© Землянова Л. М., 2012

© МедиаМир, 2012

Введение

Начало XXI века ознаменовалось стремительным развитием процессов мультимедиатизации общественно-культурной, политической и экономической жизни разных стран мира. Несмотря на прогнозы о полной победе новых электронных медиа над традиционными, печать, радио, телевидение, вступая в конвергентные отношения друг с другом, с Интернетом и мобильной телефонией, интенсифицируют эти процессы, внося преобразования и в журналистику. Обретая доступ к эффективным коммуникационным технологиям с новыми векторами, объемами и скоростями распространения информации, она усиливает свои возможности оказывать влияние на судьбы людей и народов в различных частях света. Аудитория благодаря мультимедиатизации жизни расширяется и сегментируется, становится более интерактивной, но с тенденциями к индивидуализации своего отношения к получаемой информации и утверждению права на распространение собственной информации в блогосфере. Ситуация динамично видоизменяется не только из-за перманентной модификации технического инструментария медийных систем и связанных с ним новаций в социуме и на геополитической карте мира, но и вследствие усиления идейных споров о проблемах и перспективах эволюции этих систем в будущем.

Аргументированные ответы на многие возникающие дискуссионные вопросы стремится дать коммуникативистика, изучающая социально-культурные, политические и экономические факторы развития медийных процессов вкупе с их гуманитарной миссией. Зародившись в середине прошлого века, эта молодая ветвь обществоведения сумела быстро достигнуть академической зрелости на основе сравнительно-системной методологии конкретно-исторических анализов, помогающих использовать международные и междисциплинарные связи исследователей информационных средств коммуникации в разных странах мира. В теоретическом базисе современной глобализирующейся коммуникативистики интегрируются теории и методы, характерные для специалистов в области социологии и экономики, философии и культурологии, кибернетики и информатики, филологии и этнографии и связанных с ними исследований особенностей журналистики и ее проблем.

Нацеленность на изучение информационно-коммуникационных факторов современного общественно-культурного прогресса и препятствий на его пути, выявляющихся в ходе сравнительных анализов различных медиаландшафтов мира, позволяет вносить важные коррективы в теоретический фундамент исследований СМИ и совершенствовать программы медиаобразования для журналистов. В последние годы это зримо проявляется в стремлениях к пересмотру прежних доктрин, пользовавшихся хрестоматийной известностью во многих странах. Вместо курса на деидеологизацию медийных процессов предлагаются новые подходы к их осмыслению в социально-исторических контекстах, создающих идеологическую ауру. И в этой связи растет внимание к выяснению сути модных неолиберальных, постмодернистских, технофильских и иных концепций, вызывающих разногласия и альтернативные взгляды на их роль в социально-культурном прогрессе человечества. Усиливается и критика сторонников сплошной коммерциализации и монополизации информационного капитала в руках медиабизнесменов и сопряженные с этой тенденцией попытки превращения пользователей СМИ из граждан в потребителей товаризованной информпродукции.

Растет критическое отношение к чрезмерному увлечению компьютерной техникой, способному негативно влиять на менталитет и образ жизни пользователей (особенно на молодое поколение), проводящих у экранов слишком много времени в ущерб иным формам полезной информационной деятельности и творческого труда. Внимательно изучается в коммуникативистике словесноаналитическая энергетика книжной культуры, прессы, радио, как и вербально-визуальная выразительность телевизионных передач, эффективность которых во многом обусловлена деятельностью квалифицированных журналистских кадров. Поэтому в ряду новых теоретических тенденций в коммуникативистике оказывается и повышенный интерес к семиотике, помогающий раскрывать идеологическую роль дискурсов и фреймов в печати и консьюмеристских функций рекламно-знаковых языков в медиабизнесе.

Таким образом, в исследованиях коммуникативистов не отрицаются, а утверждаются и проясняются закономерные взаимосвязи между содержанием, формами, средствами, целями и последствиями разнообразных человеческих общений, сопряженных с передачей информации. Коммуникация и информация рассматриваются как проявления двуединого всеобщего свойства человеческого бытия, благодаря которому на разных стадиях цивилизации формируются, сохраняются и преобразуются условия целостности и устойчивости жизнеспособных структур и систем. Люди не могут жить без информирования друг друга о том, что происходит в окружающей их среде, а информирование не может происходить без общений. Это логично фиксируется в корневой основе названия науки – коммуникативистика (от communication – коммуникация, связь, сообщение, средство сообщения, средство общения, информация) и убедительно иллюстрируется при изучении истории культуры, уходящей в глубь веков, когда информационные общения формировались с помощью наскальных рисунков, ритуальных действий, фольклора, языков дыма или барабанных сигналов. Изобретение письменности и печатных станков, фотографии, телеграфа, радио, телевидения, а затем Интернета и мобильной телефонии – все эти совершенствующиеся средства коммуникации и информации помогают налаживать связи между людьми, народами и странами и, в конечном счете, вносят вклад в цивилизацию.

Сегодня изучение этого всемирно-исторического процесса обретает особую актуальность для землян в условиях, когда народы разных стран сталкиваются с острейшей необходимостью укрепления на планете условий для мирной жизни без войн и природных катастроф, без уничтожения культурных ценностей и здоровья людей, совершая это посредством информационно-коммуникационных диалогов для взаимопонимания и сотрудничества в решении многочисленных глобальных и локальных проблем. Коммуникативистика способна оказывать существенную помощь в осмыслении сути этой задачи века, изучая миротворческий потенциал информационных средств связи и внося свой важный вклад в подготовку высококвалифицированных кадров для современной журналистики.

Глава I
Дискуссионность идейного вклада Г. М. Маклюэна в современную коммуникативистику

Герберт Маршалл Маклюэн – профессор английской литературы, возглавлявший в 1960-1970-е гг. Научный центр культуры и техники при Торонтском университете в Канаде. Его работы поражали современников не только дерзновенностью устремленности к переосмыслению многих традиционных научных представлений об истории культуры, но и неординарной формой изложения идей и прогнозов с парадоксами и софизмами, шокирующими тезисами и выводами. Сенсационную известность получил постулат Маклюэна «Средство и есть сообщение» (medium is the message). Он был сформулирован в период начавшегося телевизионного бума, но и до сих пор вызывает живые споры, в ходе которых с разных позиций критикуются и модифицируются те или иные представления об истории и атрибутах медийных процессов.

Согласно концепциям Маклюэна в истории цивилизации можно выделить три этапа. Первый этап – первобытная дописьменная культура с устными формами передачи информации и коммуникациями, основанными на естественно-коллективном образе жизни. Второй этап – культура письменно-печатная, заменяющая устные эмоциональные формы общения книжными, создающими предпосылки для индивидуализма вместо коллективизма и дидактизма вместо естественности. Третий этап – современный, уводящий от культуры печатного слова в сторону слухо-визуального многомерного восприятия мира на основе новых телекоммуникационных технологий.

В программной статье «Миф и средства массовой информации», сопоставляя электронные слухо-визуальные коммуникации с устными формами общения, воплощавшимися в мифологии и фольклоре, Маклюэн утверждал, что сравнение этих «устойчивых моделей вселенной»^[1] подтверждает ведущую роль языковых средств общения, формирующих сообщения. Меняется средство – меняется и характер информации, а следовательно, и восприятие мира. Согласно такой концепции, подобно первобытно-устным средствам общения современные электронные СМИ вновь возрождают многомерность восприятия реальности, «создавая сферическую область опыта»^[2] как качество, которое придает культуре «акустический характер», давая возможность множеству людей одновременно включаться в процесс передачи и получения информации: наподобие того, как не один, а масса слушателей могут присутствовать одновременно при сообщении фольклорного текста.

Иное качество выделяет Маклюэн в печатной культуре «эры Гутенберга», где, по его мнению, средства передачи информации формируют индивидуально-однолинейное восприятие мира, лишенное слухо-визуальной многомерности, естественности и живой эмоциональной сопричастности к устным коллективным языкам общений (таким как фольклор или мифы). С печатной культурой он связывает также тяготение к «пространственному и территориальному национализму», которое может использоваться в качестве «бюрократических инструментов униформистского контроля»^[3].

Преимущество новых электронных медиа Маклюэн усматривал и в более активном поведении аудитории, которая в постлитературную эпоху отказывается от роли только потребителя в пользу продюсера. Этот прогноз, как и другие, он утверждал в форме парадоксально звучавших постулатов, привлекавших внимание своей неожиданностью и афористической настойчивостью. Известность получили не только его изречения относительно «дихотомии продюсера и консьюмера»^[4] в печатных медиа, но и определения культуры как нашего бизнеса, а рекламы как пещерного искусства двадцатого века, когда возникает «безграничный трайбализм под влиянием электрических схем» и «телевизионная молодежь впервые оказывается отделенной от старого господствовавшего инструментария книг и машин»^[5].

В отличие от коммуникативистов, выявляющих конкретные социально-исторические факторы развития медийных процессов, Маклюэн ведет речь об электронной «трайбализации», возникающей в современном мире «глобальной деревни», где каждый житель погружается в акустические структуры «с центрами повсюду и отсутствием границ»^[6]. Сравнивая телевизионную акустичность с особой чувствительностью мифических одноглазых циклопов и называя телевизионный век «веком циклопов», канадский культуролог утверждал особую силу этого «циклопического» воздействия телевидения на зрителей, обостряющего чувствительность, как слепота или наркотики. Фетишизация акустических атрибутов электронных медиа оборачивается у него апологией, с одной стороны, массовой зрелищной культуры, а с другой стороны, идей неоавангардизма, прокладывавших путь в 1950–1960 гг. постмодернистским выступлениям против традиций высокой культуры. В унисон с ними звучали и те постулаты, в которых Маклюэн признавал, что электронные СМИ «пробуждают мир хиппи и рок-музыки» и «молодежь, целиком погружаясь в акустическое пространство, усваивает трайбалистские позы и отношения дописьменного или постписьменного периода»^[7].

В своих высказываниях Маклюэн затрагивает многие животрепещущие вопросы своего времени, обсуждаемые и сегодня, требующие тщательного рассмотрения с учетом неоднозначного к ним отношения и в прошлом веке, и в нынешнем. Маклюэн обладал даром быстрого реагирования на новые тенденции, заявляя в свойственной ему парадоксальной манере, что «в век многочисленных и массовых инноваций старомодность становится главной навязчивой идеей»^[8]. Пристрастие к парадоксам нередко подталкивало его к поспешным и спорным выводам. Но свойственный ему яркий полемический стиль вдохновлял читателей на отказ от устаревающих идей и на поиски новых, среди которых могут быть тоже спорные концепции, но их обдумывание и проверка, в конце концов, способствуют не застою, а модернизации теоретического арсенала коммуникативистики. Это проявляется на разных этапах ее развития в различных методологических контекстах.

Профессор Калифорнийского университета Герберт Шиллер, будучи автором солидных исследований социально-экономических и политических факторов, определяющих могущество монополизированного информационного капитала и его роль в процессах манипулирования общественным сознанием, критиковал тезис Маклюэна «средство и есть сообщение» не столько за подразумевающееся в нем отождествление этих понятий, сколько за игнорирование возможности и надобности измерять и сравнивать заложенное в средство информации «социальное содержание сообщения» и прослеживать, как складывается «единая основа информационного потока», ибо «на самом деле все средства информации передают одно и то же сообщение, только каждое придает ему собственную форму и стиль», создавая в итоге «кумулятивное воздействие на потребителя информации всех связанных раздражителей, передаваемых по различным информационным каналам»^[9].

Шиллер писал об этом в 1970-е гг., когда процессы мультимедиатизации еще не достигли такого уровня развития, как это происходит позже. Несколько десятилетий спустя Мануэл Кастеллс (известный теоретик коммуникативистики), полемизируя с Маклюэном, предлагает перефразировать его тезис «средство и есть сообщение», заменив слово «средство» на слово «носитель» сообщения, чтобы получилось, что носитель сообщения сам становится сообщением – «messenger becomes the message». В такой перефразировке выражается не парадокс метатеоретических рассуждений о медийном пространстве, а факт конкретной реальности – персонализация политических событий, которые до такой степени подвергаются фреймированию в новостях, что «политики, а не сама политика, становятся актерами драмы» и «в сознании многих людей остаются персональная мотивация и персональные образы как источники политики». Перекликаясь с идеей Маклюэна относительно превращения мира в «глобальный театр» благодаря телевизионным сетям, Кастеллс тоже использует этот метафорический образ, но конкретизирует его, указывая на театрализацию политики в результате ее «медийного фреймирования»^[10], помогающего стратегам оказывать влияние на публику.

Диапазон полемических обращений к Маклюэну расширяется в XXI в., когда предметами научных дискуссий и исследований коммуникативистов становятся такие важные темы, как медиа и глобальная культура, медиа и экономика, социологические и гуманитарные аспекты новостных репортажей, визуально-эмоциональные и лингвориторические возможности влияния новых информационных средств связи на аудиторию, которая становится благодаря Интернету более активной в утверждении собственных прав на участие в коммуникационной деятельности. Эту тенденцию, по мнению аналитиков, можно выразить, перефразируя тезис Маклюэна на новый лад: «Пользователь становится средством» (user is the medium)^[11].

Многих коммуникативистов, полемизирующих с постулатами Маклюэна, объединяет негативное отношение к технологическому детерминизму, игнорирующее творческую роль людей, которые создают информативную технику в интересах прежде всего человека, и их деятельность должна измеряться с гуманитарных позиций прежде и более всего.

Норберт Винер, выдающийся ученый, основатель кибернетики, которая внесла существенный вклад в коммуникативистику, в отличие от Маклюэна утверждал, что «вычислительная машина ценна ровно настолько, насколько ценен использующий ее человек». Он признавал, что «существует культ техники. Люди заворожены техникой». Но при этом ученый добавлял: «Машины предназначены для службы человеку, и если человек предпочитает передать весь вопрос о способе их употребления машине, из-за слепого машино-поклонства или из-за нежелания принимать решения (назовете ли вы это леностью или трусостью), тогда мы сами напрашиваемся на неприятности»^[12].

Коммуникативисты, которые подобно Винеру не принадлежат к машинопоклонникам, не одобряют прогнозы Маклюэна относительно гибели печатной культуры под натиском электронных технологий и противопоставляют им свои концепции, утверждающие не отказ от этой культуры, а ее плодотворное сосуществование с новыми медиа и интеграционные связи между ними. Такие взгляды основываются на исторической необходимости поддерживать лучшие традиции мировой культуры и на них опираться в освоении инноваций в технике, искусстве, образовании, литературе и журналистике. Они предполагают, что абсолютизация только техники чревата недооценкой этих традиций и связанных с ними принципов литературной грамотности, отстраняемой в пользу умения пользоваться кнопками телевизоров, компьютеров и мобильников. Чрезмерное увлечение экранно-кнопочной грамотностью в ущерб книжной, присущее юной аудитории, вызывает среди коммуникативистов беспокойство из-за негативного воздействия этой тенденции не только на менталитет киберфанатов, но и на их физическое здоровье. Тревогу у родителей вызывает и само пристрастие к «сетевому индивидуализму» ^[13], отчуждающему детей от семьи и общества и создающему риски влияния на них различных «манипуляторов сознания», способных распространять идеи насилия, порнографии и разного рода вариантов экстремизма.

Полемику с Маклюэном ведут и те коммуникативисты, которые в отличие от него более глубоко стараются проникнуть в социальную сущность последствий возрастающего влияния новых коммуникационных технологий на экономику и другие сферы жизни в условиях, когда «глобальные цифровые сети капиталистической организации вступают в постиндустриальную фазу виртуальности и почти чистых электронных коммуникаций»^[14]. Все это способствует радикальным изменениям «в управлении обществом как во времени, так и в пространстве»^[15].

Тезис Маклюэна «средство и есть сообщение» в этой концепции не забывается, но переосмысляется для понимания сути нового статуса информационного бизнеса, образующегося благодаря «переходу от заземленных бумажных форм в конкретных институтах к изменчивым и мобильным формам электронных битов». Это превращение называется «пространственно-временной компрессией» с гибкими моделями «деинститутионализации» прежних форм капиталистического производства путем погружения их в цифровые сети коммуникационных инфоструктур, которые являются «не только орудиями бизнеса. Они становятся его главным организующим принципом»^[16] и претендуют на «осевую роль глобализируемой постиндустриальной экономики» и «нового мирового экономического порядка»^[17]. Люди при этом «фрагментируются не только в пространстве, но и во времени»^[18]. В их жизни возникают «локальная фрагментация, социальная изоляция и пассивность»^[19].

Интересная полемика с идеями Маклюэна относительно гибели печатной культуры содержится в книге Джея Дэвида Болтера и Ричарда Грузина «Ремедиация. Осмысление новых медиа». Модифицируя концепции канадского культуролога, авторы книги употребляют термин «ремедиация» (remediation)