Софья Петровна

Ужас в том, что много лет прошло с момента написания "Процесса", а мало что изменилось. До сих пор полно людей, которые говорят "Зачем нам помнить трагические страницы нашей истории? Лучше будем думать о хорошем. Или вообще думать не будем, будем только есть, спать и размножаться". Сколько уже сказано об Иванах, не помнящих родства, и о прошлом, которое не будучи осмысленно, ударяет по будущим поколениям, а воз и ныне там. Кто-то из великих сказал: "Главной проблемой человечества является то, что оно не учится на собственных ошибках". Увы.
Книга Чуковской не только о памяти и беспамятстве, она о чудовищной лжи. О том, как всё, связанное с культом личности уже в 60-70 годы безбожно вымарывалось как из прессы, так и из народного сознания. Это книга о манипуляции общественным мнением и в этом плане она крайне полезна как для тех, кто к социальной психологии и средствам массовой коммуникации имеет отношение, так и для тех, кто просто не хочет быть оболваненным.
Это какая-то антиутопия наяву. Порой невозможно поверить, что так было. Но ведь было.

Прочла сегодня в сообществе «Бессмертный барак» о том, что 30 октября в России – День памяти жертв политических репрессий. А я как раз хотела написать о женщине, которая сама репрессиям не подвергалась, но за репрессированных очень болела. Лидия Чуковская (дочь нашего любимого детского писателя) не раз выступала в печати открыто и смело с критикой власти, впрягалась в спасение из заключения Бродского, защищала исключаемого из Союза писателей Пастернака, а Солженицын так и вовсе жил некоторое время на даче Чуковских в Переделкино.

В 1939-1940 годах Лидия Чуковская написала повесть «Софья Петровна» − страшную историю о том, что делают с людьми пропаганда и страх. С тех пор, как я прочла её, собиралась почитать Чуковскую еще. И вот сборник «Процесс исключения».

Открывает сборник та самая «Софья Петровна», следом – «Спуск под воду», тоже повесть, прототип героини – сама Чуковская. В писательском санатории женщина хочет держаться подальше от конъюнктурных коллег, но один человек дает ей надежду на тот самый – настоящий – разговор. «Спуск под воду» не так страшен, как «Софья Петровна»: он – следствие леденящего страха, он – невозможность отогреться годы спустя. Прочтите две этих повести в хронологическом порядке – для полного спуска и настоящего погружения.

«Предсмертие» − о знакомстве с Мариной Цветаевой в Чистополе, во время эвакуации. Внимательнейшая к людям и их состояниям Чуковская описывает Цветаеву, которая очень скоро покончит с собой. Боль, неприкаянность, снова попытки помочь…

«Памяти Фриды» − пронзительные воспоминания Чуковской о подруге Фриде Вигдоровой. Журналистка, писательница и правозащитница (насколько это было возможно в СССР), она с еще большей, чем Чуковская, самоотдачей посвящала себя спасению других.

«Процесс исключения» − история исключения Чуковской из Союза писателей. Она подробно документирует заседания за председательством Наровчатова, которого когда-то, будучи редактором отдела поэзии «Нового мира», встретила молодым человеком (очень мне это запомнилось, хотя было раскинуто по разделам).

Открытые письма – прекрасный образец публицистики. В отрывках из дневника много о Бродском и Пастернаке, поклонникам этих поэтов прочесть обязательно надо.

Все тексты Чуковской, будь то художественные произведения, личные заметки или материалы для печати, − не просто документы и «нравы эпохи», не только лишь литературная кухня. Мне ее проза дарит радость общения с интеллигентным, совестливым, сострадающим и при этом очень сильным, смелым человеком. «Добро должно быть с кулаками» − точно нет, а вот высказываться, не молчать добру нужно точно, считала Чуковская.

Культура - отверделые следы благородных порывов человеческого духа, пересекающиеся, перекрещивающиеся, прокладывающие новые дороги в будущее. Бесстрашная память хранит эти следы, обороняет - где от пустодушия, равнодушия, а где от бесчинства. Но я полагаю, что и следы бесчинства необходимо беречь.

Занятное у книги название - "Процесс исключения". Запоминающееся. Заметное.
О страшных вещах пишет Лидия Чуковская. Это как "1984", только это было, было с настоящими людьми. Это настоящие люди тысячами уничтожались, ис-клю-ча-лись из бытия, а потом и из памяти. Слово - это же совершенное оружие. Убери пару слов отсюда, добавь пару слов сюда, замени одно на другое - и завтра все поверят, что так и было. Что вот того не затаскали по лагерям, что этот мирно скончался, а не осел у расстрельной стены, а вот того... а того и вовсе не было.
И каким только чудом находились те, кто использовал слово как зеркало, но не кривое, как щит и меч, а не ножницы и липкую ленту. И как только не ломались. Вопреки всему не ломались.