Если в первой книге цикла я ещё хотя бы отдалённо понимала, что происходит, то во второй части я ловила связь с космосом. Поначалу я думала, что даже В арбузном сахаре Бротигана больше логики, чем здесь. Но к концу книги всё стало ясно и про логику, и про смысл.
Первое. Обе книги цикла пестрят огромным количеством авторских слов, которые читатель должен как-то интуитивно, подключившись третьим глазом к матрице мира, видимо, расшифровать сам, потому что сносок нет и даже приблизительно непонятно, что автор имеет ввиду.
Второе. Громоздкие предложения: они либо большие, либо очень большие.
Голова Ульрики запрокинута, спина выгнута, и она похожа на ундину в зеленой палате, куда Агата однажды случайно заглянула в поисках брата Мартина, который должен был выдать ей шпагат для подвязывания стеблей: к гладкой блестящей голове этой ундины были приклеены маленькие присоски с проводами, что-то трещало, спина ее была выгнута в страшном напряжении, зубные пластинки вибрировали, жабры трепетали, глаза вылезли из орбит, а сестра Алина, держа в ладонях длиннопалую перепончатую ладонь ундины, сведенную судорогой, говорила сестре Аделаиде, стоявшей у зеленого аппарата с длинными рычагами: «Пусть бы ей, бедняжке, помогло, уж очень она мается по ночам».
И так почти весь текст. Пока дочитаешь предложение в абзац, забудешь вообще, с чего мысль автора началась. Может, это задаёт некий пост-модернистский флёр жанру фэнтези, но я не смогла его оценить.
В связи с этим герои и сюжет плывут, как облака в небе, мимо читателя, пока тот захлебывается в потоках авторского креатива. Всё смешалось, как бисер, торт и рагу в что-то несъедобное и нечитабельное: война, артефакты, птицы габо, какой-то лалино, люди, звери, ордены монахов, мосты, вода, оранжереи...
За мельканием кадров тем не менее, как его не прячь за бесконечными предложениями, виден чёткий лейтмотив книги и цель её написания, потому статус автора лично у меня не вызывает никаких вопросов.