– Эх… Остепениться тебе надо, дружище.
– Ага… – направляю в окно задумчивый взгляд.
Уже вроде как!
– Правда, сложновато будет твоей девушке, – не останавливается Зародыш, рассуждая.
– Это еще почему? – Бросаю на него внимательный взгляд.
– Моя Еся говорит, что с такими похождениями вряд ли кто-то захочет с тобой жить. Бабы такого не любят.
«Моя Еся», блядь.
Зверею.
Предусмотрительно прячу сжатые до хруста ладони в карманы. Врезать бы по этой роже самодовольной так же, как в детстве, когда мы за место у окна в электричке дрались. Только вот сейчас не получится, сцепившись мизинцами, помириться.
Жизнь гораздо сложнее. Но и в обиду себя давать не собираюсь.
– А ты не преувеличиваешь, Сань? – хмуро выдаю. – И давай-ка подумаем, кто же о моих ужасных «похождениях» всем вокруг понарассказывал?
– Ты че, Антох? Я-то тут причем?
– Язык у тебя, как тряпка половая, – говорю на повышенных тонах, чувствуя ярость внутри. – Это давно известно.
– Антоха…
– Какие, блядь, «похождения»? Ты в своем уме? Как баба себя ведешь.
Не выдерживаю и все-таки хватаю Зародыша за воротник. Встряхиваю как следует.
– Антоха, блядь. Ты офонарел? – ревет он с бешеными глазами, хватая меня за запястья и пытаясь вырваться.
– Антон! – Нас обступают ребята из нашего отделения. – Парни, полегче!
– Че ты ей наплел про меня? – рычу, ни на кого не обращая внимания.