественного журнала. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+,. Произведение затрагивает такие темы, как «литературный журнал», «книги и чтение». Книга «Иностранная литература №03/2011» была написана в 2011 и издана в 2011 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке