Цитаты из книги «Штурм и буря»

манера речи Штурмхонда побуждала меня кого-нибудь застрелить. Желательно – его самого.

Я проснулась от нежного прикосновения губ Мала, легонько касавшихся моего виска, век, бровей. Свет от лампы на тумбочке заблестел в его каштановых волосах, когда парень наклонился, чтобы поцеловать изгиб моей шеи.

Я сама пока не решила, но вполне вероятно, что, если меня заставят сидеть на этом дурацком ужине, я уткнусь лицом в торт и начну реветь.

Ожидания, возложенные на меня паломниками, пугали. Они считали, что я пришла, чтобы освободить Равку от врагов, Тенистого Каньона, Дарклинга, нищеты, голода, мозолей на ногах, комаров и всего прочего, что приносило им страдания.

Затем вернулся в свою каюту, выблевал прекрасный ужин, приготовленный моим стюардом, и рыдал, пока не уснул. Но в тот день я стал настоящим корсаром, и именно тогда родился Штурмхонд.

Она пыталась задержать мальчика подольше насколько могла, рассказывая истории и задавая много вопросов, потому что точно знала: если они пойдут спать, ей приснятся кошмары. Иногда ей снились разбитые скифы с черными парусами и скользкими от крови палубами, а в темноте раздавались отчаянные крики людей. Но худшими были сны о бледном принце, припадавшем губами к ее шее. Он сжимал руками ошейник на ее горле и взывал к ее силе во вспышке яркого солнечного света.

что в жизни бесконечно? Вселенная да человеческая жадность»

За сознание приходилось бороться. Большую часть своей жизни я чувствовала себя слабой и больной, но еще никогда не испытывала подобной усталости. Я была шелухой – опустошенной, очищенной. Если бы ветер мог задувать так глубоко под землю, меня бы сдуло без следа. Несмотря на то что каждая косточка и мышца моего тела заныли в знак протеста, мне удалось повернуть голову. На соседних носилках лежал Мал, которого несли всего в паре шагов от меня. Он наблюдал за мной, словно давно ждал, когда я проснусь. Парень протянул руку. Собравшись с силами, я протянула свою руку за край носилок. Когда наши пальцы соприкоснулись, я услышала всхлип и осознала, что плачу. Я рыдала от облегчения, что мне не придется жить с бременем его гибели. Но вместе с благодарностью меня пронзило негодование. Я плакала от ярости, что мне вообще придется жить.

– Почему ты не оставишь меня в покое? – прошептала я однажды ночью, когда он появился у меня за спиной, в то время как я пыталась работать за столом. Прошли долгие минуты. Я уже думала, что он не ответит. Даже понадеялась, что он исчез, пока не почувствовала его руку у себя на плече. – Тогда я тоже останусь один, – ответил Дарклинг и задержался на всю ночь, пока не догорела последняя лампа. Я уже привыкла видеть его в конце коридоров или сидящим на краю моей кровати, пока я пыталась заснуть. Когда он не появлялся, я ловила себя на том, что ищу его взглядом и гадаю, почему он не пришел. И это пугало меня больше всего.

Из мастерской фабрикаторов я направилась прямиком в библиотеку и провела там большую часть ночи. Принесло это одно лишь разочарование. В истории гришей содержались только самые основные сведения об Илье Морозове, несмотря на то, что он считался величайшим фабрикатором, который когда-либо существовал. Он изобрел сталь гришей, метод изготовления небьющегося стекла и смесь для жидкого огня, которая оказалась настолько опасной, что формулу уничтожили через двенадцать часов после создания. Но любые упоминания об усилителях или Костяном Кузнеце отсутствовали.